Печаль и радость пополам…

Нелли КУЗНЕЦОВА

Через несколько дней Сергей Сергеевич и Вера Петровна Самбурские отметят 60-летие своей семейной жизни. Они поженились 8 июня 1945 года, спустя месяц после окончания войны, как и обещали друг другу, хотя каждый из них мог и не дожить до Дня Победы.

1945-й…

До свадьбы она была Верой Апрелевой, и эта удивительная фамилия, нежная и звонкая, как-то очень подходила той девушке с тонким красивым лицом, которую я видела на фотографии в старом семейном альбоме. И я все поглядывала на эту фотографию, на прелестное, задумчивое лицо, когда слушала Веру Петровну. Было трудно, почти невозможно поверить, что именно эта девушка с фотографии с тяжеленной катушкой провода, с винтовкой на спине, с неудобной противогазной сумкой ползла под непрерывным огнем, под пулями и осколками, ища место обрыва провода. Она, связистка, должна была нарастить провод, ликвидировать обрыв, восстановить связь. И так бывало тысячи раз. Из этого бесконечного, изматывающего, однообразного и всегда опасного труда состояла, в основном, ее война.

…В тот день, 22 июня, 64 года назад, у них в школе был выпускной вечер. Они, девчонки, с затаенным волнением, с предвкушением чего-то радостного, необычного собирались на этот вечер, когда по радио прозвучала речь Молотова: война! У них в Ферганской долине, в небольшом городке Намангане время по сравнению с московским было сдвинуто на 4 часа. И на западных границах страны уже бомбили, уже шли бои, уже умирали люди, когда они еще только узнали о войне.

Через день-другой ее вызвали в обком комсомола, и она этому ничуть не удивилась. Кого же звать на фронт, на защиту Родины, как не ее, бывшую всегда заводилой? Ей даже не пришло в голову сказать, что для армии она еще не вышла возрастом, что ей еще только 17 лет.

Собственно, на войну ушел весь ее 10-й класс, а вернулись лишь несколько девушек. Из мальчишек не уцелел никто.

Писатель и публицист Александр Зиновьев как-то сказал, что войну, по существу, выиграл советский десятиклассник. Это было поколение, которое спасло страну. А академик Бронштейн, рассказывая на страницах нашей газеты о своем поколении 17-18-летних, шагнувших в пекло войны прямо со школьной скамьи, назвал его «расстрелянным поколением».

…и 2005 годы.
Нынешние молодые люди и представить себе не могут, сколько бед, неисчислимых тягот выпало на долю этого поколения.

Отец Веры Петровны, тогда еще, конечно, просто Веры, был инженером, строил, прокладывал дороги. Его послали на работу в Среднюю Азию, в Ферганскую долину, когда там еще орудовали басмачи. Вера Петровна и сейчас помнит, с каким страхом ожидала семья возвращения отца с работы, особенно, когда он уезжал в горы. Каждая такая поездка могла окончиться трагедией. Басмачи зверствовали страшно…

Вера Петровна помнит женщин, закутанных в паранджи, их согбенные фигуры, когда не поймешь, старая женщина перед тобой или молодая. Помнит грязные кошмы, дувалы, мутные арыки. Помнит, как взрослых людей начинали учить грамоте, как строились школы. Средняя Азия менялась на глазах. Менялась жизнь, и хотелось верить, что все будет прекрасно, что счастливое будущее впереди. А потом грянула война…

Конечно, они не верили, что война — это надолго… Собираясь в Ташкент, где с подругами-одноклассницами они должны были пройти обучение на курсах, взяли с собой лишь летнее платьице да открытые туфельки. Но скоро они так износились, что их нельзя уже было надеть. И по ташкентским улицам они ходили строем, с песнями, но… босиком. Пока не была сформирована воинская часть и не пришло обмундирование.

Впрочем, учиться долго не было возможности, и скоро три подружки с воинской частью, в которую они были зачислены, уже отправлялись на Кавказ. Там, под Новороссийском уже шли ожесточенные бои.

Мы с Верой Петровной долго рассматривали карту. На ней отрезок пути от Сочи до города Кабардинка длиной в 150 км казался таким коротким, таким маленьким. Но она-то помнит стертые до крови ноги, пот, заливавший глаза, все эти 150 км они шли пешком, таща на себе оружие, снаряжение. Но все это показалось мелочью по сравнению с тем, что пришлось ей пережить потом, в дни, недели, месяцы обороны Кавказа, а потом наступления на Таманский полуостров.

Наверное, это трудно себе представить — что может, что должен чувствовать человек, засыпанный в окопе во время жуткой бомбежки. Страшное удушье, путающиеся мысли и одна, последняя — спасут? Или, может быть, уже поздно?

Веру Апрелеву откопали. Быть может, в последний момент… Кто знает, задумчиво сказала Вера Петровна, возможно, астма, которая так мучает в последние годы, оттуда? Отзвук войны? Память о том засыпанном окопе, который мог стать ее могилой?

Она осталась жива, хоть и была контужена. Впрочем, тогда было не до собственных переживаний. Госпитали, которые были недалеко и в которые свозили тяжело раненных солдат, были разбиты, разметаны этой бомбежкой. Валялись ошметки тел, оторванные руки, ноги… Вера Петровна говорит, что за войну видела так много искромсанных, искореженных человеческих тел, так много смертей, что душа, казалось, выдержать этого не может. И слушая Веру Петровну, глядя на нее, такую изящную в ее 80 лет, я все думала, как она, пережившая так много, испытавшая столько боли, горечи, страданий, могла сохранить эту победительную женственность, мягкость, передать детям, внукам своим нежность, глубокую порядочность, веру в людей и присущую ей приветливость.

…Она содрогнулась, когда в разговоре мы наткнулись на урочище со странным названием «Штаны». Там в боях положили столько народу, что даже много лет спустя вспоминать ей об этом тяжко. Так же, как тяжко вспоминать бои на Таманском полуострове, где после многих попыток удалось закрепиться на крохотном плацдарме размером 7 х 7 км. Сдвинуться с него, как ни старались, пойти вперед никак не могли. Но и не отступали, вцепились в этот клочок земли намертво. Вера Петровна вспоминает, что окопы были так переполнены трупами, нашими и немецкими, что их даже разбирать не стали. Просто засыпали сверху землей.

Вообще воевать на Кавказе, говорит Вера Петровна, было очень сложно. У немцев были хорошо обученные для боевых действий в горах специальные части, егеря. У наших же многие впервые видели горы. Тащили по крутым склонам на себе орудия, срывались иной раз вместе с лошадьми в пропасть.

Может быть, потому, что командир устал переживать за свою связистку, может быть, понимал, как прячет она бесконечную свою усталость, физическую и душевную, от других, только он послал Верочку Апрелеву в Москву на курсы, как она выразилась, повышения квалификации. Два месяца в Москве… Такая радость могла, наверное, только присниться. Но увы… В Москве ее свалила малярия. Странная это была болезнь… Нагрянула неожиданно, откуда ни возьмись, и так же неожиданно пропала, когда она уехала из Москвы. Может быть, просто так откликнулся организм, до этого сжатый, скрученный, как пружина, а тут, в Москве получивший возможность расслабиться, чуть-чуть отдохнуть?

Вот после Москвы, после этих курсов она и попала в Белую Церковь, где встретилась с Сергеем Сергеевичем.

…Она увидела его еще издали. Легко лавируя между столами в офицерской столовой, шел высокий худой капитан в развевающейся плащ-палатке. Шел и неотрывно смотрел на нее…

Сергей Сергеевич мягко улыбнулся, когда Вера Петровна сказала это, она улыбнулась тоже — слегка растерянной, так молодившей ее улыбкой. Словно вспомнила и заново пережила тот потрясающий момент.

Так и хочется написать: между боями им кричали «горько»… Но нет, они поженились только год спустя. Военная судьба развела их по разным частям, и он, капитан Самбурский, редко, очень редко вырывался, чтобы взглянуть на нее, Верочку, перемолвиться хотя бы двумя словами. Они договорились пожениться сразу же после победы. Если, конечно, оба останутся в живых…

Удивительно приятно смотреть на них, когда они рядом. Маленькая, живая, подвижная и эмоциональная Вера Петровна и высокий, стройный не по годам, немногословный, сдержанный Сергей Сергеевич… И все кажется, что за этой его сдержанностью стоят все те же тяжкие военные годы.

Перед самой войной он окончил Лесотехнический институт в Архангельске. И в первые же дни войны был тоже мобилизован. Только вместо фронта, куда они все рвались, попал в Москву, в Артиллерийскую академию. И вся его дальнейшая жизнь на войне была связана с артиллерией. Он прошел через дни и недели тяжких боев в Донбассе. Но, может быть, больше всего вспоминает он свою часть в резерве Главного командования, где ему довелось служить. И воевать. И быть, по существу, испытателем. Как летчики испытывали самолеты, так они фактически опробовали новое оружие: так ли стреляет, не рванет ли прямо в руках? Такие ведь случаи бывали… Но он не любит о них вспоминать. Больше рассказывает про смешное. Про верблюдов, например, вместе с которыми ему пришлось воевать недалеко от Сталинграда. Или про то, как в 41-м их посылали на охрану границ Москвы. С нелепыми французскими винтовками и двумя патронами к ним…

И в самом деле, чего только не пришлось ему пережить за войну: и стрелять, и шагать пешком сотни километров, и прыгать с парашютом. Поистине невероятная военная судьба. Тем более для человека, который полагал, что жизнь его будет связана с лесом или хотя бы с тем, что делается из древесины.

Но хотя жизнь помотала его, как говорится, по городам и весям, все же к своей профессии он сумел вернуться. И многие годы проработал на Таллиннском целлюлозно-бумажном комбинате, вплоть до его закрытия, пройдя путь от инженера до заместителя директора комбината. И Вера Петровна проработала на том же комбинате 38 лет.

Такие вот судьбы. Такие это люди. И какими бы обыкновенными, на первый взгляд, они ни казались, о них нужно рассказывать. Чтобы о них знали… Потому что каждого, кто нанес хотя бы черточку на красной доске победы, люди вправе считать героем. А эти люди, не бывшие в годы войны ни маршалами, ни командирами дивизий, сделали тем не менее неизмеримо много.

Вспоминаю, как в дни празднования юбилея Победы один зарубежный историк и политолог писал, что пять столетий подряд демонстрировал Запад победу качества над количеством, победу западной рациональности над фатализмом незападных народов. Вот почему, говорил он, человеку Запада всегда было трудно осмыслить особый случай России и русских, подлинный источник русской силы. Я не знаю, можно ли и надо ли считать фаталистами людей, о которых я рассказываю. И все же они из числа победителей. Тут что-то совсем иное…

60 лет они вместе. Все радости и печали пополам. И пусть так будет еще долго-долго…

Счастья вам и здоровья, дорогие наши люди…