Рыцарь из пламени

Анатолий КОРОЛЕВ,
обозреватель

140 лет со дня рождения великого деятеля русского и мирового театра Константина Сергеевича Станиславского.

Жизнь Станиславского, несмотря на то, что он рассказал про себя практически все, без утайки и до конца, так и не понята, она разгадана едва ли наполовину.

Практически каждый биографический факт ставит в тупик. Его отец Сергей Алексеев (настоящая фамилия Станиславского — Алексеев, а Станиславский всего лишь сценический псевдоним) был фабрикантом, богатейшим человеком того времени. Однако до самой женитьбы он спал в кровати вместе со своим отцом, тоже богачом, который не считал нужным купить отдельную кровать взрослому сыну, потому что так патриархально жил его собственный отец, прадед Станиславского, ярославский крестьянин.

Мать родила мужу десятерых детей, которых держали в исключительной строгости нравственных правил.

Жить в таком напряжении было порой просто опасно. Когда, например, маленький Костя похвастал за столом, что спокойно усмирит Вороного — самую злую лошадь отцовской конюшни, отец велел надеть на хвастуна шубу, валенки и выставил из дома во двор усмирять коня. Это взаимное упрямство взрослого и ребенка едва не кончилось гибелью мальчика, который все-таки пошел к конюшне.

Именно из этой атмосферы взвинченного максимализма родился знаменитый фанатизм Станиславского, который мог годами (!) репетировать крохотный фрагмент пьесы, доводя поисками совершенства своих актеров до полного изнеможения.

Он был настолько предан своему театру, что когда актриса Алиса Коонен только намекнула о своем желании играть на другой сцене, Станиславский воскликнул: это то же самое, что выколоть глаза нашему Игорьку!!! (сыну Станиславского и Марии Лилиной).

А когда знаменитая Айседора Дункан (вспоминает она в своих мемуарах) всего лишь шутя наградила Станиславского поцелуем, тот, изменившись в лице, отшатнулся от дивы с возгласом: но что будет с нашим ребенком?

С каким ребенком? — изумилась актриса. Произошла немая сцена, после которой она поняла, что пурист Станиславский не может помыслить о поцелуе без дальнейшего брака и ответственности за будущее дитя этого чувства.

В семье Станиславского не было никаких особенных склонностей к занятию театром, но, будучи принципиальными домоседами, отец и мать решили создать детям полнокровную жизнь в замкнутом домашнем кругу, куда по обязанности вошел и театр.

Реакция на домашний театрик у Станиславского была необычайно страстной. Он на всю жизнь запомнил свой крохотный сценический дебют, когда в возрасте трех лет исполнил рольку Зимы в домашнем театре. Уже тогда он проявил замашки будущего реформатора сцены. Малыш не понимал, почему не должен сунуть деревяшку в огонь свечи, а должен всего лишь изображать разжигание костра.

Ощущение неловкости при бессмысленном бездействии на сцене, вспоминает Станиславский, тяготило малыша уже тогда чувством неправды. Вот почему он, как только раскрылся занавес, сунул палку с ватой в огонь и затеял настоящий пожар. В этом огне и родился рыцарь искусства, который шагнул к нам из пламени.

Мучительная борьба с фальшью станет навязчивой победной идеей Станиславского на всю жизнь, здесь он завоюет лавры сначала российского, а затем мирового признания. Логика его мысли при создании «системы Станиславского» была совершенно проста и сложилась еще в ранней молодости: почему художник, прежде чем подойти к холсту, учится растирать кисти, рисовать натуру, накладывать светотень, почему музыкант сначала разучивает ноты и технику игры на инструменте, а вот актера никто ничему не учит, и на сцену лезут все кто ни попадя?!

Созданию системы обязательных правил для игры на подмостках он посвятил почти 60 лет своей жизни. По сути, он создал азбуку и письменность, математику и алгебру, астрономию и физику современного театрального действия.

Эта установка на постижение театральной механики сыграла, в конце концов, со Станиславским злую шутку. Овладев всеми принципами игры, он вдруг не смог играть на сцене сам, будучи гениальным актером от рождения, что признавалось всеми современниками мастера. Полнокровные последние роли он сыграл незадолго до того, как его система окончательно сложилась, в начале XX века. К 1917 году он уже практически не мог играть, не мог выйти на сцену, раздавленный знанием о том, как надо играть, и будучи не готовым исполнить свои собственные установки. Эта драма замалчивается в апологетических биографиях мастера. Наиболее совершенным считается исполнение Станиславским ролей Тригорина в чеховской «Чайке» и Вершинина в «Трех сестрах».

Другой знаменитый плод его гения — это создание нового типа театра. Речь о МХАТе. Московский общедоступный художественный театр был создан Станиславским вместе с драматургом Владимиром Немировичем-Данченко (1898). Этот дуэт двух тогдашних театральных звезд России оказался феноменом гармонии. Страсть и фанатизм одного были уравновешены глубиной и методичностью другого. Слившись в одно, они сотворили чудо поразительных по глубине и красоте постановок, которые потрясли тогдашний мир совершенством театрального действа. Вспомним хотя бы трагедию «Царь Федор Иоаннович» А.Толстого или «Доктор Штокман» Г. Ибсена. А умноженный на бескорыстие миллионера Саввы Морозова, подарившего актерам новое здание, феноменальный театр стал, может быть, самым дорогим экспортным продуктом Российской империи, равного которому в сфере искусства до сих пор нет.

К экспансии театральной системы и МХАТа Станиславский добавил третье слагаемое своей духовной атаки — он совместно с Немировичем-Данченко открыл феномен драматургии Чехова, приручил сердце писателя к сцене, увлек написанием новых пьес и дал русской культуре новое измерение.

Без МХАТа не было бы ни «Чайки», ни «Трех сестер», ни «Дяди Вани», ни «Вишневого сада». Сегодня, когда система Станиславского стала тривиальностью школы, а МХАТ неузнаваемо переменился и опошлился, только одна драматургия Чехова все еще продолжает во всей полноте тот идеальный нравственный натиск, первотолчок которому дали Отцы-Основатели. Бум чеховских постановок в Европе и мире до сих пор продолжается, там веет дух Станиславского.