Глядя в зеркало другой культуры...

Май Левин, известный в республике искусствовед, главный специалист Эстонского Художественного музея, сказала, что ее давно тревожит мысль о некоем раздельном существовании эстонской и русскоязычной культурных сред. С ее точки зрения, такая разделенность ненормальна. С этого и начался разговор, который ведут на страницах газеты Май ЛЕВИН и журналист Нелли КУЗНЕЦОВА.

— Вы говорите, Май, что между эстонской и русскоязычной культурными средами нет такой естественной, нормальной связи, какая должна быть между людьми, живущими на одной земле, в одном государстве. Но почему это происходит? Чем она вызвана, на ваш взгляд, такая разделенность? Почему она не преодолевается?

— Я думаю, что вина здесь обоюдная. Если можно, конечно, говорить о вине... У каждой среды есть своя специфика, может быть, свой круг людей, которые формируют эту среду, задают в ней тон. Конечно, всем интересоваться невозможно. И все-таки... Вот только маленький пример. Несколько лет назад мы открывали в Музее Миккели выставку икон. Они были собраны из частных коллекций, из музейных собраний. Известный художник Николай Кормашов и его сын Орест много сделали для того, чтобы такая выставка состоялась. Мы думали, что она вызовет интерес... Но оказалось, что внимания к ней больше проявили люди из-за рубежа, скажем, финны, чем здешние жители.

— Конечно, это было обидно...

— Мы знаем, что православная церковь в Финляндии имеет довольно сильные позиции. Там есть и очень хороший музей, как раз показывающий искусство иконы. Может быть, поэтому тамошние люди с интересом отнеслись к тому, что делается в этой области у нас. Из Финляндии приезжали многие, чтобы посмотреть эту выставку икон. И у меня такое чувство, что нашу русскую публику эта выставка не заинтересовала. Во всяком случае, настолько, насколько мы ожидали... А ведь, казалось бы, должно быть иначе.

Может быть, здесь есть вина самого музея. Не смог по-настоящему организовать посещение выставки. С другой стороны, как мне кажется, и русская пресса могла бы, наверное, больше помогать. Все-таки довольно много событий культурной жизни проходит как бы мимо русской публики. Знаю, что и эстонская пресса тоже не особенно следит за тем, что происходит в русской культурной жизни.

— Да, это так. В русских газетах, в нашей, в частности, постоянно публикуются интервью с эстонскими политиками, с эстонскими деятелями культуры, репортажи с каких-то мероприятий в сфере культуры. А то, что происходит в русской среде, эстонских журналистов как-то не интересует. И разве это правильно? Ведь речь идет о трети населения страны...

Но, очевидно, такая разделенность культурной жизни связана с общим раздельным существованием двух общин в нашей стране.

— Наверное. Хотя есть много общих проблем, которые должны были бы как-то объединить, преодолеть эту замкнутость.

Я думаю, нужна какая-то конференция или, скажем, «круглый стол», за который должны вместе сесть люди культуры обеих общин. И наконец серьезно поговорить о налаживании такого культурного обмена.

— Хотя это странно звучит, если имеется в виду население одной страны. Не так ли? Но, наверное, вы правы. Такой общий разговор нужен.

— Тем более, что есть много таких явлений в культурной жизни, в которых может и должна быть заинтересована вся публика.

Вот, скажем, сейчас в Кадриоргском дворце открыта выставка картин фон Неффа. Этот художник родился в Эстонии, мать его была французской гувернанткой, сам он воспитывался в семье Монтейфель. Фон Нефф был любимцем Николая I, Александра II, он часто расписывал православные церкви в России и за рубежом, много работал и для Храма Христа Спасителя, того первого, что был в Москве прежде. Разве все это не интересно?

Или вот недавно у нас в музее выступал Алексей Туровский, интереснейший человек, зоолог и художник. Он рассказывал о взаимоотношениях людей и зверей в разные периоды нашей многовековой истории. Вы ведь знаете, очевидно, что в музее открыта выставка «Люди и звери»... Мы думали, что будет много школьников, русских в том числе. Я всегда была убеждена, что культура, участие в таких вот мероприятиях культуры помогает отвлечь молодежь, во всяком случае, немалую часть ее от уличных развлечений. Ведь культура, если ее вдохнуть глубже, тоже своего рода наркотик. Только действует он позитивно.

— Согласна. Кстати, некоторое время назад мы с удивлением и радостью обнаружили в Кадриоргском дворце работы русских мастеров XX столетия. Скажите, почему они не выставлялись прежде? И будут ли выставляться еще?

— В Кадриоргском музее всегда существовала хроническая нехватка места. И свои западноевропейские и русские коллекции мы показывали лишь время от времени. Теперь, как вы знаете, Кадриоргский дворец решено сделать музеем зарубежного искусства — и европейского, и русского. У нас есть симпатичные работы русских мастеров. И хотя коллекция небольшая, она достаточно интересна. Часть ее мы показывали в Художественной галерее при Посольстве РФ в Эстонии.

— Как же, мы помним... Выставка была приурочена к десятилетнему юбилею галереи...

— Именно так... Так вот в Кадриоргском музее будет постоянная экспозиция. А часть помещений предназначена для временных выставок. И уже в апреле мы покажем работы Дюрера. Когда-то, лет 30 назад, кажется, в 1971 году у нас была выставка картин Дюрера из Эрмитажа. Теперь будут показаны работы художника из Бременского музея.

— Это очень интересно. И надо бы русской публике это не пропустить...

— Да. У нас оказался, если можно так выразиться, «военный» трофей — створка алтарной картины Дюрера...

— Как это — «военный» трофей? Откуда? Неужели еще с войны?

— Нет. Некий господин хотел выехать из Эстонии за границу в начале 90-х годов. И был задержан таможней. При нем оказалась эта самая дюреровская створка алтарной картины. И она, конечно, была конфискована. Вот так картина и выплыла на белый свет.

— Настоящий детектив. Как в кино... Скажите, а эта картина имеет отношение к проблеме возврата Бременской коллекции, по поводу которого в России разразился скандал?

— Я думаю, все эти проблемы возврата в какой-то степени аналогичны. Все зависит от конкретных обстоятельств. Мы свою картину Дюрера возвращаем, но перед этим Бременский музей привезет сюда вторую створку алтарной картины Дюрера, чтобы здесь, в Эстонии, их увидели вместе. Центральная часть этой алтарной картины, созданной, напомню, в 1505 году, находится в Нью-Йорке, в музее Метрополитен. И вряд ли мы ее здесь увидим.

Мы возлагаем очень большие надежды на новый музей, который должен быть достроен осенью 2005 года. Там будет большая 3-этажная экспозиция, а один этаж специально выделяется для временных выставок. Там, кстати, будут и рабочие помещения для художников, и студии, где смогут заниматься дети, и различные мастерские. Конечно, будет и большая замечательная аудитория с разнообразными возможностями, где можно будет показывать и театральные спектакли, и кинофильмы, не говоря уже о лекциях. Конечно, предполагаются и кафе, и большая библиотека. Словом, мы думаем, что это будет очень динамичный музей, где все время что-то интересное происходит.

Мы придаем большое значение и тому, что этот музей будет расположен на краю Ласнамяэ, как бы на стыке его с остальной частью города. Очень надеемся, что он привлечет русскоязычных жителей Ласнамяэ, что они часто будут бывать в нем. И это хорошо. Известно ведь, что учреждение культуры оказывает хорошее воздействие на атмосферу в обществе, на микроклимат той территории, где оно расположено.

— Вы рассчитываете таким образом преодолеть и ту самую разделенность культур, культурных сред, о которой вы говорили в начале нашего разговора и которая вас тревожит? Но скажите, почему русские художники, живущие и работающие в Эстонии, так мало, в сущности, выставляются? Они известны за рубежами Эстонии, их приглашают на международные выставки в европейских городах. А в Эстонии к ним интерес как будто невелик. Почему? Или это тоже следствие разделенности?

— Мне лично интересно следить за работами русских художников. Вообще художники очень разные, а у нас в Эстонии — так уж сложилось — нет традиции обзорных выставок, которая была раньше. Каждая такая обзорная выставка, если она организуется, попадает под яростный огонь критики. Недавно была, скажем, выставка с символичным названием «Я и другой», так ее разругали за хаотичность, как писала пресса. Тем более, сейчас другая ситуация в искусстве. Эстонские художники более традиционного плана тоже выставляются отдельно и как-то реже, чем хотелось бы, если вообще получают такую возможность. Когда помещений будет больше, то, очевидно, в этом плане станет легче.

— А как вы оцениваете русских художников, работающих в Эстонии, если говорить об их творчестве в целом? Какие черты, присущие им, вы, скажем, видите? Что их отличает?

— Я бы сказала, что здесь находит продолжение такая изящная сюрреалистическая линия, такая ассоциативно-поэтическая, очень, кстати, заметная. И петербургская тенденция...

— Сейчас очень много попыток, особенно среди молодежи, понять, кто мы такие, что, собственно, собой представляем? Куда идем? Будем ли мы субэтносом? Создадим ли субкультуру здесь, в Эстонии?

— Мне очень нравится, что такая дискуссия идет. Она, по-моему, очень нужна. Интеграция, на мой взгляд, вовсе не означает, что человек должен отказываться от своих корней, от своего языка, своей культуры. Одно дело — уважать страну, где ты живешь, другое — иметь собственное достоинство. Мне кажется, в нынешнем мире дела с этим самодостоинством, если можно так выразиться, обстоят все хуже. Многие национальности в беде. Многих задевает идущее вместе с глобализацией нивелирование. Немцы, кстати, говорят и пишут об этом с большой тревогой. Меня это тоже удручает. Может быть, я смотрю на это с зоологической точки зрения, но в животном мире как-то ясно: чем больше всяких видов, тем лучше для эволюции. А у людей разве не так? Наличие всяких разновидностей оплодотворяюще, я бы сказала, действует на культуру, ее развитие. Она не может развиваться на узкой базе.

— В литературе неоднократно приводился пример древнеримской империи, где на перекрещении официального латинского и местных языков возникли все национальные литературы. Видимо, это имел в виду великий наш Лотман, говоря о том, что национальная культура рождается, глядя на себя в зеркало другой культуры.

— Мне кажется очень важным, что в Таллинне будет, уже есть, уже действует Русский музей. Он очень нужен. Ведь русский культурный пласт уходит здесь очень глубоко, еще в допетровские времена. Очень интересна старообрядческая культура. Любопытные материалы выявились в связи с ремонтом Никольской церкви. В Русском музее уже есть очень интересные экспонаты. И я думаю, что этот музей, создаваемый энтузиастами, нуждается в поддержке и русской, и эстонской интеллигенции.

— Хотелось бы вспомнить слова замечательного человека, академика Дмитрия Лихачева. В свой последний приезд в Эстонию он сказал, что русская культура обязана в числе многих других стран и Эстонии за ее, культуры, сохранение. Он имел в виду давние времена, времена русской эмиграции. Но сказал, что очень надеется: так будет и впредь. Русская культура будет жива в Эстонии. И этим Эстония поможет России. Хотелось бы надеяться, что это его пожелание не будет забыто.