погода
Сегодня, как и всегда, хорошая погода.




Netinfo

interfax

SMI

TV+

Chas

фонд россияне

List100

| архив |

"МЭ" Суббота" | 03.12.05 | Обратно

Слесарь Гоша, Леонид Ильич и другие

Николай ХРУСТАЛЕВ

Российский сценарист Валентин Черных, кроме официальных премий, в разное время отмечен многими престижнымипрофессиональными кинонаградами - от заморского «Оскара» до отечественных «Ник» и «Золотых орлов». Одна из его последнихработ - фильм «Свои» - стала настоящим событием российского кинематографа.

Старый новый герой

- Валентин Константинович, после большого успеха совместной с режиссером Дмитрием Месхиевым картины «Свои» ваша с ним новая встреча ожидается зрителями с понятным интересом, ведь в проекте предстанет человек, которого трудно назвать «героем нашего времени».

- Да, мы с Дмитрием плотно готовимся к картине о молодом Сталине, речь идет о его жизни в 1910-1912 годах, может быть, даже еще раньше, точно еще не определили. Процесс формирования личности всегда интересен, в данном случае речь о диктаторе с удивительной харизмой, человеке, сумевшем подчинить огромный народ. Сейчас изучаю исторические материалы, связанные с этим периодом жизни Сталина, работа большая, в сотрудничестве с англичанами. Они - люди основательные, потому работать приходится много, точно и определенно. Что из всего этого получится - сказать трудно, но пока мне это интересно.

- Вы не впервые за последние годы обращаетесь к судьбам заметных личностей. Сразу запомнилась, к примеру, картина о Леониде Брежневе, которого так неожиданно сыграл Сергей Шакуров. Что привело вас к Леониду Ильичу?

- Это было предложение Первого канала, где меня хорошо знают, как знают и то, что я не демократ в пошлом понимании этого слова, но и не коммунист тоже в том же пошлом смысле. Тем более, что в партии никогда не состоял.

Мне кажется, что сейчас наступило время по-новому посмотреть на многие биографии недавней российской истории и задуматься о реалиях только что ушедшей российской жизни. Существует намало надуманных пропагандистских мифов, полных передергиванием и извращением фактов. Пришло время все это расчистить, посмотреть как бы со стороны на то время, на личность Брежнева, по-моему, у нас недостаточно оцененную. Не секрет, что Брежнев дал стране 18 лет передышки перед тем, как советская власть рухнула навсегда. Он оттянул время трагедии, приближающуюся катастрофу, которая пришла с разрушением страны, с другим социальным строем.

- Время слома, перемен и реформ всегда трагично. Дом, что строился почти 80 лет, разрушился в одночасье. Каким, по-вашему, с учетом национальных особенностей будет тот, что хотят построить на его месте?

- Думаю, по архитектуре он будет близок к европейскому, но с азиатскими элементами, без азиатского нам не обойтись, большая половина страны находится в Азии. Но и другого пути, кроме как консолидироваться с Европой, у России тоже нет. Восток есть Восток, но и Запад есть Запад, а к Западу мы ближе.


Сказки жизни

- Существует мнение, что если бы сценарий «Своих» вы написали лет 30 назад, то были бы просто посажены.

- Потому я и написал его не 30 лет назад.

- Ваш отец погиб в первый день войны, мама была учительницей в начальных классах и заведовала детским домом. Вам есть что сказать о войне. Почему предпочли именно такой сюжет?

- Я же не зря сказал, что пришло время взглянуть на какие-то вещи по-новому. Сейчас по телевизору нередко показывают старые советские фильмы, где ситуации надуманны, все пропитано пропагандой, и если мы их все же смотрм, то только из-за игры замечательных актеров. А вся эта идеологическая шелуха и тогда, и теперь была мало кому интересна. Скажу больше - недавно включил телевизор и вдруг вижу: плетень, глиняные крынки на нем висят, ходят вокруг люди в шароварах с лампасами. Так это же, вспомнил, «Тихий Дон». Но почему все это было так помпезно, почему на экране почти отсутствовали жизнь и естественность? А ведь в течение более чем полувека эта картина Сергея Герасимова считалась одной из вершин советского киноискусства. Теперь, думаю, никто уже так не считает, и даже сам режиссер, имя которого носит ВГИК, помнится теперь только действительно хорошими первыми фильмами.

- Валентин Константинович, что греха таить, вы же тоже великий сказочник, как иначе относиться к фильму «Москва слезам не верит», который даже Америку поразил своей сказочностью.

- Сказочник я в той же мере, в какой являются сказочниками драматурги американские или индийские, или еще иные другие. Фильм «Москва слезам не верит» сделан по простому и достаточно примитивному сюжету, но с прилично выписанными ситуациями и характерами. Да, люди любят сказочные истории, где неважны особые подробности. Когда спустя 14 лет после выхода «Москвы...» я написал на этот сюжет роман, то описал в нем и те 20 лет, что были в картине пропущены, и, говорят, роман получился поинтереснее фильма, потому что в нем больше подробностей и правды времени.

- Какой должна быть сказка сегодня, чтобы пролить в душу людей покой, какой был дан им в 80-м фильмом «Москва слезам не верит»?

- Думаю, что сказками не успокаивают, а развлекают. А смотреть, как выясняется, люди хотят сейчас простые семейные истории, где семьи большие - с дедами и внучками, зятьями, невестками, где сложные взаимоотношения, которые, кстати, всегда присутствуют в большой семье и всегда требуют решения.

Сейчас в российском кино есть режиссер Павел Чухрай, который с успехом делает бытовые страшилки, такие, как «Вор» или «Водитель для Веры». И они смотрятся, потому что раньше как раз такие рассказывали друг другу попутчики в поездах или отдыхающие в санаториях. Почему-то рассказы такого рода сейчас не в цене, мы забыли, что народ с экрана можно и попугать немного, но только, чтобы все обязательно благополучно закончилось. И Чухрай это понимает, двигаясь в том направлении, которому в российском кино не уделяется должного внимания. Мне кажется, что в балтийском, скажем, кино сейчас это понимают лучше, чем в нашем. Не знаю уж, почему, может, потому, что вы несколько поближе к Европе, а там тенденции стремления к семейному кино в разных проявлениях сегодня не перестают заявлять о себе. Интерес к быту, к деталям, подробностям важен в кино так же, как и в литературе.


Люди страны пионеров

- Валентин Константинович, в нынешнем году вы возглавляли жюри Московского кинофестиваля, где главный приз получил фильм Алексея Учителя «Космос как предчувствие». Сегодня вы говорили о пропаганде и мифах, но разве этот фильм по-своему не пропагандистский?

- Нет, пропаганды в нем нет, скорее, это фильм ностальгический, в нем живет прошлое, оно разное, иногда страшное, но ведь в том времени присутствовала и определенная романтика. А предчувствие космоса действительно существовало, когда мы проиграли все, кроме войны. Ее-то мы выиграли, а жили хуже любого другого народа в Европе. И все ждали какого-то прорыва, должно же было что-то произойти. Произошло в космосе, и мы снова почувствовали себя великой нацией, почувствовали, что еще многое можем. Нам нужна была эта космическая победа на фоне других событий, потрясавших страну, - разоблачения культа личности, крохотных ростков перемен. Но только этого было недостаточно, а народ жил очень тяжело. И все это в фильме просматривается.

Сейчас об этом можно уже говорить, но когда мы в международном жюри обсуждали фильм Учителя, то сначала было предложение отметить его за режиссуру. Потом от этой мысли отказались, фильм все же неровный. Но картины более мощной по энергетике, более заряженной предчувствием на фестивале не было. Дать ей главный приз не было моим предложением, сделала это член жюри из Франции, и к нему все единогласно присоединились. Не стал, естественно, возражать и я.

- Не случайно вспомнил некоторые подробности вашей биографии, детство, которое было трудно назвать райской. Но вы же наверняка чувствовали себя не отделимым от страны пионеров. Разве при этом могли у вас быть к ней претензии?

- Претензий было много, но говорить о них сейчас бессмысленно - какие претензии можно предъявлять к стране, которой уже нет? У меня есть сестра, она коммунистка и сейчас еще вроде бы платит членские взносы. И вот она говорит: кем бы ты стал, если бы не советская власть? А я отвечаю, что не знаю, ведь дед был богатым сельским человеком, за что был раскулачен и сослан, раз много коров имел и хозяйство крепкое. Но останься все тогда неизменным, разве меня бы тоже не выучили, и это, может быть, был бы какой-нибудь Оксфорд или Кембридж. По-разному могло сложиться, не думаю, что советская власть так уж помогала раскрываться, она оказалась уникальной по своей изощренности, тот, кто при ней выжил, думаю, мог бы после этого выжить где угодно, на необитаемом острове.

- Столь высоко оцененные в разное время, отмеченные самыми престижными премиями «Москва слезам не верит» и «Свои» так не похожи, что трудно предположить здесь руку одного сценариста. Вероятно, время изменило и вас, Валентин Константинович?

- Абсолютно никакой разницы, никакой эволюции не было, я не изменился. Человек устроен так, что способен сделать все. Но только в предлагаемых обстоятельствах. Изменились в лучшую сторону - может получиться большее, если ситуация не способствует, то что-то не получается. Часть того, что сделано теперь, я сделать раньше не мог. Но как, смею думать, человек неглупый, я делал то, что хотя бы не было постыдным. Старался избегать агитпропа, думать о человечном, интересном. Чтобы, не погано, что ли, выходило...