«И юность ушедшая все же бессмертна…»

Нелли КУЗНЕЦОВА

95 лет исполняется Петру Исааковичу МИХЛИНУ, руководителю секции военных строителей, члену правления Клуба ветеранов флота.

Кем же он все-таки себя считает — строителем или моряком? Я рискнула задать ему этот, не слишком, быть может, деликатный вопрос. И он, как мне показалось, затруднился с ответом. В самом деле, чуть ли не половина Таллинна построена при его участии. Но очень большая часть жизни отдана флоту, кораблям. Хотя разделить две эти половинки трудно, как невозможно разделить жизнь...

После окончания военно-морского училища он был направлен на Дальний Восток. Шел 1937-й год... На дальневосточных рубежах страны было неспокойно. Недаром в те времена столь популярной была песня: «На границе тучи ходят хмуро». Еще не было жесточайших боев у озера Хасан, но уже было ясно, что провокации японской стороны в конце концов приведут к столкновению.

Новый командующий Тихоокеанским флотом Николай Герасимович Кузнецов, которого все моряки называют «легендарным адмиралом», и поставил вопрос о том, что флот должен быть рассредоточен по побережью. Он только что вернулся из Испании, где шла кровопролитная война с франкистами, первая проба борьбы с фашизмом, и его горький военный опыт говорил о том, что надо готовиться…

На Дальнем Востоке в разных точках побережья стали создаваться военно-морские базы. Но фактически заново создавался Тихоокеанский флот. Там ведь не было, в сущности, ничего. Потом уже там выросла Советская Гавань, образовалась Находка, возникла военно-морская база в Петропавловске на Камчатке… Но кто-то должен был прийти первым в эти пустынные места. Петр Исаакович, тогда еще, конечно, просто Петр Михлин, был среди тех, кто осваивал побережье.

Мы не будем рассказывать об этом подробно, хотя это очень интересно, но мы ведь не пишем историю флота, а рассказываем о человеке, его истории на фоне больших событий, происходивших в мире и в стране, об истории его семьи. А она была очень непростой. Сейчас, оглядываясь на эти годы, на все, что людям пришлось вынести, с трудом верится, что они могли все это перетерпеть. И выстоять…

Петр Исаакович сказал, что его жена, его Верочка никогда не жаловалась на трудности, на то, что жизнь оказалась не такой, как, возможно, представлялось в юности. Впрочем, тогдашние юноши и девушки зачастую думали иначе, чем нынешние.

Петр Михлин нашел свою Верочку в Кременчуге, когда он, молодой командир, приезжал за пополнением. Он увидел ее на комсомольской конференции… Удивительно, быть может, но она до конца своей жизни, до самых последних своих дней, как ни крутила, как ни гнула ее жизнь, оставалась столь же горячей, открытой, отзывчивой, как в те молодые годы, когда кипел комсомольский задор, азарт, когда всей душой верилось во все хорошее, в счастливое будущее. Не только для себя, для всех…

С маленькими детьми она жила в каюте мужа на плавбазе подводных лодок. А когда приходили корабли и надо было расселять моряков, она с детьми переселялась в палатку. В тайгу, или на голые, каменистые берега… Где не было ни магазинов, ни кино, ни театров. И водопровода тоже не было…

Уже потом, когда они получили комнатку в финском домике, продуваемом всеми ветрами, со всеми «удобствами» во дворе, до которых надо было добираться сквозь пургу и дождь, с казенными солдатскими кроватями, колченогими столами и стульями, она сказала, что у них теперь есть свое жилье.

Ох, эти офицерские жены… Долгие годы все их имущество составляла лишь пара чемоданов, один из которых можно было поставить «на попа» и сделать из него стол. Они, эти женщины, ухитрялись создавать нехитрый уют даже в палатках, даже в этих полусырых комнатенках «со всеми удобствами во дворе». Но зато они не расставались с мужьями… И были счастливы, несмотря ни на что. Потому что была молодость, была любовь, была вера, что мужья делают что-то нужное, важное и что все еще впереди, все будет хорошо.

«Как же вы растили детей, как учили их в этих условиях, на этом пустынном побережье?» — спросила я у Петра Исааковича. И он улыбнулся, вспоминая. Оказывается, там была школа на общественных началах. Тогда еще не было в ходу это словосочетание, как его не стало и потом. Но женщины, жены моряков, понимая, что детей надо учить, сами организовали такую школу, тем более что среди них было немало педагогов, специалистов разного профиля. Им негде было работать, но они могли учить детей…

Потом, конечно, уже были нормальные школы. Хотя детям Петра Исааковича, как и детям других офицеров, приходилось менять их не раз, поскольку отцов переводили с одного места службы на другое, и семьи, снимаясь с места, двигались за ними. Но ничего… Все четверо детей Петра Исааковича, два сына и две дочери, успешно окончили вузы, защитили диссертации — докторскую и кандидатскую… Может быть, получили такую закалку в семье, что научились твердо стоять на ногах?

Признаться, слушая Михлина, я, бывало, иной раз удивлялась про себя: как мог этот негромкий, невысокий, этот мягкий и интеллигентный человек, как будто бы совсем не пригодный для подвигов, вынести все это, всю эту долгую жизнь с ее сложностями, уклониться от которых не позволяло чувство долга, с бытом, который можно было бы назвать героическим, всю эту жизнь с ее трагедиями, потерями, смертями, с ее работой на пределе человеческих сил?

Отечественная война застала его на Дальнем Востоке. Уже потом, позже, он узнал, что в апреле 42-го его родители, его родные погибли на Украине, когда гитлеровские части вошли в Пирятин, маленький и уютный, чистенький украинский городок. 1600 евреев, которые жили в этом городе, были вывезены за его пределы и закопаны в большом рву в 3 км от города. Живьем...

Может быть, кто-то другой сказал бы, что пепел этих погибших, страшно умиравших людей стучит в его сердце. И продолжает стучать… Но Михлин, как мне кажется, не любит, не может произносить громких слов. Он просто сказал, что ему очень горько было об этом узнать. И до сих пор больно об этом вспоминать. И что он знает, хорошо знает, что такое фашизм…

На Западе шли ожесточенные бои. Сводки Имформбюро об этом сообщали. А они были вдали от этих боев. Странная это была ситуация… Ежедневно, ежемесячно они ожидали нападения японцев. И не могли, не имели права его спровоцировать...

Японские самолеты летали, нарушая воздушное пространство, сбрасывали листовки, в которых обещали «устроить русским вторую Цусиму», угрожали радиоголосами. А они, моряки, не могли ответить…

Но зато когда война была объявлена, они рванулись в полную силу. Морской десант высадился в Порт-Артуре, и со злым удовольствием моряки подняли свой военно-морской флаг на сопке Золотая.

А перед этим долго стояли возле памятника погибшему «Варягу» во Владивостоке. И Петр Исаакович, вспоминая, рассказывал, как моряки обещали «отомстить за Цусиму».

Вторая половина его жизни, если ее, жизнь, и в самом деле можно делить на половинки, началась в 1950 году в Таллинне. Здесь, после окончания высших офицерских курсов при Академии им. Ленина, он стал одним из руководителей флотских строителей. Сам он, рассказывая об этом, вспомнил старую поговорку: «Куда строитель пришел на час — туда жизнь пришла навсегда». Действительно, в Таллинне очень многие здания построены именно военными, флотскими строителями. Сегодня об этом предпочитают не вспоминать. Со здания плавательного бассейна «Калев» в свое время была даже сорвана и так и не восстановлена памятная доска, рассказывающая о том, что именно флотские строители возвели это здание. Как будто кому-то хотелось уничтожить саму память о них. Но недаром сам Михлин сказал: «Как бы ни складывалась ситуация в стране, какие бы перемены ни происходили, каменная летопись, созданная нами, остается». И в самом деле, стоят здания на улицах Лембиту, Колде, Сыле. Труд флотских строителей вложен в создание целых районов города — Мустамяэ, Хааберсти и т.д. А Дом офицеров флота, нынешний Центр русской культуры… Средства для него собирали моряки, а строили флотские строители.

Петр Исаакович с гордостью сказал, что именно они, строители флота, возводили и уникальный в своем роде маяк на банке Таллинна-Мадал. И эту гордость можно понять. Даже те, кто мало связан со строительством, очевидно, не могут не понимать, сколько труда, знаний, тончайших и точнейших расчетов требует, например, углубление дна акватории или, скажем, создание каменной постели для маяка, устройство железобетонной башни и множество других сложнейших операций. Многих из тех, кто участвовал в строительстве этого маяка, а также другого — Вяхе-Мадал, возведенного при входе в Таллиннскую бухту, — уже нет в живых, другие ушли на пенсию, как, например, Петр Исаакович Михлин, но памятью им, их усилиям служат огни маяков, освещающих путь кораблям во тьме балтийских ночей.

Мы от всей души поздравляем вас, дорогой Петр Исаакович, с юбилеем. И думаем, нет, мы убеждены, что к нашим поздравлениям и пожеланиям присоединятся многие люди. И те, кто знает вас и любит, и те, которые не знают, но понимают, сколь много доброго, полезного для страны, для людей сделали вы за свою большую жизнь.