Русская диаспора: взгляд из Москвы

Какой будет политика России по отношению к соотечественникам за рубежом?

Как уже сообщала наша газета, государственно-общественный фонд «Россияне» при правительстве Москвы проводил в ряде независимых государств, бывших республик Союза ССР, в том числе и в Эстонии, мониторинг о положении российских соотечественников. Предполагалось, что результаты этого исследования будут широко обсуждены с участием российских и зарубежных экспертов. Два таких обсуждения — в Петербурге и Москве — уже прошли. На этой неделе состоялось последнее, итоговое обсуждение отчета в МИДе России.

Наш корреспондент Нелли Кузнецова связалась по телефону с Москвой и попросила Татьяну ПОЛОСКОВУ, руководителя Аналитического центра фонда «Россияне», возглавлявшую исследование, прокомментировать его результаты, ход обсуждения проблем в МИДе.

— Наш итоговый отчет получился большим — около 800 страниц. И мы действительно широко его обсуждали. На совещание в МИД, например, были приглашены и российские эксперты, и представители зарубежных стран. Кстати, выступавшая на этом совещании руководитель аппарата Комитета по делам СНГ и связям с соотечественниками Госдумы РФ Мария Лазутова особо отметила, что обсуждение итогов таких мониторингов должно несомненно носить открытый характер. Ибо для того, чтобы Россия могла аргументированно излагать и защищать свою позицию в международных организациях, ей надо опираться на открытые данные мониторингов. И в этом смысле нам надо брать пример с американцев или европейцев, которые всегда стараются придать максимальную гласность мониторингам подобного рода. И на совещании особенно подчеркивалась важность того, чтобы в обсуждении итогов таких исследований принимали участие эксперты из разных стран, причем не только тех, где проводились мониторинги. Социолог Евгений Кузнецов, выступавший на совещании, недаром отметил, что российская диаспора за рубежом является объектом пристального внимания не только России и стран проживания российских соотечественников, но и третьих государств. В качестве примера был назван Таджикистан, где русскую диаспору активно изучают и пытаются с ней взаимодействовать такие страны, как, скажем, Иран.

На совещании прозвучали разные доклады, разные точки зрения. Я, например, выступила с докладом «Политика России по отношению к зарубежной диаспоре: проблемы и перспективы» и остановилась на ряде предложений и рекомендаций, озвученных в ходе мониторинга.

Особое внимание в ходе обсуждения было уделено проблемам и положению русской молодежи за рубежом. Социолог Анна Колоуто, выступавшая по этой теме, отметила, что молодежь в немалой степени пассивна, инертна и в большинстве своем не хочет слышать ни о каких молодежных организациях. Ситуация складывается так, что мы можем в перспективе молодежь потерять. И в этом смысле участники обсуждения говорили, что надо предлагать молодым более интересные и прагматичные проекты, связанные прежде всего с возможностями получения образования, интересной работы, решением жилищных, бытовых и прочих проблем. Именно таким образом, как мы видим, работают с молодежной частью других диаспор. И в самом деле... Одними декларациями привлечь молодежь трудно, она на лозунги не поддается.

Надо сказать, что многие цифры, многие данные, которые мы получили в ходе исследования, в принципе хорошо коррелируются с аналогичными показателями в России. Скажем, наибольшим доверием российской диаспоры в странах СНГ и Балтии пользуется президент Владимир Путин. Ему доверяют 44 процента опрошенных. Примерно такие же цифры отмечаются и по данным ВЦИОМ в России. При этом политика России и руководства страны ассоциируется у многих именно с личностью президента. И когда люди, с которыми мы разговаривали, давали оценку политике России по отношению к соотечественникам за рубежом, многие сравнивали, как было до Путина и как стало после его прихода.

Нельзя не отметить, что все остальные политики в мнении людей далеко отстают от Путина. На втором месте находится Владимир Жириновский, хотя свои симпатии ему отдают менее 4 процентов опрошенных, на третьем — Юрий Лужков, у него — 0,2 процента.

В Эстонии, наверное, эта цифра многих удивит. В странах Балтии рейтинг Лужкова очень высок, здесь московское правительство многое делает для соотечественников. А в Грузии, например, Лужкова знают плохо, ему отдают свои симпатии меньше одного процента. И отсюда следует вывод: в работе с русской диаспорой в разных странах существуют определенные диспропорции. Скажем, есть страны, где соотечественникам уделяется много внимания, где действуют разные программы. Это, конечно, страны Балтии, Украина, Казахстан... А есть страны, где какая-нибудь работа с соотечественниками вообще незаметна. За примером далеко ходить не надо. Это Узбекистан, Таджикистан, республики Закавказья, где люди говорили, что очень мало или вообще ничего не знают о российских программах.

Эти диспропорции надо ликвидировать. И такая задача была поставлена на совещании.

Отмечалось также, что нельзя к разным странам подходить с одинаковыми мерками, предлагать одни и те же программы и подпрограммы. В странах Балтии, например, надо ставить вопрос о поддержке русского бизнеса, потому что он там есть, и нужны экономические программы. А в Грузии, например, говорить об этом бесполезно, потому что русского бизнеса там нет. Так же, как нет его и в Киргизии... Словом, общие установки здесь совершенно не годятся.

А в странах Средней Азии и Закавказья остра, например, проблема брошенных стариков. Это, я считаю, позорная проблема для русской нации вообще. Взрослые дети забывают, не могут прокормить своих престарелых родителей. И старики находятся там в ужасающем положении. На совещании недаром отмечалось, что это сильно вредит имиджу русских и самой России. Для таких стран нужны специальные программы социальной помощи и поддержки.

Достаточно острую дискуссию вызвали вопросы, связанные с образованием за рубежом, проблемы русского языка. Высказывались разные точки зрения, но в принципе все сходились в одном: в силу своей экономической и общественной значимости русский язык объективно востребован везде. Однако далеко не везде эта объективная потребность находит понимание, ответный отклик у властей, желание эту объективную потребность поддержать. Кстати, есть интересный пример, о котором хотелось бы сказать несколько слов. Оказывается, в Грузии, особенно в деревнях, сейчас очень много желающих отдавать детей в русские школы. И рассказывая об этом, заместитель министра образования Грузии сказал, что приходится открывать новые школы. В них приходит много именно грузинских, армянских детей.

Несколько месяцев назад в Грузии прозвучал тезис о школьной реформе, о переводе обучения на грузинский язык. Но это вызвало такое возмущение в обществе, столько вопросов, что пришлось сделать заявление, будто имелась в виду лишь отдаленная перспектива.

Говорить о разных вопросах, прозвучавших в ходе обсуждения, можно много. Но главный вывод, для меня, по крайней мере, таков: мы не видим, чтобы в России были созданы или создавались эффективные механизмы по реализации политики в отношении соотечественников за рубежом. А такие механизмы, такая продуманная политика должна быть. Я, например, убеждена, что для оживления всей этой работы должна быть создана отдельная федеральная структура, которая вела бы и координировала работу с зарубежными соотечественниками. Все наши исследования — это хорошо. Но что дальше?