погода
Сегодня, как и всегда, хорошая погода.




Netinfo

interfax

SMI

TV+

Chas

фонд россияне

List100

| архив |

"МЭ" Суббота" | 27.09.03 | Обратно

Мне почему-то казалось, что время идет вперед

Николай ХРУСТАЛЕВ,
АНАПА-ТАЛЛИНН

С режиссером Эльмо Нюганеном мы разговаривали буквально через несколько часов после показа на Открытом фестивале стран СНГ и Балтии «Киношок» его картины «Имена в граните».

По совпадению это был, пожалуй, один из самых напряженных дней фестиваля. Насыщенная конкурсная программа вместила 9 сентября три коротких и два длинных фильма, а кроме того, именно в этот день сверх программы было показано и наделавшее столько шуму в Венеции «Возвращение» Андрея Звягинцева.

По традиции рабочий день фестиваля завершался ежедневным обсуждением картин дня, обсуждением тщательным, где вместе с критиками имеют возможность высказать свое мнение все желающие. В списке обсуждаемых «Имена в граните» оказались последними, и ждать своей очереди, сидя перед полным залом, Нюганену и одному из его артистов Марту Тооме пришлось почти два часа. Когда в конце концов приступили к разговору об «Именах в граните», случилось непредвиденное: вместо того, чтобы говорить о конкретном фильме, пошли экскурсы в историю, зазвучало слово «оккупация» вкупе с привычными воспоминаниями о встрече с цветами в 40-м году. Словом, началась та «реконструкция» прошлого, которую сегодня трудно назвать и реальной, и актуальной. Тогда-то и встал со своего места актер, режиссер и писатель Сергей Юрский. Его короткое выступление хотелось бы привести сейчас практически целиком:

- Только что вы нашли столько смыслов и глубин в малюсеньком ученическом фильме, так долго обсуждали их, и все это было для вас многозначно и многосмысленно. А тут для вас просто, ясно и малолюбопытно громадное полотно, сделанное выдающимся художником. А Эльмо Нюганен - выдающийся режиссер и актер театра, и в этом качестве я его хорошо знаю. У него первый театр в одной из самых театральных стран.

Сегодня его первый фильм меня очень порадовал, было очень интересно сравнивать его с увиденным сегодня же русским фильмом «Возвращение». Это совершенно разные вещи, но это именно сегодняшняя тенденция, которая будоражит. Здесь социальное кино, потому что, слава Богу, Нюганена мало интересуют изыски постельных сцен, которые типичны для периферийного, второстепенного и вымирающего кинематографа...

Нюганен разговаривает со своим народом и обращается к истории своей страны со всей искренностью. Эта картина, как мне кажется, покаяние нации от лица нынешнего молодого поколения. Не случайно в фильме снялось так много учеников Эльмо, потому что за ним идет театральная молодежь Эстонии. Мне бесконечно надоели бандитские или не бандитские, но старающиеся показаться бандитскими лица на экране, потому что сейчас это направление не только нашего, но и вообще кино. Наконец-то в «Именах в граните» хорошие, одухотворенные лица - полные наивности, растерянные, но с пониманием того, что происходит. Ведь потом не нашлось даже таких растерянных, наивных и боящихся - все пошли с цветами встречать. И надо все это иметь в виду, чтобы понять, почему эта картина имеет такой громадный прокат в Эстонии, почему молодые люди ходят не только на великолепный спектакль Нюганена «Три мушкетера», но и, доверяя ему, идут на фильм «Имена в граните». Я полагаю, что нельзя быть ослепленными и не увидеть эту тенденцию...

Таким было выступление Сергея Юрского на обсуждении «Имен в граните» на «Киношоке», и в предстоящем разговоре с режиссером мы не могли обойти этой краткой и выразительной речи.

- Сергей Юрьевич ждал два часа. Ждал и молчал, до этого не признес ни единого слова. Он выходил, потому что ждать так долго очень трудно. Потом возвращался. Комментировать его слова, я думаю, смысла нет, он сказал то, что хотел сказать.

- Юрский упомянул о вашем знакомстве. Может, это он по знакомству вас поддержал?

- Трудно сказать. Конечно же, мы знакомы. Но наше знакомство, думаю, не повод, чтобы гладить друг друга. На самом деле мы встречаемся с Юрским не очень часто, и это всегда мимолетные, секундные встречи. Но я при этом так часто думаю о нем.

- Эльмо, вы режиссер театральный и потому готовы к рекциям зрителя спектакля. Что испытали сегодня в кинозале на показе своей картины?

- Вы о том, волновался ли я? Нет, не волновался. Что волноваться, когда уже ничего не изменить - дело сделано. Кино - это консервы, бычки в томате, которые тиражируют. А театр - это салат, всегда можно что-то изменить. И все же, если быть честным до конца, то спокоен во время общего обсуждении я действительно был достаточно долго. Но абсолютное спокойствие ушло часа через два, когда происходящее меня стало немного угнетать. Показалось, что присутствующие пришли говорить об одном, пришли, чтобы поучаствовать в диалоге, а разговор об «Именах в граните» вдруг пошел совсем в ином направлении. И нервничать-то я начал как раз не за себя, а за тех, кто сидит передо мной. Наконец, наступил момент, когда я понял, что если какие-то вещи и можно все же выяснить, то о других и смысла нет говорить. Потому что глупо что-то говорить, когда тебя не слышат.

- Немало претензий было высказано к посткриптуму фильма: «В 1940 году Эстония была оккупирована без единого выстрела».

- Мои продюсеры из соображений политкорректности тоже предлагали это не писать. Но для меня, когда снимал, как раз это было самым важным. Все здесь цеплялись за слово «оккупация», а для меня главным было, что «без единого выстрела». В конечном счете каждый человек имеет право на собственное мнение, но то, что все свелось к тому - оккупировали или не оккупировали, вызвало недоумение.

- Но сначала был все-таки показ. Насколько отличались, по-вашему, реакции здешнего зрителя от тех, свидетелями которых мы были в Эстонии?

- Ничем не отличались, были такими же. Там же смеются и там же плачут. И критики, кстати, здесь говорили то же самое, что и в Эстонии.

- Вообще критические обсуждения часто тоже напоминают своего рода спектакль. Сегодня вы на таком просидели три часа...

- Прежде всего я благодарен всем, кто пришел на обсуждение и кому хотелось сказать о нашей картине. Кому-то действительно пришлось ждать достаточно долго, кто-то не дождался, но многие оказались терпеливы. Потому что им было что сказать.

- Вы были готовы к чрезмерной тенденциозности обсуждения?

- Конечно. Хотя мне почему-то казалось, что время идет вперед. Я думал, что и весь мир, и два конкретных государства - Эстония и Россия - пришли уже к состоянию, когда никто не поминает друг другу: а вот вы в таком-то году сделали то-то и то-то. Так же можно препираться до бесконечности. Конечно, я был готов к такому повороту событий и в Анапе, но в глубине души все же надеялся, что подобного, может быть, не случится. Тем не менее это произошло, и теперь я даже не знаю, с каким знаком мое удивление по этому поводу - плюсом или минусом. Могу просто сказать, что я у-див-лен. Я надеялся на другой разговор, иное качество обсуждения. Хотелось конкретного профессионального разбора картины.

- Тем не менее услышали ли вы нечто такое, что могло показаться новым, неожиданным?

- Нет. Я хорошо знаю недостатки своей картины, тот, кто делает спектакль или фильм, не может их не знать, не понимать, что сделал, а чего не сделал. Да, ничего нового я не услышал, но встретил немало подтверждений тому, что было нами задумано. На обсуждении, между прочим, было выступление человека, который признался, что фильма не видел, но все услышанное настолько его заинтересовало, что теперь он обязательно будет искать возможности это кино посмотреть.

- В кулуарах фестиваля о фильме немало говорилось, причем большинство высказываний было лестными для картины, и все это разительно отличалось от оценок квалифицированных кинолюдей на обсуждении. Получается, что с осторожностью следует относиться как к одному, так и к другому мнению?

- Вообще-то нормальное кино не делается для критиков и кинолюдей. Снимают кино для обыкновенных зрителей, для широкой аудитории. И как раз эти люди решают для себя, хотят они или нет посмотреть этот фильм. Если идут - значит, идут, не идут - что ж поделать? Это мне кажется очень важным и для кино, и для театра. Хотя то же самое относится и к литературе, и к музыке, к любому другому искусству.

- На обсуждении вы высказались в том смысле, что делали свое кино для зрителей в Эстонии, так же, как во Франции, скажем, снимают кино для французов, в Финляндии - для финнов, а в России - для россиян. Это замечание показалось принципиальным.

- Самое худшее, что могло бы случиться с нашим фильмом, это то, что на каком-то фестивале, в Анапе, к примеру, фильм бы восприняли, дали бы ему премию, а в Эстонии бы его при этом никто не смотрел. Это было бы самым ужасным, зачем тогда, получается, он?

- И здесь, и в Эстонии, кстати, тоже по поводу «Имен в граните» нередко звучали слова «государственный заказ». Но как раз в Анапе кто-то сказал, что это не государственный, а народный заказ.

- Это действительно был заказ, и не государственный, и не частный, и не коммерческий, и даже не кинематографический. Просто немало людей, живущих в Эстонии, хотели увидеть фильм на эту тему. Причем не имело значения, кто снимет такой фильм, кто им будет заниматься. Но в такой картине была огромная внутренняя общественная, народная, называйте, как хотите, потребность.

- Есть ли у вас сегодня следующий кинопроект?

- Начистоту?

- Начистоту.

- Если бы я хотел, он бы обязательно появился. Но пока я сам не знаю, чего бы мне хотелось...


Р.S. Этот разговор состоялся за несколько дней до того, как на торжественной церемонии закрытия «Киношока» стало известно, что фильм эстонского режиссера Эльмо Нюганена «Имена в граните» удостоен специального диплома жюри. Редакция «МЭ» от имени читателей нашей газеты искренне поздравляет создателей картины с этой наградой.