Грандиозный финал «русского сезона»

Ану Тали – дирижер без страха и упрека. Фото Александра ГУЖОВА

В пятницу, 14 мая, Эстонско-финский оркестр под управлением дирижера Ану Тали завершил свой «русский сезон» концертом «Весна священная» из цикла A La Russe, на котором прозвучали произведения Стравинского и Рахманинова. В интервью нашему корреспонденту Александре МАНУКЯН Ану Тали призналась, что русская музыка навсегда поселилась в ее сердце.

— Ану, концертный цикл A La Russe получил самые теплые отзывы аудитории. Продолжится ли ваше музыкальное путешествие в мир русской музыки в следующем сезоне?

— К сожалению, нет. В следующем сезоне мы обратимся уже к музыке Северных стран. Но я должна от чистого сердца признаться, что русская музыка – это мое. В детстве я умоляла преподавателей, чтобы они дали мне сыграть Рахманинова. А когда мои соученики писали сочинения на тему эстонской народной музыки, я абсолютно добровольно выбирала в качестве темы народные мотивы в музыкальных произведениях Рахманинова. Я не хочу утверждать, что являюсь самой лучшей исполнительницей русской музыки, но эти партитуры всегда давались мне очень легко.

— Так значит, для последнего концерта сезона A La Russe вы выбрали произведение своего любимого композитора?

— Это не было единственной причиной. «Симфонические танцы» Рахманинова считаются наиболее автобиографическим сочинением композитора, жившего в то время в эмиграции и тосковавшего по России. В этом произведении он говорит о смерти – это серьезно, сильно и трогательно. «Симфонические танцы», написанные в 1940 году, стали последним произведением Рахманинова, который скончался от рака три года спустя. О смерти говорит и Чайковский в своей Шестой симфонии, но у Рахманинова другая интерпретация смерти.

— Неужели сезон концертов A La Russe завершился смертью?

— Смерть и рождение тесно связаны между собой. Это почти одно и то же. Когда что-то умирает, то рождается нечто новое. Рахманинов в своих «Симфонических танцах» описал все сезоны жизни человека: весну, лето и осень с зимою. А за зимой всегда следует новая весна, новое возрождение. «Симфонические танцы» — это самое важное произведение в жизни Рахманинова, и, на мой взгляд, одно из самых важных в мировой музыке.

— Почему вы решили соединить в одном концерте «Симфонические танцы» Рахманинова и скандально известную «Весну священную» Стравинского?

— Потому что без этих двух очень разных произведений невозможно получить полное представление о русской музыке. Свой третий балет «Весна священная» Стравинский написал во время работы на Русских сезонах Дягилева в Париже. Его премьера в парижском Театре на Елисейских Полях в мае 1913 года впервые в истории музыки спровоцировала зрительские беспорядки. После первых же тактов вступления в зале начался смех и выкрики. Очень скоро шум стал таким, что невозможно было хоть что-то разобрать. Люди начали бесноваться, драться и кидать в музыкантов чем попало. Из-за суматохи в зале танцовщики не слышали музыки. Чтобы хоть как-то угомонить публику, свет в зале то гасили, то зажигали — это был совершеннейший скандал. Музыканты так и не смогли доиграть произведение до конца. Полиция приехала слишком поздно, когда Стравинский уже в панике сбежал из зала театра. Пуччини в пух и прах раскритиковал Стравинского, а Дебюсси выступил в защиту коллеги-композитора. Прошел год, и после очередной постановки этого балета публика устроила Стравинскому небывалую овацию, после чего он вознесся на вершину славы. Понимаете, для меня очень важно знать о том, как это происходило в то время, что чувствовали люди, слушавшие эту музыку.

— Считаете ли вы, что теперь, после трех концертов из серии A La Russe, слушатели смогут более или менее полно воссоздать общую картину русской музыки?

— Это и было нашим первоначальным замыслом. На первом концерте мы исполняли Чайковского – классического композитора, без которого совершенно невозможно вообразить русское музыкальное наследие. Второй концерт мы посвятили музыке из советских кинофильмов. Мы хотели, чтобы люди смогли сопоставить до боли знакомую музыку из фильмов с именами написавших ее великих композиторов – Прокофьева, Свиридова, Шостаковича. И, конечно, не обошлось без привкуса ностальгии. Например, когда мы заиграли титульную музыку Дашкевича из «Шерлока Холмса», люди начали бешено аплодировать, показывая тем самым, что «мы знаем это, знаем!». Ведь каждый житель Эстонии представляет себе Шерлока Холмса и доктора Ватсона именно такими, какими они показаны в советском фильме. А для завершения серии A La Russe я выбрала русских композиторов, которые жили и творили в эмиграции – Стравинский в Париже, а Рахманинов в Америке. Они оба тосковали по родине, и эта тоска слышна в их творчестве, которое является выдающимся как для русской, так и для мировой музыки.

— Было ли вам сложно исполнять Стравинского и Рахманинова?

— Очень сложно. Откровенно говоря, это два самых сложных произведения, которые нам когда-либо доводилось исполнять. Стравинский – это скандал, а Рахманинов – романтизм, риторика русского языка.

— Если на каком-нибудь из ваших концертов публику так взбудоражит музыка, что она начнет бесноваться, как на премьере «Весны священной», воспримете ли вы это как комплимент?

— Я глубоко убеждена, что сегодняшняя публика вряд ли способна на столь бурное выражение эмоций. Люди ко многому привыкли, и правила поведения впитываются с молоком матери. Но даже если такой скандал на нашем концерте разразится, мы все равно доиграем до конца – если меня не зашибут каким-нибудь брошенным из зала предметом.

— Как вы справляетесь с вашей многонациональной командой музыкантов?

— На репетициях я обращаюсь к музыкантам на трех языках – эстонском, русском и английском. Таким образом, все прекрасно понимают поставленные перед нами задачи. По-видимому, я справляюсь неплохо — мы работаем вместе уже седьмой год подряд. И за эти шесть с лишним лет состав оркестра почти не изменился. А те изменения, что происходили, всегда были к лучшему.

— Передается ли плохое настроение дирижера музыкантам?

— Безусловно. При работе с таким большим коллективом самое главное – не принимать ничего близко к сердцу. Все высказываемые на репетиции замечания не носят личного характера, они относятся к профессиональной сфере деятельности. По моему убеждению, дирижер, который оскорбляет своих музыкантов и грубо командует ими, – просто неуверенный в себе человек. Такое поведение руководителя оркестра – это не стиль работы и не черта характера. Век диктатуры прошел, и криками ничего не добьешься.