Убиту быть или богату быть?

Лидия КЫЛВАРТ, руководитель Союза национально-культурных обществ «Лира», член «Круглого стола» при президенте Эстонии, отвечает на вопросы нашего корреспондента Нелли КУЗНЕЦОВОЙ.

— Насколько мы знаем, «Лира» готовит съезд молодежных организаций, который должен состояться в ближайшее время. Чем это вызвано? О чем вы хотите говорить с молодежью? О чем хотят говорить сами юноши и девушки?

— Начну с того, что в состав Союза национально-культурных обществ «Лира» входят 20 молодежных организаций. Это около 500 человек. Но речь не только о тех юношах и девушках, которые состоят в «Лире». Мы вообще думаем о будущем молодежи, неэстонской молодежи. Каким оно будет? Что ожидает их в обществе, которое разделено барьерами, в котором так явственно просматриваются водоразделы. Эстонцы и неэстонцы. Граждане и неграждане. Бедные и богатые…

Молодежный съезд, как и все остальные наши мероприятия, мы проводим отнюдь не для рекламы, не для того, чтобы заявить о себе. И уж тем более не для галочки… Есть эта внутренняя потребность говорить о проблемах молодых, есть глубокая тревога за них, за их нынешнюю и будущую жизнь.

С помощью известных эстонских социологов, в частности, Ирис Петтай, мы разработали большую анкету. Сейчас распространяем ее среди молодежи. Хотим понять перед съездом, о чем думают молодые, чего боятся, на что рассчитывают, в чем совпадают размышления юношей и девушек разных национальностей, как они сами оценивают окружающую действительность. Чтобы потом, на съезде, пошел конкретный и обстоятельный разговор.

— А что вас особенно тревожит?

— А вас разве не тревожит? Я понимаю, что у старшего поколения может появиться усталость, я говорю о душевной усталости, может возникнуть ощущение собственной ненужности, некой безысходности. И для этого есть основания, не правда ли? Ведь посмотрите… После 45 лет, скажем, практически невозможно устроиться на работу. И надо ли говорить, что происходит с человеком, если у него нет возможности заработать себе на кусок хлеба…

Вот у нас в «Лире» несколько дней назад состоялось заседание женского «Круглого стола». Мы говорили о женском алкоголизме, о женской преступности, о суициде… А потом побывали в женской тюрьме, встречались там с заключенными. И многие женские судьбы нас поразили. Это несчастные женщины, зачастую решившиеся на преступления из-за безысходности.

Сейчас в женской тюрьме 146 заключенных, из них эстонки составляют 26 процентов, остальные 74 процента — женщины русской и других национальностей. 27 процентов женщин-преступниц осуждены за воровство и ограбления, 34 процента — за продажу и употребление наркотиков…

— Впечатляющие цифры… Интересно, известны ли они политикам, находящимся у власти в стране? Вызывают ли тревогу у них?

— Не знаю. Конечно, мы работаем и будем продолжать работать с этими женщинами, тем более, когда они выйдут из тюрьмы. Но разве этого достаточно?

Помнится, когда в начале 90-х мы все стояли, взявшись за руки, в Балтийской цепочке, не различая, где эстонец и где русский, украинец, кореец, еврей и т.д., мы думали об общедемократических ценностях, о том, как все мы будем жить в свободной, благополучной, демократической стране, о нашем общем будущем.

— И что сталось с этими мечтами? Где они теперь?

— Мы словно уперлись теперь в стенку. Прежних идеалов нет, а новые не возникли. Можно, пожалуй, сказать, что мы потеряли ориентиры. Что ты можешь дать детям? Во имя чего ты их растишь и воспитываешь?

Помню, в Голландии многие люди рассказывали нам, что все противоречия, расхождения, распри забываются, когда возникает, скажем, опасность затопления, когда надо следить, чтобы не рухнула дамба. Должны быть какие-то общие, объединяющие моменты, какие-то общие, важные для всех ценности. Есть ли они теперь?

Знаете, что мне приходилось слышать от молодежи? «У нас нет ценностей, безусловно, данных по наследованию…» Или, например, это: «Порог тысячелетия перешагивает поколение бездуховных, криминально ориентированных и политически агрессивных молодых людей…» Я не верю, что таких большинство, я знаю многих других, тех, кто успешно учится и работает. Я верю и в то, что какая-то преемственность все-таки существует, что нечто ценное, хотя бы частичку, мы все-таки передали молодым. Но… 70-80 процентов, если не больше, неэстонок среди проституток в стране. Количество наркоманов, молодых преступников ужасает. Разве это не может не тревожить? Невозможно делать вид, что все у нас прекрасно, благополучно, что мы такие передовые, если чуть ли не каждый день мы теряем молодых.

Есть такая известная русская былина о витязе на распутье, перед которым были дороги: «По первой идти — женату быть, по второй — богату быть, по третьей — убиту быть…»

— И витязь пошел по третьей дороге… Выбор, быть может, безумен с точки зрения большинства людей.

— Возможно. Но витязь выбирает жертвенный путь подвига, преодоления своего страха, малодушия. Он знает, что погибнет, но зато сразится с разбойником или нечистой силой, освободит пленников.

Конечно, людей, способных на подвиг или даже на какое-то деяние, освященное высоким движением души, единицы. Самое страшное наступит, когда их не станет вовсе.

Но как бы то ни было, должны быть идеалы, герои, примеры для подражания. Если останется одна дорожка, туда, где «богату быть» и все бросятся именно в этом направлении, тогда, можно сказать, человек кончится как духовная, нравственная личность.

— Одна из недавних публикаций в нашей газете так и называлась «На смену Павке Корчагину пришел Растиньяк».

— Вот именно… Но самый сильный человек, я убеждена, это человек идеи. Иначе будут предательство, корысть и т.д. Я не имею в виду, разумеется, программы и задачи тех или иных политических партий. Речь о другом…

Многие, быть может, знают, что корейцы, как и некоторые другие народы, были репрессированы в конце 30-х годов. Я была совсем мала, когда нашу семью вместе с другими привезли эшелоном в Казалы и бросили там. Это было гиблое место, граница пустыни. Люди рыли землянки в промерзлой земле и начинали как-то жить. Было холодно, голодно, страшно. Но уже через два месяца начал работать наш, корейский театр. Организатором был мой отец, он говорил людям: если не будет театра, не будет газеты, не будет и всех нас.

Корейцы не просто сохранились. Уже в 40-м году они давали мировые урожаи риса. И в войну рис отправляли на фронт. А ведь в Казахстане никогда прежде рис не выращивали. И многие на войне стали героями.

Кстати, после войны, в 1948 году, корейцам официально разрешили вернуться на родину, на Дальний Восток. И тогда собралось руководство Всероссийской Ассоциации советских корейцев, я входила тогда в Совет этой организации. Мы послали своих представителей на Дальний Восток, чтобы они своими глазами увидели, что там происходит. А потом, когда они вернулись, мы принимали очень трудное и очень ответственное решение. За всех корейцев… Мы не вернемся на родину, где жили прежде, на Дальний Восток, потому что там в наших домах уже давно живут другие люди. Мы не можем вышвырнуть их из этих домов, не можем поступить так с ними. И я думаю, что это было нравственное решение, нравственный поступок, каким бы трудным он для нас ни оказался.

Очень хотелось бы, чтобы у нашей молодежи была четкая нравственная позиция, как бы ни была сложна жизнь. И вот еще важная, как мне кажется, мысль: позиция, общественная активность проявляется и в том, что люди стремятся сохранить, отстоять свое пространство — языковое, культурное и т.д. Вот этот потенциал активности у молодых людей мог бы быть выше…