ЕС — США февральская оттепель

Марко СААРЕТ,
БРЮССЕЛЬ

Добрые слова и дружественный тон могут принести больше пользы, чем надменность и разговор с позиции силы. Чтобы понять это, президенту США Джорджу Бушу потребовалось более четырех лет – срок до февраля этого года, когда, прибыв в Брюссель, он привез с собой не только неожиданный снегопад, обернувшийся хаосом на дорогах, но и слова про то, что Америка заинтересована в сильной Европе. Правда, этот визит Буша пока что никто не торопится объявлять поворотным в отношениях ЕС и США. По словам одного из опытных дипломатов, сказанным нашей газете, встреча глав правительств Европейского союза с президентом США была умышленно церемониальной с взаимными похлопываниями по плечу.

Читая речи Буша, произнесенные на разнообразных встречах в Брюсселе, действительно, обнаруживаешь их подчеркнуто дружественную оптимистическую тональность. Но углубившись в суть текстов, не можешь не заметить, что сквозь нее проглядывает, правда, в несколько измененном тоне, но все же предпочтение американских интересов. Параллельно с часто употребляемыми выражениями «лучший друг», «сильный партнер» в выступлениях Буша прорисовываются важные для Штатов внешнеполитические устремления. Чтобы они слишком уж не бросались в глаза, в нужный момент появляются тирады о свободе и освобождении, общих целях в борьбе с терроризмом и желании США видеть в Европе сильного партнера.

Становится ясно, что этот визит президента США прежде всего призван обозначить оттепель в прежних прохладных отношениях. Европа считает, что отношения с США могут быть нормальными лишь тогда, когда обе стороны готовы к такому партнерству, при котором разговор ведется на равных. До сих пор США как само собой разумеющееся признавали отношения, при которых в роли говорящего выступают они, а в роли слушающего весь остальной мир. Европейский визит Буша пока не дал особого повода говорить о серьезных изменениях в таком подходе к отношениям. По сути, речь президента была посвящена изложению американского видения проблем и их решений на ближайшие годы, а также тому, насколько вписывается Европа в эти планы, какие задачи в их свете могут стоять перед ней. Пусть бы европейцы вступили в диалог с иранскими духовными лидерами, пусть бы помогли убедить палестинцев в необходимости мирного процесса; пусть бы Европа посодействовала восстановлению Ирака, пусть она хорошо подумает, прежде чем продавать оружие китайцам. Таковым в общих чертах оказалось послание Буша, тщательно и профессионально составленное его помощниками. Не более.

Более многозначительным можно назвать тот момент его пресс-конференции в Брюсселе, когда Буш заявил, что для развития иранской темы приветствуются все варианты, не исключая и военное вмешательство, если переговоры не дадут результатов. Вероятно, кому-то из эстонцев было приятно услышать из уст Буша обещание напомнить России о том, что к соседям следует относиться уважительно, но было бы наивно придавать обещанию какое-то особенное значение. Причина, по которой Буш был так щедр, – желание завоевать для США больше сторонников среди новичков ЕС, поскольку в целом у них отношение к политике США более положительное, чем в остальных странах Союза.

Масштабная по форме, но скудная по содержанию встреча на высшем уровне между ЕС и США может, тем не менее, в каком-то смысле оказаться полезной для Европы. Какими бы привлекательными ни были обращения Буша к сильной Европе, нам обольщаться ими не стоит, а следует доказать США, что ЕС более сплочен и будет укреплять свои силы и авторитет в мире. В идеале Европа должна стать таким партнером США, который не просто слушает Штаты, кивая в ответ головой, а ведет с ними диалог, при необходимости перерастающий даже в спор. Для этого необходимо, чтобы ЕС в отношениях с США осуществлял единую внешнюю политику. Если таковой не будет, то и в отношениях не изменится ничего, кроме риторики.

Но полезно уже и то, что после ссоры обе стороны, хоть и с натянутыми улыбками, но попытались сдвинуть отношения с точки замерзания. Дальнейшее зависит от того, насколько Вашингтон будет реально считаться с Брюсселем и насколько сама Европа сможет действовать так, чтобы не давать оснований для своего передела.