Эстонская сибириада

Елена ЛЕВИНА,
председатель правления Объединения гидов Нарвы

Сибирские просторы.

Четыре месяца прошло с момента возникновения идеи до благополучной ее реализации. И вот сегодня можно смело утверждать: поездка группы из 18 человек в далекую сибирскую землю благополучно завершена.

Но память о ней, впечатления от мест, где нам удалось побывать, эмоциональные потрясения — все это останется с нами, думаю, на всю оставшуюся жизнь. Трудно сказать, запомнит ли что-то наш самый маленький участник экспедиции 4-летний Йонатан Рауд, но то, что через несколько лет он будет будущим друзьям показывать фотографии этого сурового края и с гордостью говорить: «Я был с родителями в Сибири», — это без сомнения.

Маршрут

3 августа наша группа выехала из Эстонии. Наверное, это символично, что маршрут начался у нарвского железнодорожного вокзала. У памятника, посвященного жертвам политических репрессий, установленного обществом «Мементо». Именно нарвский железнодорожный вокзал — последнее место, которое у сотен эстонцев, депортированных в далекую Сибирь в 1940, 1948-1949 годах и так и не вернувшихся на родину, осталось в памяти. Автобусом мы добрались до аэропорта в Санкт-Петербурге, а потом — 5-часовой перелет через Кемерово до Красноярска.

Красноярский край

равен 52 Эстониям. Во всяком случае, так утверждает путеводитель. Красноярский край известен всему миру не только как сибирский ГУЛАГ (КРАСЛАГ), но и как место падения Тунгусского метеорита, споры о котором не утихают с 1908 года.

Улица в Норильске. 5 х фото автора
Сам же Красноярск — город, основанный в 1628 году как военная крепость, защищающая русские поселения, возникшие к тому времени по берегам Енисея. Местные жители не зря называют его городом фонтанов. Более 200 фонтанов сегодня в Красноярске. А вот часы, которые по распоряжению городского головы были установлены недалеко от Каменного моста, изображенного на 10-рублевой российской купюре, местные жители называют «не фонтан», поскольку, несмотря на свою массивность и позолоченный циферблат, они не выполняют главного предназначения — время в солнечный день на позолоченном циферблате смотреть практически невозможно. Глаза слепит. Великолепная часовенка Параскевы Пятницы, природный заповедник Красноярские Столбы, названный восьмым чудом света, село Овсянка — родина писателя Виктора Астафьева, горные хребты Саяны, на склоне которых расположилась смотровая площадка с памятником астафьевской царь-рыбе — все эти красоты сопровождали нас по дороге на чудесную реку Ману, где располагался наш первый ночлег.

Есть моменты, которые невозможно передать словами. Они даны только в ощущениях. Представить, что в августе в далекой Сибири можно будет купаться в горной реке Мане, течение которой такое, что удержаться на ногах, не хватаясь за камни, просто невозможно, а вокруг по берегам левого притока Енисея покрытые лесом Саяны, наверное, можно только в фантазиях. Но это было. Так же, как и для местных жителей, спокойно удящих рыбу в Мане, 18 человек, говорящих на неслыханном для них эстонском языке, после долгого перелета плюхнувшихся в Ману, останутся в памяти. А как вы сюда добрались, и где ваша Эстония находится — одни из самых распространенных вопросов.

Теплоход

Надпись на кенотафе Эдуарда Толля в Кабелеметса.
Построенный в 1954 году теплоход «Валерий Чкалов» на своем веку повидал многое. Трое с половиной суток длится маршрут из Красноярска до Дудинки — столицы Таймыра. Недолгие остановки в Енисейске, Ворогово, Ярцево, Игарке, Потапово. В основном на теплоходе едут местные жители. Кто-то возвращается из отпуска из миллионного Красноярска, везя домой самые необходимые товары. Практически все палубы забиты продуктами. Везут в далекие сибирские города овощи, фрукты. Даже картошку, капусту, лук доставляют с материка. Зато на маленьких импровизированных рыночках, возникающих прямо у дебаркадера, к которому причаливал наш теплоход, продают проезжающим всевозможную снедь. Ягоды и сушеные белые грибы. Соленую рыбу, кедровые шишки и только что испеченные пирожки с черникой. Не успел теплоходик отчалить, довольные успешным бизнесом торговцы заспешили к своим домам в ожидании следующего рейса, который будет через два дня.

Сибиряки

Когда раньше я слышала это определение, фантазия рисовала кряжистого бородатого мужика, способного с голыми руками «ходить на медведя» и одной рукой гнуть подковы. Да обыкновенные они люди, причем разных национальностей, начиная от коренного населения — ненцы, долганы, нганасаны — до освоившихся в этом суровом краю русских, белорусов, украинцев, евреев, прибалтов, некогда высланных, а теперь уже и не представляющих свою жизнь без Крайнего Севера. Есть только в них какой-то особый дух, сила, не позволяющая согнуться перед суровой природой. Моими попутчицами на теплоходе были две женщины из Туруханска. Их будничные рассказы о долгой полярной зиме, длящейся 285 дней в году, о том, что если в конце августа не успеешь выкопать картошку, посаженную в мае, то она буквально вмерзнет в землю, о своих соседках — двух бабушках, еще два года назад живших в 5 километрах от Туруханска, города с пятью тысячами населения, у которых в избушке в помине не было электричества и которые ловили рыбу, «ходили на медведя», собирали летом грибы и ягоды, вызывали чувство уважения к этим людям. Что-то невероятно настоящее, подлинное есть во всем их укладе жизни. Они большие оптимисты, эти сибиряки. Рядом с ними становятся какими-то очень маленькими все наши проблемы. Уж если в этих условиях люди сохраняют свою человеческую сущность, то, наверное, есть что-то в бескрайней природе такое, что позволяет им выжить и оставаться самими собой. Узнав о цели нашего путешествия, мои попутчицы стали рассказывать, что помнят еще из детства, как в далеком 40-м году причалила к Туруханску «голая баржа», выгрузили с нее более 150 человек, говорящих на непонятных латышском и эстонском языках, и оставили в лесу. И не было у людей ни теплой одежды, ни еды, были вынуждены те, кто остался в живых, копать прямо в снегу убежища и спать, тесно прижимаясь друг к другу, чтобы хоть немного согреться. Настороженно встретили чужаков в Сибири. Да и людям говорили, что это пособники фашистов. Но была у них в деревне женщина, председатель колхоза, которая сказала: «Кого бы ни привезли к нам, но мы ведь Люди». И отнесла тогда мать моей попутчицы в латышскую семью две картошки. За ней и другие жители деревни кто чем мог помогали чужакам, не по своей воле оказавшимся в этом таежном краю. А в 1959 году латышская семья, ставшая почти родственниками, уехала в далекую Прибалтику. И фотография, на которой моя случайная попутчица провожает у дебаркадера латышскую семью, стала первой фотографией ее семейного альбома…

Миссия

Мемориал «Всем невинно пострадавшим гражданам Эстонской Республики» в Норильске.
Вспомнить о них, о всех тех, кто не вернулся из далекой Сибири, помолиться о родственниках и земляках и было основной целью нашей поездки. На высоком берегу Енисея, в Игарке, городе, расположенном в 200 метрах за Полярным кругом, был установлен деревянный крест. Пастор Пеэтер Калдур освятил его. Мы привезли этот крест из Эстонии. В Игарке нас встретила директор Музея вечной мерзлоты Мария Вячеславовна Мышечкина. Рассказала, как бережно в музее хранится память о людях, так и не сумевших вернуться домой. Далеко с реки виден этот крест. Мы не ставили себе задачу почтить память кого-то конкретного. Да и возможно ли это сделать сегодня? Время — неумолимая вещь. По крупицам люди собирают воспоминания. Многих, кто мог что-то рассказать о тех страшных временах, уже и самих нет в живых. Но мне кажется, что теперь, подъезжая к Игарке и увидев этот 4-метровый крест, каждый сможет вспомнить что-то свое, совсем не обязательно знать, какой национальности человек, кто похоронен в этой земле.

Дудинка — это конечная точка нашего теплоходного путешествия. Совсем небольшой город, въезд в который разрешен только по спецпропускам. Разрешения на въезд в Дудинку и в Норильск нам оформляли губернатор Таймырского автономного округа О.М.Бударгин и председатель городского совета Норильска С.А. Шмаков. За что, пользуясь возможностью, хочу поблагодарить наших радушных хозяев. Уже тот факт, что нас ждал 4 часа главный советник председателя думы Иосиф Францевич Ярощук (теплоход опаздывал из-за погодных условий), вызывает чувство признательности.

Музей в Дудинке — это тема отдельная. И не потому, что это один из самых северных музеев мира. Богатейшая коллекция экспонатов, воспроизводящая быт, культуру народов Крайнего Севера, без сомнения, заслуживает внимания, но вот в одном из залов мы подошли к стенду, посвященному Эдуарду Васильевичу Толлю, полярному исследователю, внесшему на карту мира более 250 географических названий. Когда нашему гиду я представила участника экспедиции Ааво Керме, мэра города Йыхви, в котором жил барон Эдуард Толль, мы из иностранных прибалтийских гостей в считанные минуты стали близкими людьми — земляками великого полярного исследователя. Поверите ли, но как-то разом пропал барьер в общении, натянутость при приеме иностранцев. Ведь Эдуард Толль — человек, которого помнят на Севере до сих пор.

Норильск

На пристани в Ярцево.
Еще на теплоходе житель Туруханска рассказал случившуюся несколько лет назад в Норильске страшную историю. Один человек на тракторе взялся вспахать землю. Пройдя борозду и оглянувшись назад, он увидел, что на всей поверхности земли лежат трупы людей. Хоронят людей в условиях вечной мерзлоты на глубине всего полметра, да и при этом тела не успевают разложиться. Этот человек там же умер от разрыва сердца. Так что сказать, что Норильск построен на костях — это не преувеличение. Сколько их, русских, белорусов, евреев, эстонцев, латышей, покоится в этом самом северном в мире городе, не выдержавших условий лагерной жизни, умерших от цинги, холода, голода, издевательств лагерного начальства, наверное, никто уже и не узнает. 10 августа 1991 года, ровно 14 лет назад был освящен монумент на горе Шмидта, названный Норильская Голгофа. Скорбно звучат колокола на входе к монументу. Каждый пришедший может позвонить в колокол. Потому что слов не надо. Да и нет слов, чтобы выразить боль за те неимоверные страдания, которые перенесли люди, строившие город, промышленный гигант, на котором производится почти вся таблица Менделеева. И низкий поклон людям, которые эту память хранят. Благоустраивают и содержат в порядке тот небольшой кусочек земли, на котором и мы могли помолиться о наших земляках, безвинно сосланных в Сибирь, о 141 эстонском офицере, нашедшем последний приют в далеком Норильске.

На небольшой пресс-конференции, проходящей в Музее истории освоения и развития Норильского промышленного района, организованной по инициативе директора музея Светланы Георгиевны Слесаревой, девушка-журналистка, явно рассчитывая на радикальный ответ, задала нам вопрос: «Как вы думаете, как можно жить в городе, где погибло столько людей?» Я не сразу нашла, что ответить. Потому что однозначного ответа нет. Мы, нарвитяне, тоже живем в городе, где каждая пядь земли полита кровью. Только в годы Второй мировой в боях за Нарву погибло около 100 тысяч человек. А Северная война, Ливонская война? Просто городу нашему гораздо больше лет, чем молодому Норильску. Ясно только одно, жить в городах, в которых вершилась сама История, это и тяжесть, и честь, и великая ответственность. И самое главное — это помнить. Помнить в том числе и о том, что и с далекой-близкой Сибирью, хоть нас и разделяют тысячи километров, все-таки объединяет общая история, общая культура, люди, для которых Сибирь стала вторым домом, общие христианские ценности. Может быть, именно поэтому все члены нашей экспедиции, имея разные политические взгляды, прониклись тем большим, что несомненно объединяет — нашей общей Памятью.

Удалась ли поездка?

Естественный вопрос, возникающий в конце любого пути. Мне как организатору сложно на него ответить. Пусть скажут другие участники нашей экспедиции. Но уже на выезде из Норильска услышала бурное обсуждение в автобусе. Пеэтер Калдур пояснил: «Мы спорим, куда поедем на будущий год. Пришли к общему мнению. На Чукотку и Камчатку». Наверное, у каждого человека есть фобии. Я, например, боюсь летать на самолетах, не люблю холода и плохо отношусь к насекомым, которых в Сибири огромное количество. Но есть что-то неуловимо притягательное в этой суровой земле, наверно, оно, это нечто, не поддается словам, это то, что снова и снова манило в вечную мерзлоту барона, жителя деревни Кабелеметса Эдуарда Толля. Время покажет. В запасе есть год. Но на всякий случай на карте Российской Федерации, где уже поставлены яркие точки в Красноярске, Дудинке, Игарке, Норильске, на всякий случай поставила пунктиром Анадырь…