«Не обращайте вниманья, Маэстро! Не убирайте ладони со лба…»

Песни Булата Окуджавы по-прежнему собирают полные залы

Этэри КЕКЕЛИДЗЕ

«Каждый пишет, как он слышит»

2004 год ЮНЕСКО объявил Годом Окуджавы, и в рамках проекта «Песни нашего века» появилась программа «Ваше благородие…», посвященная 80-летию поэта. В Таллинне концерт состоялся позавчера в Центре русской культуры.

Большой портрет Булата Окуджавы слегка раскачивался над сценой, и взгляд с портрета был устремлен мимо зала, словно поэт прислушивался к чему-то далекому… По бокам спускались до самого пола сцены две кулисы с цветными снимками Арбата. Снимки были размытыми и походили на картины импрессионистов. «Ах, Арбат мой, Арбат, ты мое отечество»… И Арбат стал другим, и Окуджава в бронзе стоит на этом Арбате как чужой, а песни его как собирали полные зрительские залы, так и собирают. И любят их по-прежнему - и не только в России, но везде, где есть старые и новые русские диаспоры. Конечно, любят не только его - всех бардов, и Визбора, и Городницкого, и Кукина, и Клячкина, и Высоцкого, конечно, и всех-всех - а к Окуджаве отношение особое. Почему?

Александр Городницкий.

- Мы от Окуджавы исчисляем эру авторской песни, хотя и до него их уже писали, - сказал на концерте признанный мэтр жанра Александр Городницкий. - Дело тут и в масштабе его поэтического таланта, и в масштабе человеческого и гражданского дарования - он произвел революцию в советской песне, начав говорить не от «мы», а от «я». До него главным было «мы» - любили строем, воевали строем, ненавидели тех, на кого указывал начальственный перст, тоже строем… Окуджава был великим человеком, и только сейчас, когда ХХ век стремительно становится историей, мы начинаем это понимать. Где-то за полгода до смерти он мне с грустью сказал: «Смотри, как все изменилось. Когда-то мы были в авангарде - магнитофониздат и тому подобное, а сейчас очутились в арьергарде. Мы - последний бастион авторской песни на пути бездуховности». Не стало Булата - и закончилась эпоха.

В развороченном сердце Арбата
Я стоял возле гроба Булата,
Возле самых булатовых ног.
С нарукавным жгутом красно-черным,
В карауле недолгом почетном,
Что еще никого не сберег.
Под негромкие всхлипы и вздохи
Я стоял возле гроба эпохи
В середине российской земли…

- читал свое стихотворение на смерть Булата Окуджавы его друг Александр Городницкий. Стихи заканчивались словами:

И как слезы, глотая слова,
Нескончаемо и необъятно,
Проходила у гроба Москва,
Чтоб уже не вернуться обратно.

А песни Окуджавы звучали и звучали, и зал подпевал, вернее, не подпевал, а неслышно проговаривал слова, потому что их все знали наизусть.

Александр Мирзаян. Фото Николая ШАРУБИНА

На самом деле, это феноменально - мы приходим в зал, чтобы услышать песни, которые знаем наизусть, которые можем в любую минуту услышать в авторском исполнении, благо, есть и аудиокассеты, и CD диски. Что ищем мы в этом зале? Что ищут исполнители, солидные люди, многие из которых серьезные ученые, выходя вновь и вновь на сцену с песнями, которые знают все? Об этом мы говорим с Александром МИРЗАЯНОМ, физиком, доктором наук, который в последнее время написал несколько серьезных исследований об авторской песне и песне как таковой.

«Каждый слышит, как он дышит»

А для начала Александр Мирзаян, бросив взгляд на мою визитную карточку, сказал:

- О, Булат Шалвович воплощает наше грузинско-армянское единство! Я, кстати, думал о том, как хорошо, что он не взял фамилию своей матери - Налбандян. Окуджава - это имя само по себе звук, причем множественный, непонятно, кому принадлежащий.

- Так что мы все-таки в своем единстве ищем раз за разом в этих песнях?

- Очень просто - в этих песнях мы обретали себя, и мы поем не про Окуджаву, не про Высоцкого, не про Визбора - мы поем про самих себя. Это то самое, о чем говорили в свое время и греки, и индусы, и китайцы - человек обретает себя в песне. На санскрите слово «пути» есть то же самое, что старославянское «спивати», и означает «быть связанным, наполняться, обретать путь». Очень глубокое значение. А когда знаешь, что слово обозначает, то и понимаешь, о чем речь идет - мы в зале соединялись, наполнялись и обретали путь. Вот что создает песня! Аристотель говорил: «Певец - воспитатель общества». Песня лежит в основании государства.

- Но барды - они же индивидуалисты, каждый сам по себе. И вдруг вы объединяетесь, да еще так крепко, что поете хором.

- Мы объединились, чтобы показать, откуда мы вышли, показать свои корни. Мы все вышли из песни, а песня многозначна и имеет очень и очень глубокие корни. И высокое предназначение - недаром китайский мудрец Шу-Дзин еще в 12 веке до нашей эры сказал: «Государство строят император и певец». Вот от того, какие будут песни, зависит то, какая нация. Потому что нация - не раса, формируется не по крови. Нацию держат немногие, и пока есть песня, которая сплачивает, нация живет. От того, какие песни поет мать ребенку в колыбели, очень многое зависит. Немецкий философ Гадамер говорил: «Мой родовой язык - язык певца». Ребенок, прежде чем он научится читать, вырастает на песне, тем более, что сегодня все кругом поет и звучит. Вот эта песня, которую ребенок постоянно слышит, - это и будет он как личность, колыбельная кодирует его на язык, на интонацию. К сожалению, сегодняшний путь песни - это кодирование совсем на другой язык и на совсем другую интонацию, не христианскую.

- В каком смысле не христианскую?

- Не в конфессиональном, конечно, а в чувственном плане. Когда умер Булат Шалвович, отец Георгий Чистяков сказал: «Умер великий русский псалмопевец». А Бродский говорил об Ахматовой, что Анна Андреевна одной своей интонацией делала нас христианами быстрее, чем если бы читали соответствующую литературу. Одной интонацией! Вот в нашей хоре (а хора по-гречески это единство, коллективный участник) девять разных кровей...

- И какую нацию держите?

- Русскую, конечно! Это и есть русская нация - великий синтез. Кто величайший русский поэт? Пушкин, правнук эфиопа… Да и по женской линии кого только там не было. Вот - это и есть лик русской нации, а лик нации не бывает случайным. Синтез - а синтез, как учит Гегель, есть высшая фаза развития. Почему? Потому что впитали в себя всю мировую культуру. Не зря Розанов говорил, что истинный русский выходит из русской литературы. Мы все объединены не кровью, а книгой.

- Вы выступаете в русских диаспорах в разных странах. Они одинаковые?

- Нет, не совсем. Американская диаспора более подвижная и деловая. Германская более средненькая, так скажем. А израильская очень живая, и поскольку там все очень компактно живут, то сохраняют русскость, общинность и даже соборность. Кстати, слово «соборность» произошло от кнессет…

- Вы стали филологом?

- Нет, филологом не стал, но стал текстологом - занимаюсь принципами организации текста. Это новая наука, на стыке математики, биологии, даже физики…

- А «Песни нашего века» во всех странах одинаково воспринимают?

- Да, потому что это - культурный пароль. Кстати, о детях и языке. Знаете, что значит слово «Ватикан»?

- Нет, не знаю.

- Ватикан назван в честь холма, на котором он стоит. А холм - в честь римского бога Ватикана, который пел песнопения и отвечал за построение правильной речи у ребенка.

- Отвечал за то, чтобы ребенок научился правильно говорить? У римлян был специальный бог для такой подробности?

- Представьте себе, об этом сегодня никто не знает, этого бога даже в словарях нет, я случайно нашел упоминание об этом в одной лингвистической работе. Более того, у греков сначала было три музы - песнопения, памяти и обучения. Так вот сейчас биологи говорят о том, что песня есть принудительный запуск механизмов образования памяти и прочих мозговых структур.

- То есть если хотите умных детей - то пойте им колыбельные?

- И колыбельные, и авторские песни - они выращивают, в том числе и структуру языка, а авторская песня, как правило, использует хорошую поэзию. Известные американский и германский биологи Поппель и Тернер разработали теорию, суть которой в том, что поскольку язык есть структура мозга, то поэзия - это системный язык мозга. И чем больше поэзии в голове у человека, в том числе и у ребенка, тем более продуктивно он мыслит, тем более продуктивно работает мозг. И это касается каждой нации.

Ученые много работают сейчас в этом направлении. Мы только еще вступаем в некую фазу, когда начинается понимание того, что есть язык. С таких позиций на язык пока не смотрят.

- Хотелось бы на бытовой русский язык взглянуть с точки зрения очищения его от повального мата - это какой-то кошмар, и здесь у нас, и в России. А уж с этой то точки зрения авторская песня есть хранитель богатого русского языка.

- А если песенный язык становится родовым языком, то человек потом объясняет этим языком себя - вот что самое главное. Песня - это сила, всю мощь которой мы просто еще не знаем.

- А у вас лично какой автор самый любимый?

- У меня, пожалуй, Окуджава. Он как-то соединил землю и небо, и в каждом кусочке земли обнаружил небесное. Это потрясающее чудо.