Магия щедрой скупости

Николай ХРУСТАЛЕВ

В «Призраке любви», одном из последних спектаклей Русского драматического театра, Кирилл КЯРО сыграл персонажа, которого можно назвать Человек-дверь. Сыграл весело и с видимым удовольствием, подтверждая еще раз, что радостью для актера может быть сам факт выхода на сцену. А роли на ней бывают разными - большими и не очень. Нашему собеседнику хватает сегодня и тех, и других.

- Кирилл, вы учились в славной «Щуке», театральном училище при Вахтанговском театре. О чем вспоминаете сейчас, думая о том времени?

- О том, наверное, что его уже никогда не вернуть. Так было хорошо. Этого действительно никогда не вернуть. Можно приехать, повидать старых друзей, побывать на каких-то уроках, мастер-классах, но все равно это будет уже другое. И Москва будет уже другая, и ты другой. Было много надежд, веры.

- От тех прежних сегодня что-то осталось?

- Конечно. Иначе какой смысл работать? Я поступил в «Щуку» со второго раза. В первый раз и не мог бы поступить, потому что еще учился в средней школе и в Москву поехал только для того, чтобы посмотреть, что же это такое. Даже басню «Волк и ягненок» до конца не выучил. В училище приехал прямо с вокзала, с вещами. Только переступил порог - слышу, кричат: кто хочет на прослушивание, пока очереди нет, потому что 7 вечера. Я пошел, прочитал всю свою программу, а на басне споткнулся, никак не мог вспомнить, чем там все кончалось. Но к экзаменам меня все же допустили, но тут выяснилось, что я еще школьник. Поступал тогда я, как и все, везде - сразу и в ГИТИС, и в Щепкинское, и во мхатовское. Где-то дошел даже до третьего тура. И когда уезжал домой, то был абсолютно уверен, что обязательно снова приеду. Потому весь следующий год был полностью посвящен мыслям о поступлении. И это было время, когда в театр влюбился по-настоящему. Тогда и наш Русский драматический мне по-особому открылся, стал родным.

- Но при всем том в родной Русский театр вы после училища сразу не вернулись?

- (Улыбается.) Но всегда хотел... Конечно, были разные причины. Во-первых, личные, семейные. К тому же я действительно был влюблен в Москву. Хотя первые полгода там был в ужасной растерянности, не понимал, что происходит вокруг, и очень хотел обратно домой, в Таллинн. Все 6 лет, что провел в Москве, Таллинн и Эстонию не забывал ни на секунду, возвращался с огромной радостью. Но и в Москве хотелось зацепиться, и цеплялся, работал в театре Джигарханяна полтора года, в антрепризе работал у Евгения Стеблова, делали спектакль по Чехову. На телевидении работал, все было. Но лишь бы только в Москве - этим не болел. К тому же тогда наступил достаточно сложный момент - жизненный, финансовый, опять же и психологически было непросто, приезжих в Москве не очень жалуют. Люди там, конечно, очень хорошие, но все равно в какой-то момент это так достало все вместе, что уехал. К тому же постоянные визовые дела, я же по визе жил, и ею надо было постоянно заниматься...

- Возвращаясь, не опасались, что отношение к вам останется, как к тому мальчику, что учился тут когда-то в театральной студии, а теперь вернулся?

- Опасений действительно было немало. И актеры в театре, и педагоги в студии к нам же относились, как к детям. Но этими мыслями старался голову не забивать. К тому же атмосфера в нашем театре времен моей учебы в студии по сравнению с той, что была, когда вернулся, сильно не изменилась, была доброжелательной, человечной, так что надеялся, что все будет хорошо. Случиться в театре может все, везде может что-то случиться, но не сравнить с московскими отношениями, когда к пришедшей только что из училища актрисе относятся так, словно она собирается занять чье-то место. У нас такое представить невозможно. Еще про Москву хочу, это важно. На самом деле тогда я начал суетиться, вдруг почувствовал, что стал терять себя, профессию, и в этот момент хотел просто успокоиться и нормально заниматься делом - спокойно, без нервов. В Москве много возможностей, но и соблазнов много, а, главное, много борьбы за деньги, за то, чтобы выжить. Потому легко удариться в какую-то авантюру, сначала она кажется многообещающей, но в итоге можно потерять все. Потому, вспоминая в Москве о Таллинне, я думал, что дома был в большем согласии и мире с самим собой.

- А на сцене чаще собой довольны или недовольны?

- Кто же тут чистую правду скажет? Конечно, чаще недоволен. Но иногда и доволен, хотя вопрос все равно провокационный. Я нередко надоедаю сам себе с претензиями, но при этом и доверять себе надо чаще. Не могу сказать, что не люблю себя.

- Какое из назначений на роль обрадовало вас больше всего?

- По-разному радовали все. Моя первая роль была в «Провинциалке». Нет, подождите... Первой была роль в «Заколдованном принце», детская сказка всегда для разгона хорошо. А в «Провинциалку» был ввод, много репетиций не получилось, но от этой маленькой роли получал большое удовольствие. Когда мне потом предложили медведя Балу в «Маугли», я сильно не обрадовался, но позже стало интересно, чтобы играть эту роль, требовалось подумать, поискать, напрячься, словом. Еще накануне премьеры было чувство, что ничего не получится, присутствовали одни растрепанные чувства. Но обошлось, и опыт получил. А «Шум за сценой» у нас был спектаклем о том, что может происходить за кулисами любого театра. Думалось, что зрителю это может быть любопытно. Моим друзьям и знакомым «Шум за сценой» нравился, и все же у этой постановки была короткая жизнь.

- Возможно, закулисная жизнь театра - это не самое интересное, что стоит показывать на сцене?

- Наверное, интересно это может быть только самим актерам. Мне в этом спектакле казалось занятным постоянно менять качество, переходить мгновенно из персонажа в героя, которого он по ходу играет на сцене. Но насколько все это было любопытно зрителям - уже другой вопрос. Вообще, я часто думаю, что может быть интересно зрителю? Вы как думаете?

- Так сразу и не скажешь...

- Считается, что большинство зрителей предпочитает смотреть на сцене историю любви, а как раз ее в «Шуме за сценой» не было. Разве что там была пародия на то, как любовь играют в театре.

- Про историю любви нам проще будет говорить, вспоминая о ваших ролях в «Бешеных деньгах», а особенно в «Грозе».

- Две эти пьесы написал один автор, Александр Николаевич Островский. Но если в «Бешеных деньгах» любовь неразделенная и роковая, то в «Грозе» она еще и на уровне подсознания, чуть ли не животная, потому и короток там ее век. А отсюда и человеческая слабость Бориса. В «Бешеных деньгах» любишь, несмотря ни на что, любовь в «Грозе» обречена уже изначально. Но какая бы она ни была, рассказывать со сцены о любви всегда трудно. О любой - счастливой, несчастливой, ответной, безответной.

- Как вам работалось с Марией Авдюшко, играющей Катерину?

- Очень интересно, потому что часто на площадке ее надо было понимать, разгадывать. Что-то она понимала и воспринимала непривычно, по-другому. На первый взгляд, она играет очень просто и скупо, очень закрыто даже, но за скупостью стоит, по-моему, такая актерская и человеческая точность и щедрость. Однажды на первом еще курсе в училище я играл отрывок с девушкой из Кореи. На показах у нас обычно запрещалось аплодировать, но тут мы с ней сыграли чеховского «Егеря», и зал начал аплодировать. Это был такой нам подарок. У Марии тоже свой какой-то стиль, в ней присутствует какая-то внутренняя углубленность, концентрированность. Магия такая.

- Про историю любви речь и в мольеровской «Любви и золоте». Ваш Клеант там совсем мальчишка...

- Но современный мальчишка. Хотя спекталь вроде про давным-давно время, но разговор-то о сегодняшнем, о том, как хочется быть самостоятельными, ни от кого не зависеть, как свободы хочется. И все это сделано чуть гротескно, но легко, с юмором, музыкой.

- А иметь в партнерах художественного руководителя - это артиста не сковывает?

- Меня не сковывает. Но и Томан не дает к этому повода. Когда мы начинали работать, я даже не мог представить себе, сколько всего есть в роли Клеанта. Потому очень люблю его.

- Мы все с вами о ролях театральных, а вы ведь еще снялись с Тамарой Солодниковой в телевизионном рекламном ролике, прославляющем, кажется, возможности мобильной связи. Он принес вам известность?

- Принес вопросы незнакомых людей: это вы были на джипе? А я как раз купил себе «Фольксваген» в лизинг, 81-го года, старинный совсем, он на джип никак не тянет. Приезжаю, как положено, куда положено, а у меня спрашивают: где же ваш джип? Да вот, отвечаю, до сих пор крышу чиню. Но машину мне хотелось, хоть и старую, хотелось водить. Интересно же... А первую телевизионную известность, кстати, мне принес ролик, который наш театр сделал перед премьерой «Бешеных денег». Прихожу в наш магазин, меня там знают, потому что постоянно бываю, рядом же с домом. А тут продавщицы смотрят с уважением: мы вас по телевизору видели, какой вы молодец, добились своего. А я думаю: чего же это добился?

- В театре вы играете, машину водите. Чего хотели бы попробовать еще?

- Много чего. Говорить на нескольких языках. Нет, сложный вопрос...

- Задам попроще. Девушки молодого артиста дарят вниманием?

- Как и любого другого мужчину...