Над пропастью мотивов

Александер ЭРЕК

Русский является родным языком для каждого третьего жителя Эстонии и только для каждого седьмого студента. Такая вот статистика. Ленивы и нелюбопытны, выходит, представители нацменьшинств, раз не простираются их академические амбиции дальше школьного аттестата.

То ли дело титульный этнос. Его тяга к знаниям оказалась так велика, что перестала умещаться в стены известных четырех таллиннских и двух тартуских вузов. Год или полтора назад мы с гордостью сообщили о том, что по числу студентов и высших учебных заведений идем чуть ли не впереди Европы всей. При этом, конечно, деликатно умолчали, что многие из новоявленных вузов – это всего-навсего сменившие вывеску техникумы, а студенты...

Но речь не об этом. Речь о том, что мало студентов – русских. Потому что последний школьный звонок и посвящение в студенты разделяет пропасть. Переход через нее – это смена привычного русского языка обучения на непривычный эстонский.

Заметившие разительную диспропорцию в национальном составе грызущих гранит науки активисты Союза студентов объяснили малый удельный вес русских в списках имматрикулянтов слабым знанием эстонского языка, на котором ведется обучение в большинстве здешних вузов. А слабое знание есть следствие плохого преподавания этого языка в школе, следствие отсутствия интереса к нему и т. п.

Достаточен ли школьный курс эстонского языка для того, чтобы продолжить образование в эстонском вузе? В Министерстве образования и науки почти готовы ответить: «Да!». Потому что за истекшие десять лет существенно обновлены программы, учебные пособия, больше стало учителей и уроков эстонского. Но при всем при этом в нашем Мин-образе склоняются к варианту: «Скорее да, чем нет», а то и вовсе к более пессимистичной версии: «Скорее нет, чем да».

Дело в том, что даже очень хорошо поставленное преподавание эстонского в русских школах желаемого эффекта не даст, если не будет подкреплено внеаудиторным общением. Или хотя бы возможностью слышать этот самый эстонский язык где-либо еще, кроме уроков. Поэтому только благодаря урокам не заговорят по-эстонски жители Нарвы или Силламяэ. Они его, кроме как от учительницы, скорее всего, ни от кого на улице не услышат. Несколько больше шансов на внеаудиторную подпитку и закрепление на практике имеют юные жители Кохтла-Ярве, Йыхви или Ахтме. Однако и здесь есть свои «но». Так, по результатам очередного рейда языковой инспекции было выявлено, что государственным эстонским языком в русских школах Северо-Восточного региона недостаточно хорошо владеют не только учителя химии, физики или географии, но и эстонского языка. Весть об этом мысленно возвратила автора этих строк в начало восьмидесятых, когда «МЭ» на свой страх и риск подняла вопрос о качестве преподавания эстонского языка в русских школах. В частности, о том, что учителей эстонского для русских школ никто не готовил и не готовит. Начали и до сих пор готовят. Но резервов, как видите, непочатый край. Получение высшего образования выпускниками русских школ, особенно если мы имеем дело с общественно-правовыми вузами, где есть бесплатные места, связано с переходом на государственный язык обучения. Даже для человека, свободно и бегло владеющего эстонским на разговорном уровне, такой переход сопряжен с немалыми психологическими нагрузками, так как одно дело знание повседневной обиходной лексики и совсем другое – профессиональной. Добавим сюда необходимость беглого владения языком и письменно, так как придется конспектировать лекции. В том же Министерстве образования с этим соглашаются, но не совсем безоговорочно. Мол, все эти препятствия и страхи преодолимы. Мол, все нипочем, если есть достаточная мотивация. Не пугаются же ехать на учебу за границей, где все на английском или немецком языке. Мотивация решает все. Но сопоставимы ли по силе побудительные мотивы получить образование даже в заштатном заокеанском колледже с мотивом поступить в один из наших многочисленных университетов? Даже если самой профессии там обучат средне, то в любом случае все окупится побочным продуктом в виде полученного в процессе учебы знания английского языка. Конечно, поступив в наш вуз, можно здорово поднатореть в эстонском. Но куда с ним, рассуждают многие, кроме самой Эстонии, сунусь. А с английским языком да с заморским дипломчиком тут могут и без перфектного «ригикеля» принять.

Так что мотив мотиву рознь. Какой в данном случае сильнее, пусть решают те, кто стоит перед выбором.

Сегодня, слава Богу, никто не спорит, нужно в Эстонии знать эстонский или нет. Но при однозначно положительном ответе нужно помнить, что русский язык является родным для постоянно живущего здесь национального меньшинства. Меньшинства, которое на равных принимает участие в создании совокупного продукта и пополнении государственного бюджета. Следовательно, меньшинства, имеющего право на государственное обеспечение и образование на русском языке. Почему это меньшинство покорно сносит ущемление своего конституционного права на образование на родном ему языке, понять сложно. Возможно, причина в том, что очень долго висел над головами дамоклов меч перевода на эстонский язык преподавания даже русских гимназий. Угрозу отвели, и все вздохнули облегченно. Но ведь только отвели, а не устранили. Закон-то остался. И за все годы восстановленной независимости, а также действия и бездействия этого закона, равно как и многих других, ситуация по сути не изменилась.

Если говорить о том же образовании, то лишение русскоговорящего меньшинства возможности получать высшее образование на родном языке уже в самом обозримом будущем поставит диаспору перед тем, что в ней не будет представителей своей русской интеллигенции. Кому это на руку?