Об уроках интеграции в одной гимназии довоенной Эстонии

Леонид ГОРДЕЕВ,
ученый — архивариус
Музея истории
экономики Эстонии

В последнее время очень много говорится в нашей печати о судьбе и проблемах русских школ после их перехода на обучение на эстонский язык.

Мне трудно в моем возрасте (1917 г.р.) сравнивать в полном смысле слова «век нынешний и век минувший», но в воспоминания погрузиться полезно, и верится, что теперь все будет сделано мудро и хорошо. Я лично не пострадал от школьной реформы 1934 года (4 года начального образования + 5 лет прогимназии + 3 года гимназии). Просто я успел окончить гимназию по старому учебному плану. Но многие помоложе меня пострадали из-за известных событий сороковых годов и не успели окончить ни гимназию, ни прогимназию. Особенно запутался их уровень образования в послевоенный период, когда ввели 7-летнее начальное образование и когда в средние специальные учебные заведения с 6-классным образованием больше не принимали. А прогимназию и гимназию мало кто успел окончить из-за войны.

В те далекие времена моей учебы в Печорской гимназии (Petseri Ühis Gumanitaar-gümnaasium) терминов “интеграция” и “европеизация” мы просто не знали. И вот почему. В городке проживало, в основном, русское население. Это отражалось и на составе учеников гимназии. За 20 лет ее существования окончили гимназию по эстонскому отделению 261 человек, русскому — 331.

Жизнь под одной гимназической крышей эстонского и русского отделений превратила учебу в языковое общение (теперь такое назвали бы «языковое погружение»). Звучали оба языка на переменах, спортивных соревнованиях, общегимназических праздниках, где не замечалось, из какого отделения твоя партнерша или партнер (главное — хорошо ли танцует). Помогали и совместные экскурсии, пикники, где царило двуязычие (английский еще не доминировал).

В гимназии изучали 18 дисциплин. Не владели в достаточной мере русским языком (или вообще не владели) наши молодые преподаватели английского и немецкого языков. Поэтому эти языки мы, русские гимназисты, изучали практически через эстонский язык. Естественно, что «по-эстонски» проходила учеба эстонского языка. Полностью на эстонском проходили занятия по физкультуре, государственной обороне и пению факультативно, но пели и эстонские, и русские песни. В эстонских группах на русском языке преподавали рисование и черчение и факультативно ручной труд (преподаватель совершенно не владел эстонским языком). Учителя-эстонцы занимались с нами на русском языке по математике и физике, русскому языку, истории, граждановедению и экономике, философии. Русские учителя преподавали в моем классе природоведение, химию, здравоохранение, географию, космографию, вероучение.

Из преподавателей русского отделения я прежде всего вспоминаю «учителя от Бога» — Дмитрия Суйгусаара (1880) — сына известного эстонского общественного деятеля, ученого, учителя Михкеля (Михаила) Суйгусаара (1842-1916 гг.). Д.Суйгусаар преподавал нам русский язык и литературоведение. Он окончил в Петербургском университете филологический факультет по отделению славянской словесности. Особенно его талант проявлялся на уроках литературы, где русская литература преподавалась в тесной взаимосвязи с мировой. Он вел занятия артистически, нестандартно. После войны преподавал русский язык в Пярнуском техникуме счетоводства и промышленности.

Природоведение, химию и здравоохранение вел у нас Петр Нестеров (1883) — выпускник физико-математического факультета Петербургского университета. Был он магистром, доцентом зоологии, действительным членом СПб общества естествоиспытателей, Русского географического общества, Русского общества акклиматизации животных и растений, членом комиссии при Русском географическом обществе. С 1910 года преподавал в Царскосельской реальной гимназии, позднее в Псковском учительском институте. По поручению географического общества бывал во многих странах Европы, Азии и Африки. Много печатался. В начале войны П.Нестеров был арестован НКВД и расстрелян.

Учителем черчения и рисования был Александр Денисов (1886) — выпускник Петербургской Академии художеств, до революции смотритель скульптур Царскосельского дворцового ансамбля.

Выпускницей Петербургского университета была и Теа Лейтма (Карро, 1909) — историк, знаток античного и средневекового периода, искусства раннего и позднего Ренессанса. Курс всеобщей истории включал в себя античные и средние века, новое и новейшее время. Кроме работы в школе, Теа Лейтма была членом эстонского и русского обществ просвещения, организовала дружины печорской женской организации «Тайды» (скауты). Депортирована 14 июня 1941 года.

Тартуский университет был в гимназии представлен филологом Алмой Пийскоп (1902), преподававшей в эстонских группах историю, а у нас — эстонский язык, и Айно Малмре (1906), прибывшей к нам «англичанкой» сразу после практики в Оксфорде. Лев Андреев (1906) — выпускник физико-математического факультета ТУ. С 1935 года преподавал в эстонском и русском отделениях гимназии математику, физику и в русском отделении — космографию. Убит на фронте под Великими Луками.

И, наконец, несколько слов о директоре гимназии Александре Риккене (1881). Свое образование он начинал в Эстонии, а продолжал в Тифлисском учительском институте. Работал в городской школе Луха, а потом в Елизаветапольской профшколе (Кавказ). Затем поступил на физико-математический факультет Петербургского университета, после окончания которого с 1916 по 1922 год учительствовал в Петербургской гимназии им.Петра Великого. В 1922-1923 гг. преподавал и был инспектором Нарвской гимназии. В 1925-1928 гг. — директором Раквереской учительской семинарии и с 1928 года — директором Печорской гимназии, а с 1939 г. — директором Валгаской гимназии. Риккен был не просто директором, но и славился как блестящий математик, а как директор был известен своим беспристрастным отношением ко всем учащимся. Он не допускал дискриминации и ущемления интересов учащихся русского отделения, хотя сам как педагог был больше связан с эстонским отделением, где преподавал. Он умел держать дистанцию. Его побаивались, но и уважали. Это по его требованию учителя и персонал школы обращались к ученикам только на «вы».

А.Риккен был председателем Печорского отделения Isamaaliit, председателем гимназического отряда Kotkad, эстонского общества просвещения, председателем Печорского общества туристов и членом совета Духовной семинарии Печорского Свято-Успенского монастыря.

После войны мне довелось встречаться с некоторыми преподавателями, в частности, в Пярну с Д.Суйгусааром, бывал у А.Пийскоп в Лухаметса, где она преподавала немецкий язык, у А.Денисова в Печорах, где он был директором русской средней школы. Но это уже были встречи не ученика с учителями, а встречи друзей, которым есть о чем поговорить.

Что же до личного «языкового погружения», то случилось оно, когда я работал доцентом кафедры статистики и бухгалтерского учета в Таллиннском политехническом институте в 1964-1967 гг. Неожиданно по указанию ректората мне было предложено в эстонскоязычной группе читать курс экономики на русском языке (таково было распоряжение Минвуза СССР: одну из спецдисциплин национальным группам читать на русском языке). Указание пришлось выполнять. Зато теперь я реально представляю, что значит учить студентов, слабо знающих язык, сложной терминологии. На занятиях по сути я занимался только переводом ее с русского на эстонский язык. Времени на науку оставалось мало.