Ей не повезло с рождения. Она никогда не видела тех, кому обязана своим появлением на свет. Об отце Люда не знает вообще ничего, а о матери кое-что слышала. Например, что та была лишена родительских прав после того, как соседи по дому, сжалившись над беспрестанно кричавшим голодным младенцем, забрали малышку из коробки, служившей ей кроваткой, и отнесли в Таллиннский дом малютки. Долгих 10 лет Люда Корнилова была «государственным ребенком», а потом у нее появилась новая мама. Но случилось так, что совсем скоро дочка своей маме разонравилась.
Девушка-ребенок
На первый взгляд, эта девочка как будто совсем незаметна. Но в то же время на нее трудно не обратить внимания – очень уж она, девятиклассница, внешне отличается от своих ровесников, рослых юношей и развитых девушек. Маленькая, худенькая, взгляд затравленного зверька, походка – будто всеми силами старается избежать контакта с окружающим миром. Трудно поверить, что этой девушке в июне исполнится восемнадцать, по сравнению с младшими по возрасту одноклассниками она выглядит совсем ребенком.
Люда хорошо помнит свое десятилетнее детдомовское детство - сначала казенный дом около Штромки, потом переезд на Малева, 16. Надо сказать, что воспоминания эти, против ожидания, не самые худшие. И поэтому не совсем ясно: то ли что-то стерлось из памяти девочки, то ли действительно в детском доме было значительно лучше, чем потом, рядом с женщиной, удочерившей ее. Хотя, как говорит Люда, поначалу все было прекрасно и замечательно: будущие мама и дочка довольно быстро нашли общий язык.
Татьяне в то время было уже за тридцать. Она, как и всякая другая женщина, очень хотела иметь семью, но не получилось, что-то в жизни пошло не так. Может быть, поэтому она и привязалась к детдомовской девчушке, что чувствовала себя такой же одинокой. Маленькая Люда тоже была очень рада знакомству.
Постепенно отношения между ними становились все более близкими и теплыми. Сначала Татьяна забирала девочку домой на выходные, потом встречи удлинялись, и Люда жила у будущей мамы уже по две-три недели. Через некоторое время Татьяна удочерила девочку, дала ей свою фамилию, юридически оформив все положенные документы, и тем самым сделала ее своей родственницей по закону.
Тогда они были очень дружны. А о том, что со временем их отношения могут быть чем-то омрачены, даже и не думали. Возможно, причина такой недальновидности кроется в отсутствии у обеих достаточного жизненного опыта: у дочки – ввиду несолидного возраста, ну, а у мамы просто-напросто никогда не было своих детей. А стало быть, не было и проблем, с ними связанных.
Недоразумения в семье начались почти сразу после официального удочерения девочки.
«Неудобная» дочь
За десять лет, проведенных в детском доме, у Люды сложился свой определенный взгляд на многие вещи и сформировался достаточно сложный характер. Оно и понятно. Детдомовские дети, как известно, взрослеют гораздо раньше своих «домашних» сверстников, что объясняется многими причинами, и одна из них – дефицит положительного внимания.
По признанию Люды, она сама виновата в том, что между нею и мамой довольно скоро начались серьезные раздоры. Первопричиной этого девочка называет воровство. Нет, она не воровала деньги из карманов честных граждан на улице и не обворовывала квартиры соседей по дому. Она, как ни странно, воровала продукты из холодильника в квартире своей мамы, а значит, и своей тоже. Может быть, в связи с этим и не возникло больших проблем, если бы те продукты принадлежали им. Но то была собственность квартиранта, которому мама сдавала комнату. Разумеется, он стал предъявлять претензии квартирной хозяйке, а та, в свою очередь, дочке.
Последней, по причине строптивого нрава, нелегкого детства, сложной наследственности, претензии, понятно, большого удовольствия не доставляли. Тогда Татьяна, устав от безрезультатных бесед, от слов перешла «к делу» - взялась за ремень. Это была ее первая (и самая главная) ошибка.
Дочка-падчерица
Наверняка многие родители разного возраста могут вспомнить уроки «физического» воспитания: кому-то случалось брать в руки ремень, когда заканчивались слова, адресованные дорогому чаду; а кто-то, напротив, сам в далеком детстве был объектом подобного способа «объяснения ситуации».
Поэтому им должно быть хорошо известно, что даже родные детки, получив подзатыльник (или порцию «розог»), какое-то время находятся в состоянии глубокой обиды на родителя, считая себя незаслуженно жестоко наказанными. Что уж тут говорить о приемном (пусть даже официально усыновленном) ребенке? К тому же помнящем о своей невеселой жизни в детском доме. И так и не сумевшем забыть того горького ощущения брошенности и ненужности.
Так и пошло, как цепная реакция: непослушание – наказание – ответное непослушание, усиленное обидой. Постепенно два когда-то близких друг другу человека становились чужими. Произошло это, скорее всего, потому что мама не рассчитала своих сил и не просчитала возможных будущих вариантов, а дочь…
На вопрос «Зачем же ты воровала продукты? Неужели голодная была?» Люда ответила: «Нет, мама меня нормально кормила. Я сама не знаю, зачем я это делала».
Скажете, странный ответ? Нисколько. Те, кто хоть немного знаком с детской психологией или предпринимал попытки понять, на первый взгляд, необъяснимые поступки своих детей, наверняка поймут, что девочке, видимо, просто не хватало общения и таким способом (не самым лучшим) она старалась привлечь к себе внимание. Мама, к сожалению, этого понять не сумела.
Продленка вместо дома
В детском доме Люда проучилась до окончания третьего класса. В четвертый она пришла в таллиннскую гимназию Паэкааре.
С возрастом более покладистой она не стала, наоборот, взрослея (как, впрочем, и все дети), становилась независимой и потому упрямой. Да еще вдобавок это обострившееся чувство собственного достоинства. Что еще больше усугубило ее отношения с мамой.
Дело доходило до крупных ссор, таких, что соседи по дому не один раз вызывали полицию успокаивать маму с дочкой. Татьяна в порыве гнева обрушивала на приемную дочь буквально лавину самых унизительных оскорблений, приплетала дурную наследственность, никуда не годные гены, вспоминала никчемную родную мать своей дочери, о которой сама знала лишь понаслышке. В подкрепление своих слов отвешивала дочери подзатыльники.
Постепенно Татьяна стала подвергать Люду физическому наказанию за малейшую провинность. К примеру, надела не ту кофточку, что мама велела. Классный руководитель Ася Пироженко рассказывает, что неоднократно бывало такое, что сердитая мама Люды могла прийти в школу и оскорблять ее в присутствии учителей и одноклассников. О подзатыльниках тоже не забывала. Пинки и тычки стали привычным проявлением «материнской любви».
Попытки учителей вмешаться пресекала весьма агрессивно. Педагоги сделали вывод, где на самом деле кроются причины «тяжелого», по словам мамы, характера девочки. Кстати, в школе она такая же обычная ученица, как и другие, никаких вспышек агрессии за нею, по словам А. Пироженко, за эти годы не наблюдалось.
Со временем мама Люды пришла к выводу, что квартиру чужой (хоть и удочеренной) девице она ни за что не отдаст. Девочке стало тяжело находиться в родном доме. Теперь она почти весь день проводит в школе, уроки готовит в группе продленного дня вместе с младшеклассниками, питается в школе бесплатно 2 раза в день: в обед и в «продленке».
Школа как институт воспитания?
«Только не пишите обо мне в газете, - умоляюще заглядывая в глаза, просит Люда. – У нас с мамой сейчас нормальные отношения. Мне ее так жалко: ей трудно, она болеет, сейчас осталась без работы, долги за квартиру. А если она прочитает про меня, то наши отношения опять испортятся».
И вдруг: «А у вас есть с собой телефон? Давайте позвоним маме, она сейчас дома… Алло, мама, это Люда, тут с тобой одна женщина хочет поговорить…»
Пять минут телефонного разговора – это, наверное, не очень долго, но, как оказалось, вполне достаточно, чтобы появившееся было чувство сострадания и желания, может быть, чем-то помочь попавшей в тяжелую жизненную ситуацию женщине тут же исчезло без следа.
Толком даже не выяснив, с кем говорит, но, едва услышав, что речь пойдет о дочери, Татьяна перешла на тот тон, который принято именовать «базарным». Сразу стало понятно, что «нормальные отношения» в этой семье уже ничем не испортишь. Гневно и очень громко, так, что все было слышно даже сидящей поодаль от трубки девочке, женщина, чеканя каждое слово, говорила жуткие вещи.
Телефон буквально разрывался от чужого гнева: «Как вы все надоели своими разговорами об этой девчонке! Сиротинушку жалеть не надо, много вас таких, жалостливых! Вы лучше сами побудьте на моем месте! Это она с виду такая тихая, а на самом деле еще та штучка! Я знаю, кто вам на меня наговорил – ее классная. Сами там наворотили дел, а я теперь расхлебывай. А квартиру мою она все равно не получит. До восемнадцати как-нибудь дотяну, а дальше – пусть катится и живет, как хочет. Пусть идет по стопам своей матери – вокзальной шлюхи!»
Последние слова так называемой «мамы» приведены дословно только потому, что в статье не названа нынешняя фамилия Люды (Корнилова – это «детдомовская»). Только из-за девочки, которой только еще семнадцать и ей жить дальше с таким грузом. Не будь этого условия, фамилия приемной мамы непременно была бы названа – она того заслуживает.
А дальше – жизнь
Меньше чем через полгода Люда окончит основную школу: «Знаете, экзамен по математике состоится как раз в мой день рождения». Учиться в гимназии ей будет сложновато: девочка не самая сильная ученица. Училище – наиболее подходящий вариант. Вот только как ей быть в том случае, если мать исполнит свою угрозу выгнать Люду из квартиры? Тем более, что она уже сказала девочке (это слышала и учительница), что переписала квартиру на совсем постороннюю женщину и не оставит падчерице ничего.
Закон – на стороне Люды
Как сказали в Министерстве юстиции, жилищные права девочки защищены законом. Юридически усыновленные дети наследуют наравне с родными. Поэтому Татьяне, чтобы лишить удочеренную девочку права на жилье, необходимо совершить противоправное действие, что уже является уголовно наказуемым деянием.
Ведущий инспектор молодежной полиции Идаского отдела Лидия Суйметс сказала: «С историей этой семьи я знакома. Года два-три назад мать несколько раз приходила в полицию с заявлениями на дочь и даже просила отправить ее в Каагвере (спецшкола-интернат для девочек. – Л.С.). Но никаких оснований для этого не имеется. Девочка не представляет интереса для полиции. Проблемы этой семьи – исключительно социального плана».
***
«Мама мне говорила, что взяла меня из детского дома из-за денег. Сначала она хотела оформить опекунство, но ей не разрешили, заставили меня удочерить. У нее не было выбора. Она не думала, что ей со мной будет так трудно».
Любовь СЕМЕНОВА
P.S. С января нынешнего года вступил в силу обновленный Закон о пособиях. По нему, пособие на усыновленного ребенка увеличилось в три раза. Вместо прежних трехсот теперь будет выплачиваться 900 крон. Кроме того предусмотрено также одноразовое пособие по усыновлению ребенка в размере трех тысяч крон. Предполагается, что это будет стимулировать людей к взятию на воспитание брошенного ребенка.
