Для друга семь верст — не околица

Нелли КУЗНЕЦОВА

Среди гостей и друзей Павла Макарова - художник Никас Сафронов, колдун и экстрасенс Юрий Лонго, певец Андрей Савельев, Валентина Пономарева...

Эта старая русская поговорка вспомнилась мне, когда я узнала, что на презентацию книги Павла Макарова «Кредо», совпавшую с днем его рождения, в Таллинн прилетают, приезжают из разных городов Европы, России его герои, его собеседники в этой книге, люди, имена которых широко известны. Оказалось, что для них и семь тысяч верст, и даже больше — совсем не околица и совсем не помеха, и среди своих многотрудных забот они нашли время, чтобы отдать дань дружбы, уважения Павлу Макарову.

О нем у нас много говорят, еще больше спорят. У него немало недругов, но много и друзей. И, может быть, прав был Никас Сафронов, один из самых известных и модных ныне в мире художников, мастер загадочный и неуловимый, к удивлению многих, тоже прилетевший в эти дни в Таллинн, когда сказал, по другому, правда, поводу, что всегда был убежден: если человек пробился, раз заставил о себе говорить, значит, что-то такое в нем есть.

Что это? Умение слушать? Умение поймать в собеседнике самое главное и оставить это в книге? Газетчиков, берущих интервью, так много, но именно к Павлу Макарову приезжают его герои, помнят его, ценят, дружат с ним годами.

Я поразилась, прочитав в одном из интервью Сафронова горькую фразу о том, что «если вы не запечатлелись при жизни, то исчезли на 99,9 процента, никто не станет искать ваши картины в Австралии, Японии, Бразилии, как бы ни были они хороши...» И это говорит сам Никас, тот Никас, по картинам которого «сходят с ума», ищут их в разных странах, пытаются купить за любые деньги или хотя бы увидеть их на выставках.

Да, История в принципе не заботится о справедливости. Множество людей, достойных вечной памяти потомства, ушло в прочное забытье, не оставив по себе ни пылинки, ни пятнышка.

Павел Макаров и Римма Казакова. 2 х фото Сергея ХМЕЛЕВСКИХ
Но как остаться? Какими их покажут? И для людей знаменитых именно сейчас, в наше время, это, оказывается, совсем небезразлично. Тот же Никас рассказывает, как спросил однажды Ростроповича: «Когда мы увидим вас в Москве?» И получил ответ, быть может, неожиданный. «Никас, — сказал ему знаменитый Ростропович, — я дал себе обещание никогда больше в России не играть». Оказывается, какая-то ловкая особа, по его собственному выражению, написала в газетной заметке, что играет он, этот музыкант с мировым именем, слабовато и вообще давно уже не молод. И, видимо, малоинтересен.

Сам Никас написал книгу, где попытался рассказать о себе, о времени, о людях, с которыми сталкивала его жизнь. По его словам, она называется «Анатомия скандала и успеха». Мы в Эстонии ее еще не видели, но, может быть, если повезет, увидим. И все же Никасу, этому удивительному человеку и художнику, видимо, очень важно, как он выглядит в книгах Макарова. Да и вообще, очевидно, эти книги для него интересны. Недаром он, художник с мировым именем, обремененный множеством заказов, не говоря уже о собственных замыслах, предоставил Павлу Макарову для оформления его книг свои уникальные работы.

И Юрий Лонго, колдун и экстрасенс, тоже приехал в эти дни в Таллинн.

...Вспоминаю, как пела на вечере, посвященном презентации новой книги Макарова и его дню рождения, Валентина Пономарева. Старинные русские романсы, цыганские песни, гром аплодисментов. Замечательная певица... Хотя те, кто слушал ее много раз и до этого выступления, заметили, что певица явно чем-то взволнована, что-то ей мешает, мучает, не дает без остатка отдаться своему искусству, показав его столь же блистательно, как и всегда. Оказалось, что целый день она страдала от неизвестности. Ее сын, Олег Пономарев, великолепный мастер, создатель известного в Европе ансамбля «Лойко», давно уже живущий и работающий в Ирландии, тоже в эти дни приехал в Таллинн, кстати, объездив перед этим чуть ли не полмира, гастролируя в США, на российском Дальнем Востоке и т.д. Но вот именно здесь, на эстонско-российской границе, таможня его задержала. Не хватило какого-то документа, который бы дал возможность ему провезти через российскую границу в Эстонию скрипку Страдивари, с которой он обычно выступает. Никакие вмешательства видных чиновников, в том числе и представителей российского посольства в Эстонии, не помогли. Самого Олега, выражаясь фигурально, спасли, а уникальную скрипку все-таки арестовали. И целый день Павел Макаров метался по Таллинну в поисках приличной скрипки, с которой Олег мог бы выступить на концерте, сам скрипач в волнении вышагивал в гостиничном номере из угла в угол, а Валентина Пономарева плакала, не в силах согласиться с тем, что праздник, который они задумали, так проваливается...

Но Павел скрипку все-таки достал. И это факт сам по себе тоже поразительный... Кто же отдаст свой драгоценный инструмент, к тому же стоящий безмерно дорого, человеку, немузыканту, если не доверяешь ему до конца? Павлу в театре «Эстония» скрипку отдали прямо в руки, и вечером Олег Пономарев играл на ней виртуозно, поражая всех своим искрометным мастерством, своим уникальным талантом. А если бы еще и скрипка Страдивари была в его руках... Ах, как бы она пела.

Римма Казакова, знаменитая поэтесса, первый секретарь Союза писателей Москвы, вручила Макарову удостоверение члена этого союза, сказав при этом, что это «честь — видеть в рядах писательского союза публициста из Эстонии». Она сказала, что тоже приехала к Павлу Макарову, потому что «он — соратник». И пояснила, что признает лишь результативную форму человеческих отношений, «когда две пары глаз глядят в одну сторону, когда люди понимают друг друга с полуслова и вместе делают одно важное дело». И вспомнила стихи про журавлей: «Они всю жизнь летают рядом, а это больше, чем любовь».

А потом мы сидели с ней в уголке, подальше от шума и людских глаз, и говорили, говорили... Они показалась мне не то чтобы ожесточенной, но все-таки не столь романтичной, открытой, горячей, как это было когда-то. Мы ведь помним, как в 60-е годы в переполненных залах, где яблоку негде было упасть, где люди подпирали стены, сидели на полу, в проходах между рядами, под сценой, как в этих залах, где, казалось, сам воздух вибрировал от напряжения, от энергии стихов, выступали они, молодые поэты — Евгений Евтушенко, Андрей Вознесенский, Белла Ахмадулина, Римма Казакова...

Она прервала мои воспоминания, заметив в них ностальгические ноты, и сказала, что те времена прошли и, очевидно, не вернутся. Теперь другой настрой, другие песни. Поэзия потеряла ту роль, которую играла когда-то. И может быть, это правильно. Потому что тогда в стихах звучало то, о чем нельзя, невозможно было говорить открыто. Поэты первыми, по словам Риммы Казаковой, эмоционально отмывали жизнь от того, что было в ней от прошлого, поэты первыми начали говорить правду. И они были настоящими властителями дум. Их книгами зачитывались, их стихотворные строчки повторяли, их узнавали на улицах. Да, времена изменились...

Хотя и теперь, говорит Казакова, в стихах можно выразить свои мысли, свою позицию так, как не скажешь нигде больше. И сидя в этом уголке, накрывшись шубкой от бьющего в окно ветра, грея руки о горячую чашку с чаем, она тихонько прочитала мне свои стихи:

Слушаю новости, злясь и скорбя,
Жалко чеченцев и жалко себя,
Может, чеченцев и жальче...
Что есть такое — чеченский народ?
Банда под дланью Хаттаба?
И с Белоруссией не разберусь,
Да меня не спросили.
Жалко Россию и жаль Беларусь,
Жальче, пожалуй, Россию.
Сердце устало любить и жалеть,
И не отчаялось все же.
Как его вырвать, кавказский кинжал?
И со славянами смута.
Жалко себя и Отечество жаль,
Жальче себя почему-то...

И прочитав эти строчки, сказала все же, что ей больно, обидно, что так складывается жизнь, что так разделили людей, что «жальче себя», чем Отечество. Ведь раньше так не было, Отечественную войну, быть может, и не выиграли бы, если бы всем было «жальче себя». А пойдут ли теперь умирать за Отечество, как умирали в ту войну? Не знаю, сказала она, может быть, мне, а может быть, себе.

И мы помолчали, наверное, независимо друг от друга вспомнив ее прежние стихи: «Думай о Родине, а потом о себе...» Что надо было сделать с людьми, чтобы в этих строчках усомнился даже сам автор...

Она горько сказала, что государство пренебрегает культурой, пренебрегает литературой, поэзией. И совершенно напрасно, потому что стихи у Мастера, у настоящего поэта, у человека, который призван этим заниматься всей своей жизнью, эти стихи дают очень точную оценку времени и человека. И даже иногда пророчески намечают контуры будущего...

Помнится, несколько лет назад в один из ее приездов в Таллинн она, давая интервью нашей газете, вдруг горячо сказала, что всегда, всю жизнь была атеисткой, но сейчас верит, что только православие спасет, объединит Россию. И теперь, сидя в этом нашем укромном уголке, я спросила, сохранила ли она эту свою веру, думает ли так же и теперь? Мне показалось, что этот разговор для нее труден, но она все же ответила — очень честно и очень откровенно, как делала, по-моему, всегда.

Церковь как институт, сказала она, конечно, нужна обществу. Потому что есть Бог или нет Бога, все же принципы, выраженные, скажем, в Нагорной проповеди или в «Десяти заповедях», полезны, необходимы человеку и человечеству. И все-таки какой-то объединительный смысл в церковной деятельности есть. Если не иметь в виду, конечно, церковное ханжество, фанатизм, какие-то сделки, торговлю алкоголем или табаком, которой занимаются иные церковные деятели, а именно вид духовной жизни. Хотя жаль все-таки, сказала Римма Федоровна, что крупные политики, руководство страны считают, будто церкви помогать непременно надо, а вот культуре — нет... И это не может не сказываться на атмосфере в обществе. Недаром Евгений Евтушенко с горечью сказал, что «мы живем в стремительно опошляющейся стране». Андрей Вознесенский назвал наше время «безнравственным», а Станислав Рассадин заговорил о «разгуле бесстыдства». Они имели в виду при этом Россию. И говорили о ней. Но не только... Вряд ли и мы так уж сильно отличаемся в лучшую сторону. Если вообще отличаемся... Процессы ведь во многом сходны.

Последние годы дали такие перевертыши сознания, что поневоле возникает вопрос: чем, собственно, мы живем сегодня? Что определяет нашу жизнь? Какие ценности мы исповедуем? Кого можно считать властителями дум? И есть ли вообще такие? Ведь властители дум — это, как известно, те, кто определяет не только направление мыслей, но и вкус, шкалу ценностей, открывает что-то новое...

И в этом смысле книги Макарова, включающие в себя интервью с известными людьми, в том числе и два последних тома, объединенных общим названием «Кредо», чрезвычайно интересны. И разговор в них идет серьезный, неторопливый, обстоятельный. В сущности, это всегда было в традициях русской, российской культуры — говорить не столько о деньгах, материальной стороне бытия, сколько о душе, о жизни. Жизнь и смерть. Любовь и ненависть. Ответственность за годы, которые ты провел на этой земле. В этих обстоятельных разговорах, иногда очень откровенных, тем не менее нет этого омерзительного привкуса сплетни, подглядывания в замочную скважину, смакования каких-то интимных подробностей. Очевидно, именно поэтому все эти знаменитые люди, обласканные вниманием публики, избалованные вниманием газетчиков, так тепло относятся к автору, к тому, кто ведет с ними эти интервью, давая им возможность высказать свои мысли так, как им того хотелось.

А какие имена в этих книгах... Татьяна Окуневская, например, с ее несравненной красотой, с ее трагической судьбой, с романтическими отношениями с Иосипом Броз Тито — на первое свидание он пришел с букетом черных роз, на которых еще не высохла роса, а потом на каждый ее спектакль в Москве ей присылали корзину черных роз от Тито. И с Берией, который вмешался в ее судьбу, после чего последовали арест, пребывание в тюремной одиночке, потом в лагерях... Вот поразительно: интервью с ней называется «...Не в своем обществе, не в своем времени и не с теми людьми».

Или, скажем, Дмитрий Хворостовский, лучший баритон мира, этот титул был присужден ему Би-Би-Си. Более десяти лет его имя не сходит с афиш всех престижных концертных площадок мира. Его график гастролей в разных странах расписан на пять лет вперед. А в детстве он, оказывается, мечтал быть футболистом, хоккеистом. Не жалеет ли, что не стал? Ведь та же Окуневская, несмотря на всю ее известность, сказала, что никогда бы не стала актрисой, начнись жизнь сначала.

Как всегда у Макарова, в этих двух томах «Кредо», как под одной крышей, собрались самые разные люди. Словно нет никаких временных рамок, нет границ... И рядом сосуществуют Эри Клас и Кирилл Лавров, Георгий Жженов и Маргарита Войтес, Тамара Синявская и Мати Унт, Виктор Розов и Май Мурдмаа... И читать их рассказы, их размышления, сравнивать их так интересно...

P.S. Добавим, что два тома этой книги «Кредо» выпущены в свет Эстонским культурным центром «Русская энциклопедия».