Самое известное в мире эстонское слово

Лев ЛИВШИЦ

И залез я на высокий полок,
В мягкий, вольный, во малиновый парок,
Начал веником я париться,
Шелковистым и хвостатым жариться.
П.В.Шумахер, 1881 г.

Встретил недавно знакомого со старым разбухшим портфелем, из которого высовывался березовый веник… Вспомнились наши давние субботние походы в баню на улице Рауа, столь чистую и уютную, что там даже в очереди посидеть и поболтать “за жизнь”, предвкушая банные радости, было приятно. Увы, последний такой поход случился лет этак… ох как давно. С той поры обхожусь домашним душем, до ближайшей бани ехать далеко, а мой знакомый, живущий в Кадриорге в доме без горячей воды, по-прежнему ходит в баню. При этом убежден, что никакие ванны и души не заменят шайку горячей воды, крепкий обжигающий пар и свежий березовый веник.

Мылся он по-особому: приносил в портфеле кроме еще с лета заготовленного березового веника полотняный мешочек с мылом внутри и жесткую шерстяную рукавицу. Растирал тело этой рукавицей, ополаскивался водой и опущенным в горячую воду мешочком намыливался. Когда однажды он намылил меня этим мешочком, ощущение было незабываемое. А потом - в парную. Называл он сей способ “пушкинским”: вычитал в “Путешествии в Арзрум”, где поэт описывал тифлисские бани. Знакомый вспомнил о своем мешочке, а я - московские Кожевнические бани и дядю, с которым ходил туда еще до войны во время моих приездов в столицу на каникулы. Заранее натирали на крупной терке банное мыло, брали из дома собственную шайку и два веника, один с листьями, а другой - голяк. В бане первым делом взбивали им в шайке целый холм густой мыльной пены, покрывали ею тело, и - в горячую (так в Москве называли парную), а потом опрокидывали на себя шайку холодной воды…

Углубившись в воспоминания, мы не заметили, как добрались до бани на Рауа и зашли в вестибюль. От былой ухоженности и уюта не осталось и следа. Не уютно, не светло и не очень чисто. У входа друг против друга две часовые мастерские (?). Над каждой из трех дверей надпись “Tunnisaun” (почасовая баня) - 120 крон за час, с бассейном - в два раза дороже. Сама же общественная баня в глубине вестибюля. Там дешевле - 35 крон с человека, пенсионерам в три рабочих дня - 15, а в субботу и воскресенье - 25 крон.

- Это еще по-божески, - пояснил мой знакомый, - в других банях дороже, а у меня после всех коммунальных выплат остается на пропитание по 16 крон на день… Так что хожу теперь париться лишь дважды в месяц, хотя баня для меня - главная радость.

Он ушел в мужское отделение, а я подумал: жаль, что из нашей жизни уходит добрый старый обычай. Ведь баня играла особую роль как в истории русского, так и эстонского народа. В бане рожали, лечили, умирали. В эпосе “Калевипоэг” есть песня о рождении Линдой богатыря:

Линда чуяла - подходит
Час великий -
разрешенья,
Мучась, к дому
поспешила.
Истопить велела баню,
Застелить полок соломой…

“С бани начинается и кончается жизнь”, - говорит эстонская пословица. И действительно, в бане рожали, доживать последние дни туда отправляли стариков. И сооружали баню прежде, чем жилую ригу и прочие постройки хутора. Ставили ее подальше от жилья и поближе к воде или колодцу - на случай пожара. Баня издавна и у эстонцев, и у русских была священным местом. Не случайно существовало множество запретов: в бане нельзя было ругаться, ссориться, свистеть, петь. А вот сильный пар был обязателен, им вдобавок лечились от простуды и других болезней.

В дни, когда баня не использовалась по назначению, она зачастую служила жильем для безземельных крестьян и бобылей, которые за крышу над головой и небольшой участок земли в страдную пору работали в хозяйстве владельца бани. В бане же проводилась полутайная церемония надевания на невесту “бабьего головного убора” взамен девичьего.

В Ревеле (Таллинне) первые общественные бани появились в ХIV столетии. Известен даже адрес первого такого заведения - sub monte - под горой, то есть под склоном Тоомпеа. Сегодня это улица Рюйтли. А баня была, по-видимому, в современном дворе у подножия башни Кик-ин-де-Кек. Шесть столетий работала одна из старейших бань не только в Ревеле, но и в Северной Европе. Принадлежала она местному бюргеру Болеману и работала три раза в неделю. Болеман был не только банщиком, но и лекарем, ставил банки и пускал кровь.

Есть в Старом городе улица Сауна, название которой уже с ХVI века связано с баней некого Кроувеля. Пятьсот лет назад улицу называли “Маленькая улица, где находится баня Кроувеля”. Бытовало у горожан и другое наименование - “Улица глиняных бань”, по-видимому, потому, что за Вирускими воротами были в ту пору Глиняные пруды, откуда брали воду для бани. Должно быть, в ХV-ХVI веках содержание бани было выгодным делом. Недаром в 1540 году эту баню приобрел Ханс Кампфербер за весьма приличную сумму. Баня с улицы Сауна исчезла давно, название сохранилось.

О другой древней бане, принадлежавшей в ХV веке женскому монастырю святого Михаила, напоминает крепостная башня Сауна, вокруг которой в 1422 году возник нешуточный конфликт между монахинями и горожанами. Баня мешала строить новую башню крепостной стены. Достопочтенные бюргеры ворвались во двор монастыря и разрушили баню. Спор был разрешен на самом высоком уровне: по судебному решению магистра Ливонского ордена город был обязан восстановить баню на другом месте, а монастырь - отдать во владение города участок для постройки башни и отрезка крепостной стены. Случилось это 583 года назад, а башня через века пронесла память о банном конфликте.

Когда после встречи со старым приятелем решил написать об истории таллиннских бань, выяснилось, что о них почти никто ничего не писал, особенно об общественных банях конца ХIХ - начала ХХ столетия. Горожане к ним как-то сразу привыкли, полюбили и веничком попариться, и отдохнуть в раздевалке, и со знакомым языки почесать. Баня как баня! О чем тут писать - вот и нет ничего о банном быте и традициях в литературе, и не только в эстонской.

Пушкин несколько строк посвятил тифлисским баням в “Путешествии в Арзрум”, да был еще в конце ХIХ века ныне забытый московский поэт П.В.Шумахер. Любил баню страстно, ходил в простонародные Волковские бани, лечился там от всех болезней и воспевал ее прелести вкусно и смачно. Его с удовольствием печатали в журналах, но одно стихотворение цензура не пропустила. Оно ходило по рукам и читалось на нелегальных вечеринках. Вот оно:

Лишенный сладостных
мечтаний,
В бессильной злобе
и тоске
Пошел я в Волковские
бани
Распарить кости
на полке.
И что ж! О радость!
О приятство!
Я свой заветный идеал -
Свободу, равенство
и братство -
В торговых банях
отыскал.

Совсем недавно у многих горожан были свои любимые бани. Современные, построенные в 30-х годах прошлого века на улицах Рауа и Вана-Каламая, послевоенные - на Кивимурру и заводе “Силикат”, хорошие старые на Палдиском шоссе, улицах Леннуки и Веэренни и другие. Большинство из них закрылось, а те, что работают, изменились отнюдь не в лучшую сторону.

А между тем из всех эстонско-финских слов во всем мире, включая Африку, знают единственное - САУНА. Да, теперь у нас множество частных бань при гостиницах, клубах, ведомствах и особняках, где не столько моются и парятся, сколько пьют и закусывают. Это не так уж плохо. Только, думается, что старая традиция сходить в общественную баню не умерла. Она гораздо ближе людям, населяющим Эстонию, чем индивидуальная сауна и банные застолья.

Уверен: появись доступные, хорошо оборудованные общественные бани в новых жилых районах Таллинна - они бы не пустовали.