"Молодежь Эстонии" | 07.11.02 | Обратно

Стать чемпионом всегда трудно

Олимпийский чемпион Юри Тармак (70-е годы). Фото из архива «МЭ»

— Юри, я предполагал, что вы немаленького роста, но он же у вас почти баскетбольный.

– Вообще-то по нынешним меркам он теперь средний, 193 см. Но когда я попал впервые в сборную СССР, а были мы 19-летние, молодые, с перспективой на будущее, всего четверо, у одного рост 191, у остальных – 193, и все на нас ходили смотреть и говорили: ишь ты, один к одному, высокие...

— А вес у вас тогда какой был?

– Когда начал прыгать на два метра, то при таком росте – 67 кг. А когда брал самые большие высоты – 73.

— В каком классе вы установили свой первый личный рекорд?

– Помню, что он равнялся 85 см. Так я прыгнул на соревнованиях 3-4-х классов и разделил с таким же счастливчиком предпоследнее место.

— Однажды вы практически в течение года сумели прибавить к своему результату целых 14 сантиметров, со 186 см до двух метров.

– Это произошло, когда после нескольких лет тренировок начинают появляться результаты. Количество переходит в качество. А во-вторых, до какого-то момента я прыгал «ножницами». Но мы уже работали над «перекидным», и когда начал прыгать так, то результат, естественно, сказался.

— За высшим образованием вы отправились в Ленинградский университет. Прыжки здесь повлияли на выбор?

– Причина отъезда была другой. В последних классах школы я очень увлекся астрономией, работал лаборантом, занимался наблюдениями и только об астрономии мечтал. Мне нравилось наблюдать за движением на небе. У нас астрономии не учили, а тогда у Эстонии было два места от республики в Ленинградский университет, я прошел конкурс дома. Тут было 12 человек на место, а потом выдержал экзамены в Ленинграде. Там на три десятка мест претендовало уже 425 человек. Но все же на отделение астрофизики я попал. Но большого применения полученным знаниям в перпективе не видел, интересы менялись, и через три года я перевелся на экономический факультет. Сейчас кандидат экономических наук.

— Но ваш талант прыгуна тоже наверняка имел значение при поступлении?

– Я уже потом узнал, что меня очень не хотели отпускать из Эстонии, было немало препятствий, а в Тартуском университете место было гарантировано.

— Во времена, которые мы сейчас вспоминаем, прыжки в высоту связывали прежде всего с именем Валерия Брумеля. Вам приходилось с ним встречаться в секторе, в жизни?

– Мы встречались немало и тогда, и позже на соревнованиях ветеранов, прыгунов в высоту. Впервые я попал на чемпионат страны в 65-м году, он был в Алма-Ате, в октябре, кажется. А накануне, в сентябре, как раз и случилось это несчастье с Брумелем. Так что в его лучшее время мне с ним не удалось выступать вместе, а когда он вернулся в большой спорт, то мы уже не были конкурентами. Тогда он прыгал даже 2.11, но высокие результаты были уже другими. Мне кажется, что имя Брумеля забывают сегодня несправедливо: он является одним из самых выдающихся спортсменов, он из тех, кто раздвигал пределы человеческих возможностей. Когда американец Чарльз Дюмас прыгнул сначала на 2.12, а потом на 2.14, то все говорили, что выше прыгнуть уже нельзя, это предел и останется результатом на все времена, его никогда не удастся превысить. Но вот Юрий Степанов, ученик моего будущего тренера Павла Гойхмана, прыгнул на 2.15, и этому никто не поверил. Искали объяснения вне спорта, потому что такое казалось невозможным в принципе. А когда Брумель поднял планку до 2.28, то трудно сказать, с чем в те дни это можно было сравнить. И свои результаты он наращивал постоянно, методично, всегда прыгал на 10 см выше других, словно был человеком с другой планеты. Конечно, высокие результаты пришли к Брумелю рано, он был молод, избалован вниманием, это наложило, наверное, какой-то отпечаток на его поведение. Но внутри оставался добрым, интересным человеком.

— После победы на Олимпиаде в Мюнхене вы ведь тоже, вероятно, испытали к себе повышенное внимание окружающих?

– Понимаете, моя ситуация была другой. Я же победил на Олимпиаде и показал свои лучшие результаты, когда уже перешагнул порог 20-летия. В 25-26 лет мы уже сравнительно сложившиеся люди. К тому же к своей победе я шел достаточно долго, через 15 лет тренировок. Первый результат – 85 см, потом все больше. Потому у меня и психология другая, исключающая «звездность», ее проблемы. Конечно, это приятно, когда удается прийти к цели, которую поставил, о выполнении которой мечтал, но менять это тебя не должно.

— Мюнхенская Олимпиада стала вашим звездным часом, но в историю спорта и олимпийского движения она вписана и как трагическая страница, связанная с гибелью от рук террористов группы израильских спортсменов. Прыжки в высоту обычно входят на Олимпиадах в программу последнего дня. Какие нервы требовались, чтобы в этой ситуации войти в сектор?

– Олимпиада – вершина карьеры для спортсмена, он готовится к ней годами, и в индивидуальных видах обычно максимально погружен в себя и предельно собран. В Мюнхен мы приехали через неделю после открытия, все было в полном разгаре, но случившееся лежало на душе тяжелым осадком. Тем не менее все понимали, что Олимпиада все равно будет продолжаться, теперь, вопреки случившемуся, спорт был обязан доказать, что он сильнее зла. Игры были продолжены, хотя, конечно, атмосфера была уже другой, праздника не было.

— К последней высоте вас осталось трое — американец, немец и вы. В такой момент спортсмены наблюдают друг за другом или для них существует только планка, которую надо преодолеть?

– Вы заговорили как раз о том, что и позволило мне тогда выиграть. Соревнования бывают разными, но главные среди них – Олимпиады и чемпионаты мира или континента. На соревнованиях рангом пониже есть группы явных лидеров и тех, кто не особенно может рассчитывать на высокое место. Лидеры, разумеется, следят друг за другом, и я знаю многих, кто в совершенстве владел тонкостями именно психологической борьбы. Они даже намеренно вначале сбивали планку, чтобы потом выиграть. Вроде не складывается, не идет, но в нужный момент высота берется с первой попытки. Таким был, например, чемпион Европы Валентин Гаврилов. Он мог, начиная с 1.90 и до 2.20, каждый раз брать планку так, чтобы она качалась. Это – высокое искусство, тут так надо уметь чувствовать свое тело, чтобы прыгнуть так, как требуется.

На Олимпиаде психологическая борьба носит совсем иной характер. Конечно, есть фавориты, которые, по общему мнению, и должны выиграть. Но к таким соревнованиям обычно всегда готовят «темных лошадок», тех, от кого ничего не ждут, а они преподносят вдруг сюрприз. Особенность прыжков в высоту еще и в том, что соревнования начинаются с маленьких высот, и очень впечатляет, когда соперник, в котором ты не видишь конкурента, начинает вдруг прыгать с таким запасом, что думаешь: так он и рекорд мира установит. И теперь ты уже не знаешь, за кем же следить, основные конкуренты те же, но другие так легко прыгают... И единственно верная, на мой взгляд, тактика здесь – стараться не обращать внимания на соперников, заниматься делом и показывать результат. В финал нас вместо обычных 12 попало на этот раз два десятка, хотя квалификационная норма была очень высокой, с ней на предыдущей Олимпиаде можно было занять четвертое место. И заряд на победу у всех финалистов был огромным. Повезло мне в том, что прыгал я вторым, первым был грек, но он быстро сошел. Так что я фактически в попытках прыгал первым. Надо было только следить за сменой высот, прыгать, и все. А остальным требовалось меня постоянно догонять.

— Вам так в жизни везло часто?

– Наверно. Ведь к подобным соревнованиям готовишься всю жизнь, но буквально за пару дней может случиться травма, что угодно может произойти, что выбьет из колеи. Быть в такой момент здоровым и готовым сделать то, что необходимо, большая удача.

— Звание олимпийского чемпиона вам потом в жизни помогало?

– Оно давало возможность не затеряться в жизни, но я об этом как-то не очень много думал.

— У Эстонии есть свой олимпийский чемпион по прыжкам в высоту, рекорд страны сегодня 2.30. Но все равно кажется, что эта дисциплина у нас не слишком на виду.

– Вы сами сказали о рекорде страны, это результат высокого класса. Но, конечно, кроме одаренных спортсменов требуются еще и традиции тренерского искусства, когда уже в детстве надо угадать талантливого прыгуна, подготовить его, но, может быть, самое главное в тренерском искусстве – не помешать, не испортить того, из кого может получиться позже большой спортсмен. Сейчас одной из крупных эстонских фирм руководит человек, у которого были когда-то выдающиеся для прыгуна данные. Думаю, продолжай он заниматься, показал бы такие результаты, какие мне никогда не были бы по силам. Впрочем, стать чемпионом всегда было трудным делом, время здесь значения не имеет, только работа...

Николай ХРУСТАЛЕВ