"МЭ" Суббота" | 18.09.04 | Обратно
Не путать Шабалтаса с Берестовым!
Элла АГРАНОВСКАЯ
Когда-то в своем родном Театре на Малой Бронной Иван Шабалтас играл в спектакле «Солнце в лицо», который по пьесе Энна Ветемаа ставил режиссер Микк Микивер. Об этой работе актер сохранил самые теплые воспоминания,
а вот в Таллинне, так уж получилось, впервые оказался только сейчас, с антрепризным спектаклем «Мадам, мы едем в Акапулько!».
Зал был полон, а после спектакля Шабалтаса атаковала толпа женщин: «Спасибо вам за «Воровку»! Ваш Берестов бесподобен!»
Короче, народ знает своих героев.
Примерно через четверть часа
по телефону мы договариваемся
о встрече. Его вопрос -
«Как мы узнаем друг друга?» -
приводит меня в легкое
замешательство. Голос
настолько же серьезен,
насколько доброжелателен,
уловить в нем шутку
невозможно даже чутким
слухом. Так что хотя лично
мне Шабалтас знаком, прежде
всего, как актер театральный,
разговор приходится начать
с «Воровки».
Это изнурительнейшая работа! А вернуться хочется к истинному!
- Что поделаешь, известность актеру сегодня приносят сериалы, такое вот
профессиональное новшество. В глубине души, наверное, обидно?
- В нашей жизни это действительно новинка: из-за океана к нам пришли сериалы,
и мы пытаемся слепо копировать это дело. Отрадно хоть, что успех «Бригады»
взращен уже на нашей почве, и эта картина не имела никакого отношения ни
к латиноамериканским, ни к первым отечественным сериалам, включая известнейшую
«Воровку» (хохочет).
- Меж тем, пожалуй, большинство зрителей в зале смотрели на вас в спектакле
«Мадам, мы едем в Акапулько!» и думали лишь одно: Иван Берестов.
- Вот меня и в Москве (хохочет) так называют: не Иван Шабалтас и не Берестов,
а именно что Иван Берестов. Кстати, это была моя первая проба в сериальном
кино. И должен сразу вам сказать, что на самом деле приличным артистам,
к которым я себя отношу, грустновато, потому что в театре сыграл более
70 ролей. Семь десятков персонажей прошли за четверть века через мою душу,
голову и сердце. И, мне кажется, было что-то более содержательное и успешное.
А популярность приходит через сериал. Это, с одной стороны, хорошо, но
с другой - не совсем справедливо, ведь труда и на сцене, и в кино вложено
больше, чем я вложил в сериал «Воровка». Хотя это была изнурительнейшая
работа! Каждый день ты перед камерой, каждую ночь должен вызубрить 25 страниц
текста. В отличие от мексиканских сериалов, у нас за ухом не торчат микрофоны,
мы все должны знать наизусть. И снимается все с одного дубля. Второй дубль
- это ЧП, потому что каждый день я знаю: Шабалтас входит в кадр в 17 часов
13 минут, выходит из стен павильона в 23 часа 24 минуты 34 секунды. Это
конвейер! И нужно все сделать точно и вовремя. Если сломал дубль, вся работа
запаздывает, конвейер останавливается. В этом, технологическом смысле работать
тяжело. В творческом есть один интерес: проявление профессионализма, там
непрофессионалам делать нечего. Если вы заметили, в сериалах снимается
много молодых людей, студентов, они так наивны, что им нечего пугаться
(смеется). А я-то уже знаю, чего мне бояться, например потери имени. Знаете,
сняться в плохой работе тоже ведь опасное занятие. В общем, «Воровка» для
меня была весьма серьезным испытанием.
- Порой кажется, что там рядом с артистами снимались не студенты даже,
а просто люди с улицы. Это только кажется?
- Отнюдь. В сериалах бывают и такие. Вот я сейчас начал сниматься в сериале
«Аэропорт»...
- Это Артур Хейли?
- Нет, это заказ аэропорта Внуково, что не одно и то же. Меж тем есть стремление
показать жизнь аэропорта во всех ее проявлениях. Пока у меня было четыре
съемочных дня, и на площадке не видел ни одного профессионального артиста.
- Вы, конечно, летчика играете?
- Нет, хотя, между прочим, когда-то мечтал стать летчиком, а в артисты
пошел случайно. Но в этом сериале играю человека, ответственного за подготовку
стюардесс. Замечательная роль: вокруг буквально цветник, знаете, такая
клумба, и ты - один. По-моему, все эти девочки набраны не из театральных
вузов.
- Они стюардессы!
- Возможно.
- И их не нужно перед съемкой обучать премудростям профессии, по части
подносов они уже все умеют.
- Скорее всего. Но на самом деле я, конечно, мечтаю о большом кино и жду
его давно. Так давно, что уже устал ждать и стал писать киносценарий. Мне
кажется, там есть довольно оригинальная схема, которая насыщена всем моим
личным жизненным опытом.
- Герой хочет стать летчиком, а становится артистом, да?
- Нет. Если удастся найти деньги, если удастся найти людей, которые в меня
поверят, вы увидите этот фильм. Вы знаете, очень хочется сделать серьезное
кино. Когда мне было двадцать, тридцать лет, цели, в общем, были те же
- серьезное искусство, потому что я был воспитан выдающимися театральными
людьми. Сейчас время изменилось, и годы - ушли. И ушли те люди, с которыми
я работал. И у меня есть внутреннее ощущение, что теперь - моя задача передавать
эстафету дальше. Если я передам эстафету столь любимых народом сериалов,
этого будет маловато. Мне хочется сделать то, чему меня учили по-настоящему.
И, уверяю вас, если на сцене или на экране есть что-то подлинное, это зацепит
любого человека. Хочу, чтобы в этом фильме, если он удастся (если нет,
то будет спектакль, но будет - точно), была видна и школа тех мастеров, которые меня обучали, и содержание, которое
достойно как предмет искусства.
- Говоря о мастерах, вы, конечно, имеете в виду Эфроса?
- Прежде всего Анатолия Васильевича Эфроса, хотя не только. Пусть на меня
ни Господь, ни люди не обижаются, но спустя время я думаю, что лучше бы
в моей жизни не было Эфроса. И вот почему. Представьте себе спортсмена,
который в молодости выступал на Олимпийских играх и занимал там какие-то
призовые места, - так вот, приезжает он с Олимпийских игр, и ему говорят:
нет-нет, чемпионата Европы и мира уже не будет, будешь выступать на районных
соревнованиях. После Эфроса у меня именно такое ощущение: словно я после
Олипийских игр приехал на районную спартакиаду. Не хочу никого обижать
- я сам этому способствовал, соглашаясь участвовать в слабых проектах.
И мы понижали, понижали планку и снизили ее до такой степени, что сегодня
потеряны критерии. Поэтому хотя бы в одной работе хочется вернуться к тому
истинному, что дорого мне самому. Надеюсь, что это будет интересно и публике.
У меня была зависть к объему жизни
- Вы здороваетесь с людьми, которые, мягко говоря, перестали быть вашими
друзьями?
- Я понял ваш вопрос. Здороваюсь. Потому что я православный человек. Прощать
нужно и себе, и другим, и других нужно любить как себя самого.
- У вас получается?
- А вот это тоже тема, между прочим. Тема одной прозаической вещи, над
которой я работаю. Есть семь смертных грехов. Я вам скажу точно: из семи
смертных грехов я победил в себе грех зависти.
- А был?
- А был. Это не была зависть к какому-нибудь там ордену, званию или «Оскару»,
нет, у меня была зависть к объему жизни! Я хотел быть сразу и летчиком,
и артистом, и археологом, и историком, и дирижером! Я хотел всего! У меня
не все получалось. А сейчас немножечко меняю направление своей жизни, как
мне кажется. В кинематографе нет того кино, которое мне необходимо, в театре
нет тех режиссеров, которые мне лично нужны (прошу прощения за то, что
так говорю), поэтому хочу и записать, и написать то, что видел, слышал,
знал, все, что в себя впитал. Вот этим сейчас и живу.
Сериалы вроде наживки
- Но ведь попутно можно утешиться тем, что в Театр на Малой Бронной приходит
публика, чтобы увидеть Шабалтаса, который снимается в тех самых, не буду
говорить каких, сериалах.
- И это замечательно! Получается, что сериалы вроде как наживка: публика
приходит увидеть Берестова...
- Живого Берестова!
- Как-то шел по Поклонной горе в Москве, там бабушка, продает шарики, и
вдруг говорит: «Господи! Живой!» (смеется). И подарила мне шарик. Хорошо,
конечно, что есть такая возможность заманить зрителей в театр. А уж в театре
я им пытаюсь показать совершенно иное и надеюсь, что они не огорчаются.
Берестов - пожалуйста, первые десять минут. А выходя из зала - так хочется
надеяться! - они думают: надо же, он еще может быть и таким...
- И все-таки интересно, каково артисту произносить тексты, которыми объясняются
между собой сериальные герои. Ведь это далеко не только от искусства, но
и от жизни. В жизни так не говорят!
- Ну, в жизни еще не так говорят, в жизни еще похуже разговаривают. Но
даже если это сериал, даже если он выполняет какие-то неведомые мне экономические
задачи, все-таки это момент искусства, или, по крайней мере, должна быть
необходимость стремления к нему. Деньги деньгами, а религия актерская должна
оставаться религией. И меня часто смущает текст, который я произношу, при
том, что не успеваю его, как мы говорим, подмять под себя, то есть каким-то
образом вывести хотя бы на приемлемый литературный уровень. Скажем, «Воровку»
писали шесть или восемь сценаристов. Доходило просто до смешного...
- Они не знали, что говорили герои в прошлый раз!
- Конечно, не знали, потому что, скажем, 27-ю серию пишет один, 28-ю -
второй, 29-ю - третий. Они за сигареткой договорились, куда в общих чертах
пойдет линия, но тот, который пишет 29-ю, не успел прочесть 27-ю, и начинаются
потрясающие вещи. Скажем, вначале Лида Вележева, которая играла Галину,
на протяжении 14 серий все время мне говорила: «Слушай, давай познакомим
наших детей. Твой из армии пришел, у меня тут племянница...» Четырнадцать
серий подряд она меня долбает: давай познакомим. Потом вдруг эта тема бросается
совершенно серий так на пятнадцать. В тридцать какой-то серии я говорю:
«Галя, а не познакомить ли нам наших детей?». Иду к продюсеру: как это
понять, кто из нас придурок? Бывают такие нескладушки в сериалах, хотя
есть главный сценарист, он вроде бы обязан следить за тем, чтобы все линии
сходились. А вы говорите - качество текста. Но все-таки есть и приятные
моменты. Вы не смотрели «Пятый ангел»?
- К сожалению, нет. Но коллеги говорят, что у вас там классная роль.
- Это единственная за последние пять лет работа в кино, за которую мне
не стыдно. На самом деле «Пятый ангел» не сериал, а кинороман: настоящая
литература Эдуарда Володарского, потрясающая режиссерская работа Владимира
Фокина, великолепный актерский ансамбль - Сергей Юрский, Альберт Филозов,
Светлана Крючкова, Лия Ахеджакова, и работать с ними было просто наслаждение.
Хотя когда сам смотришь на свою роль, думаешь: вот, тут надо было по-другому...
Но уже поздно, поезд ушел, все уже на пленке. Правда, фильм мог быть не
таким длинным, но опять же - законы кино: видимо, кому-то нужно, чтобы
серий было больше. А это все равно что поцелуй: у него есть аромат, когда
и в пространстве, и во времени все точно сочетается. Как только затянешь
поцелуй, он уже не такой вкусный (смеется). Так и с сериалами... Что-то
странное у меня сегодня с образностью...
- Тогда давайте вернемся к семи смертным грехам. Вы сумели изжить в себе
зависть...
- ...потому что совершенно глупо тратить на это жизнь. А вот остальные
позиции пока еще требуют работы. Я все еще бываю в гневе, а это первый
грех. Гордыню, кажется, подавил путем размышлений наедине с собой. Есть
грехи, которые просто нерентабельны. Мы швыряем эту свою страсть, но она
бумерангом через какое-то время лупит в тебя же самого. Понимая это, я
пытаюсь от чего-то избавиться.
|