СССР развалила Эстония

Анна ЛИТВИНЮК

Американский политолог Синтия Каплан знает, кто развалил Советский Союз. Фото Николая ШАРУБИНА

Профессор факультета политических наук Калифорнийского университета в Санта-Барбаре, политолог Синтия Каплан,преподающая сейчас в Тартуском университете и написавшая книгу о причинах развала СССР, наблюдает за событиями в нашейстране уже много лет и утверждает, что события в Эстонии послужили причиной краха большой страны.

Когда-то, еще до распада СССР, Синтия Каплан - внучка эмигрантов из Восточной Европы, - узнав о мечте одного аспиранта писать диссертацию, находясь в таком красивом месте, как Тарту, подумала, что в ее случае такое не может произойти никогда. Хотя и в Тарту, и в Таллинне благодаря своему интересу к русскому языку и международному студенческому обмену впервые побывала еще в семидесятых, почти тридцать лет назад. Этот год можно назвать для американского политолога, обожающего «фантастические» Питер и Москву, юбилейным, так как она в шестидесятый раз побывала в России.

«Я» на карте России

Судя по ее рассказам о себе, Синтия Каплан всегда принимала нестандартные решения. По словам политолога, она с детства знала, кем она хочет быть, и хотела изучать русский язык.

- Мне всегда было интересно съездить в Россию. Мне была интересна другая политическая система. Я хотела изучать Россию и политику уже в средней школе, в седьмом классе. Я всегда знала, что хочу делать, а когда рассказываю об этом своим студентам, то признаю, что я просто исключение.

Безусловно, интерес Синтии Каплан к России связан с ее семьей. Хотя о семейной истории ей особенно не рассказывали, но будущий политолог знала, что бабушки и дедушки уехали в Америку из Восточной Европы еще до революции, в 1880 году.

- В моем доме про политику много не разговаривали и говорили только по-английски. Хотя одна моя бабушка говорила по-русски. В детстве я читала в энциклопедии статью с приложенной к ней картой России и указанными на ней разными народностями... Просто... я всегда считала, что там могла бы быть и я. Это ощущение, что у меня тесная связь с этой страной, возникло давно. Когда я в первый раз приехала в Россию, у меня возникло чувство, что я вернулась, что это - не чужое для меня место. Потом я однажды привозила в Россию моего отца, и у него сложилось такое же ощущение. Я знала, что в тот период был только один маршрут в Россию: обязательно знать язык, участвовать в культурном обмене. Я точно знала, куда нужно обращаться и как. Может быть, это слишком. Но так и было.

Так что студентка колледжа, занимавшаяся у специалиста по Советскому Союзу в Чикаго, впервые приехала в СССР в 1972 году, училась в летней школе по изучению русского языка как иностранного при Ленинградском университете. Именно тогда впервые попала на экскурсию в Таллинн. Далее последовало обучение в Колумбийском университете в Нью-Йорке с целью получения докторской степени, и снова участие в культурном обмене. В 1976/1977 гг. Синтия Каплан год прожила в Ленинграде и в Москве в студенческом общежитии для иностранцев. Бывала она и в новосибирском академгородке, что тогда в общем-то было не принято.

Политическую систему СССР, а затем России, а также язык Синтия Каплан изучает с семидесятого года, больше тридцати лет. Еще с 1994 года начала изучать эстонский и читать эстонскую прессу.

Спрос на независимость

Чужая мечта о жизни в университетской столице Эстонии, когда-то затронувшая сердце, стала реальностью. Уже четвертый месяц Синтия Каплан читает лекции в Тарту, шлифует свой эстонский язык и только что вместе с соавтором, профессором Калифорнийского университета Беркли, директором Центра исследований и опросов Генри Брэди дописала книгу «Buried Memories: Political Mobilization and the Collapse of the Soviet Union» («Затаенные воспоминания: увеличение политической активности и развал Советского Союза»). Плод ее многолетних изысканий еще не издан, но добро на его публикацию уже дало солидное издательство Cambridge University Press.

Книга основана на результатах многолетних наблюдений, ежедневного чтения местной прессы, опросов и анализов, которые американские ученые проводили в течение почти семнадцати лет. По словам Синтии Каплан, эта книга не только об Эстонии, речь в ней идет о России, Татарстане и немного о Республике Коми.

- На основе проделанной сравнительной работы у нас есть основания полагать, что самый сильный толчок к распаду Союза дала именно Эстония, - поделилась с нами Синтия Каплан. - Именно у эстонцев был спрос на территориальную идею государственности и правительства. В других республиках существовали общественные организации, движения, направленные против общественной системы, но если бы строй в СССР стал более демократическим, они бы удовольствовались этим, а эстонцы - нет. Эстонцы хотели стать самостоятельными как этническая группа и поддерживали организации, которые были направлены на легитимность не просто правительства, но и государства, выход за территориальные границы Советского Союза. Все три балтийских государства - Эстония, Латвия и Литва - ставили такой вопрос на обсуждение. И идея Горбачева о новом союзном договоре им была нужна для того, чтобы они могли вынести свою идею на политическую арену.

- Почему из пятнадцати союзных республик в книге представлены только Россия, Эстония и Татарстан?

- У нас есть выборка - репрезентативный опрос населения в России до распада Союза, в 1991 году. Тогда мы опросили 12 309 человек. Для Эстонии мы делали отдельную выборку - опрашивали почти 7 тысяч человек. Татарстаном занимались дополнительно, потому что нам было интересно.

Кривое зеркало

- Вы использовали метод случайной выборки для опроса людей разных национальностей?

- Да, как это принято. Позже мы задавали одни и те же вопросы наиболее политически активным жителям Эстонии в 1992 году, России - в 1993-м, то есть уже после распада. Наши исследования показали, что типы поведения местных русских и эстонцев были разными. Кроме того, протест русскоязычных жителей Эстонии и жителей России тоже выражался иначе. Для эстонцев в то время была актуальна культурная тема, символика, существовала конкуренция между политическими движениями. Протест местных русских являлся реакцией на то, что происходило в среде эстонцев. В 1993 году в России на эту тему мы опросили 2500 человек, в Эстонии - 1200 в 1992 году.

- То есть вы хотите сказать, что поведение русскоязычных жителей Эстонии было всего лишь зеркальным отражением поведения эстонцев? Что показал ваш опрос?

- Очень многое. То, что существовал разный уровень протеста. В США принято было считать, что в России в момент перестройки все вышли на улицы. Это не так. Уровень протеста населения тогда был очень низким, политическая активность давала о себе знать только в самых больших городах и центрах. Для сравнения, в Эстонии 33 процента населения открыто выражали свой протест, в России - 5.

Другой вопрос, почему русские в Эстонии участвовали в акциях протеста. Они делали это скорее от «ощущения неожиданности». Большинство русскоязычных читателей читали в то время местные русские газеты и московские издания. И изменения в жизни, отражаемые там, воспринимали как угрозу. 26 процентов опрошенных в то время русскоязычных жителей опасались этнических конфликтов и крови на улицах. Русские больше слышали о протесте, а не о создании гражданского общества. У них сохранялось ощущение неуверенности. Все, что происходило в Эстонии, для них было неясно. Они находились в языковой изоляции, так как не знали эстонского языка и не читали эстонских газет. Эстонцы же по эстонским газетам имели представление о том, что происходит в эстонском обществе. В России большинство протестующих против существующего строя поддерживало демократические идеи, и лишь очень маленький процент, в отличие от Эстонии, поддерживал национализм. То есть в России у русских были иные причины участия в политическом движении, чем в Эстонии.

Политическая идентичность

Синтией Каплан также сделан интересный анализ причин политической активности жителей до развала СССР. По собранным с 1983 до 1988 и с 1989 до 1991 года данным видно, что в советский период приблизительно пятнадцать процентов эстонцев не принимали участие в выборах. Американские ученые, опрашивая людей, интересовались, почему это было именно так, и эстонские респонденты отвечали, что не хотели поддерживать систему. Это показывает, что в Эстонии был маленький, но все-таки достаточно солидный круг людей, не поддерживающих систему. На тот же самый вопрос русские, живущие в Эстонии, говорили, что причиной их отсутствия на выборах была болезнь, командировка и так далее. Люди, не голосовавшие до развала системы, после проявили политическую активность в Эстонии. У местных русских поначалу таких изменений не было.

- Не могу сказать ничего о том, что происходит в Эстонии сейчас, - честно призналась Синтия Каплан. - Но в тот, переходный период для русских здесь ничего не изменилось по сравнению с прошлым. Свой последний опрос на эту тему мы проводили в 1992 году. Конечно, у нас есть информация о последовавших за этим событиях, но она уже скорее связана не с динамикой развития отношений, а с политическим движением в Эстонии, с реакцией на новую политику. Но здесь задействован уже другой механизм.

Любопытным, на взгляд Синтии Каплан, также является то, что у эстонцев рано сформировалось точное представление о том, что стоит за той или иной политической организацией. Они понимали, кто есть кто. А в России никаких сформированных представлений о политических силах не было. Такую картину американским политологам дал проведенный «пространственный анализ», когда респондентам задавали вопрос о том, к платформе какой политической организации близки их взгляды. В политологии это называется партийной идентичностью. Проведенное в России исследование показало, что люди с трудом идентифицировали себя с каким-либо движением, не знали о них ничего, а если и знали, то выбирали такие партии, с которыми их реально ничего не связывало.

- Я не считаю, что люди просто не знали или не знают этого, - комментирует эту ситуацию Синтия Каплан. - Я читаю лекции по русской политике и разбираюсь в этом. Такие знания все-таки зависят от самой политики, а в России тогда политические движения сменялись очень быстро. На одни выборы приходили одни партии, на другие - другие, и людям было трудно сориентироваться. Идентифицировать себя с нестабильной в политическом отношении организацией простому человеку очень трудно, невозможно.

Кто я

Сейчас профессор занята подготовкой своего нового проекта, связанного с определением национальной идентичности на тему «Русские и татары, русские и эстонцы». В своем стремлении узнать, как люди сами понимают свою национальную принадлежность, она использует новый подход в политологии - конструктивизм.

- Это необходимо, чтобы мы имели представление о разнице, существующей внутри общины, внутри общества. Это очень серьезная эмоциональная тема - кто мы, потому что она очень личная.

Я считаю, что имеющиеся в обществе культурные различия, языки - это его богатство. Очень жаль, когда такие различия утрачиваются. Никто не властен приказать - все должны быть одинаковыми, - так же, как никто не может заставить всех быть друзьями. Это естественный процесс. При этом важно, чтобы людей связывало что-то общее. В Америке, например, существует общегражданская культура, на почве которой происходит натурализация. Изменения в общественном сознании происходят медленно. У нас в стране до сих пор ощутимы последствия гражданской войны, хотя она была уже очень давно. Но просить пожилых людей изменить своим убеждениям - это уже слишком. Приходится ждать смены поколений, чтобы ушли эмоции.

Ассимиляция мне не нравится. Корни имеют ценность для человека. Важно понимать, что такие различия - подарок для всех. Нужно просто участвовать в другой культуре и получать от этого удовольствие. Когда в Нью-Йорк приезжает дирижер Гергиев, я обязательно еду туда на концерт. Для меня это очень важно. Важно, чтобы в обществе существовало уважение к различным традициям и культурам и человек мог чувствовать себя уверенно. Если он хочет сохранить свои ценнности - будь то русский, татарин, эстонец, - то имеет на это право. У одного человека есть право на свою правду, а у другого - право на уважение к собственной правде.