"МЭ" Суббота" | 26.11.05 | Обратно

Еще раз о любви

Любовь СЕМЕНОВА

Больше полувекаони ничего не знали друг о друге:бывшая малолетняя узница штрафного лагеря «Люденшайд» Ольга Ермоленкои офицер гитлеровской армии Пауль-Герхард Мюлен. Встретившись ужев преклонном возрасте, они решили больше не расставаться...

Об этой поистине волшебной встрече подробно писали газеты в Германии, и долго еще вспоминали о ней жители немецкого городка Шалксмюле.

Оккупация

Оля Ермоленко...

Война вошла в жизнь 14-летней Оли Ермоленко в сентябре 1941 года вместе с гитлеровскими войсками, вошедшими в ее родное село Царицын-Кут (Запорожье, Украина). Еще через год, в сентябре 42-го, ее вместе с другими молодыми людьми, волею судеб оказавшимися на оккупированных советских территориях, отправили в Германию на принудительные работы.

«Мне было 15 лет, - вспоминает Ольга Михайловна Чеснокова. - А выглядела я, как восьмилетняя девочка: маленькая, щупленькая. Когда нас привезли и хозяева стали выбирать себе работников, меня никто не хотел брать. Всех крепких и здоровых разобрали, а я бессильная такая была, никто и не смотрел на меня. Потом уже они куда-то позвонили, и к вечеру приехал господин, посадил меня на телегу и увез к себе».

Немец, забравший Ольгу, имел крепкое хозяйство, включающее в том числе дюжину коров, обихаживать которых он «доверил» новообретенной «золушке», на чьи жалобы, что у нее не хватит сил доить столько коров, отвечал: «Ничего, руки разработаются». Мало того, хозяин вменил в обязанности маленькой работнице также уборку навоза, вывоз его в поле, удобрение земли и еще много чего «по мелочи». Чтобы, надо думать, «бездельем не маялась».

«Я, конечно, плакала, тосковала по маме, - Ольга Михайловна не может вспоминать то время без слез. - И решила убежать. Думаю, дойду до польской границы, там Западная Украина, откуда уже и Крым недалеко. А там я как-нибудь и до дому доберусь, на своей-то земле. Собрала свои вещи в узелочек и ночью вылезла через окно».

...и Ольга Михайловна Чеснокова. 27 ноября ей исполнится 79 лет.

Добираться домой Ольга решила по железной дороге, не совсем представляя себе даже, в каком направлении ей нужно идти. Днем шла, прячась от людей, ночевать останавливалась где-нибудь в лесочке или стоге сена. Еду собирала вдоль рельсов: из военных эшелонов выбрасывали остатки пищи, апельсиновые корки, она их подбирала и ела. Когда натыкалась на картофельное поле, выкапывала картошку: «В лужице помою от земли и грызу».

Гестапо

На четвертые, а может быть, пятые сутки девочка настолько ослабела, что решила просить помощи у людей в надежде, что дадут воды или хлеба, если она попросит по-немецки (до войны Ольга окончила семилетку и владела азами немецкого языка).

Она пошла к одному из домов. Увидев изможденную девочку, хозяйка-немка со словами: «Майн готт, ей надо дать поесть!» вынесла из дома «много-много тоненьких бутербродиков и большую кружку черного кофе». Ольга не может вспомнить вкуса той немецкой еды: «Я, как баклан, глотала эти бутерброды. Не помню даже, жевала их или не жевала, настолько была голодная. После этого всего на несколько, как мне казалось, минуточек прислонилась к стене: то ли уснула, то ли упала - этого я не помню».

Очнувшись, Ольга увидела стоявшего над ней немца в форме, рядом мотоцикл с коляской. Через несколько минут она уже сидела в коляске, еще через мгновение жандарм защелкнул обруч наручника на ее руке, а второй пристегнул к мотоциклу.

Видимо, «добрая» немка сообщила куда следует о подозрительной гостье, говорящей по-немецки с украинским акцентом.

«Господин Пауль, у вас сало в Запорожье есть?» Фото автора

«Привезли меня в гестапо, - рассказывает Ольга Михайловна. - Это я потом уже узнала, куда. Отвели в подвал, закрыли в камере. В первую же ночь меня вызвали на допрос. «Знаешь ли ты шрифт? Умеешь ли печатать?» И яркий свет прямо в лицо. Я, конечно же, ничего не знала, у меня из документов-то при себе была только справка об окончании семи классов да справка из сельсовета: прямо на обрывке газеты чернилами написано, кто я, год рождения, и печать.

Уже утром я увидела, что все стены в камере исцарапаны, даже кровью исписаны на разных языках, и на русском тоже.

Каждую ночь меня водили на допросы, я почти потеряла счет дням и ночам (потом уже Ольга узнала, что провела в гестапо 13 дней. - Прим. авт.)

Помню, на седьмой или восьмой день услышала, что мама меня зовет: «Оля, Оля! Иди ко мне!» Я ей кричу: «Мама, мамочка, я тебя не вижу!» - «Иди на голос мой», - отвечает. - «Иду, мама, иду!» Потом уже я поняла, что мне сон снился, а на самом деле это надзирательница открыла окошко в камеру, поставила черный кофе и, кажется, кусок хлеба, и кричала: «Hallo! Hallo!». А мне слышалось: «Оля! Оля!».

И вот однажды на рассвете за Ольгой пришли: «Собирайся».

Так она попала в штрафной трудовой лагерь «Люденшайд» в городе Шалксмюле, где уже до самого конца войны отбывала невесть кем назначенный срок.

Кляйне Ольга

Сентябрь 2002 года. Последняя встреча. 3 х фото из личного архива Ольги Чесноковой (Ермоленко)

Ольга оказалась в этом лагере самой маленькой и по росту, и по возрасту, все остальные были взрослыми, и ее почти сразу прозвали «кляйне Ольга» (маленькая Ольга). Это обстоятельство никак не отражалось на условиях ее содержания в лагере, потому что выполнения норм выработки от маленькой девочки требовали наравне со взрослыми, в противном случае следовало строгое наказание.

Ольга Михайловна и сейчас отчетливо помнит, как и по какой дороге узников штрафлагеря, человек 400-500, водили рано утром на работу, а поздно вечером обратно: «Мы все в деревянных колодках, такой грохот стоял, когда нас вели по булыжной мостовой. У меня ноги перевязаны какими-то тряпками, потому что колодки огромного размера (не было же маленьких там) натирали до крови. Помню, что меня обычно ставили последней в этой колонне и я несла фонарь. А вокруг охранники с собаками, которые чуть споткнешься - кидаются на тебя».

Фрау Мюлен

Однажды на маленькую девочку обратила внимание некая фрау из большого дома, мимо которого узников водили дважды в день на работу и с работы: «То ли это школа была, то ли университет, я не знаю до сих пор, но муж этой женщины был, кажется, профессором, и они там жили». Она попросила лагерную администрацию приводить ей «эту маленькую в выходные для работы по дому».

«И вот жандарм выведет меня из лагеря, сам на велосипеде, а я, как собачонка, следом ковыляю, - вспоминает Ольга Михайловна. - Доведет, спросит у хозяйки, до какого часа я ей нужна, и уходит, чтобы потом вечером за мной прийти. Так и брала она меня на выходные дни, а иногда и в рабочий день позовет. Я помогала ей стирать, полы натирать, убирать в комнатах. Иногда и работы не было, а она звала, чтобы просто меня покормить. Но когда за стол садились, закрывали дверь на замок, и она говорила, мол, никогда никому в лагере не говори, что ты с нами за одним столом сидела и что ты ела с нами.

Хозяйка давала мне еду и с собой, хлеб, картошку, и говорила, что ее сын тоже находится на войне, где-то в России, и может быть, кто-то ему там поможет...»

Если бы не эта поддержка, Ольга, возможно, не выжила бы в суровых условиях трудового лагеря: «Люди там умирали ежедневно от истощения, холода, тяжелого труда».

Счастливого Рождества!

Однажды фрау сообщила Ольге, что сегодня Рождество и она приготовила ей сюрприз.

«А я даже слова-то такого не знала, «сюрприз», - рассказывает Ольга Михайловна. - Смотрю - хозяин пошел в зал, там елка стояла, зажег свечи, сел за рояль и заиграл. И музыка такая тихая-тихая, что у меня слезы сами полились. Сижу и думаю: «Господи, я-то ведь живую музыку нигде не слыхала».

И вот хозяйка выходит в вестибюль и зовет: «Пауль-Герхард! Входите!» А ее мужа тоже Паулем звали. Думаю, куда она его зовет? И тут вижу - заходит такой красивый офицер в немецкой форме, кресты на груди. Я растерялась. Он, может, и некрасивый был, но мне показался совершенно ослепительным. И он на русском языке говорит мне: «Здравствуйте, девушка!» Я обомлела. Отвечаю: «Здравствуйте». Хозяйка познакомила нас: «Это мой сын. А это маленькая Ольга, она ко мне приходит».

Офицер стал говорить со мной, а я словно язык проглотила и глаза поднять на него боюсь. А он рассказывает мне, как у нас там, на Украине, где он, видимо, и воевал. И вдруг спрашивает: «Ты кушаешь у мамы сало?» - «Не, у вашей нэньки нэма сала» (я тогда плохо по-русски говорила). - «Ах, нэма сала? Ну, я скажу, чтобы она тебе купила».

Это была самая первая встреча Ольги с Паулем-Герхардом. Через несколько дней он уехал обратно на фронт.

Освобождение

Освободительные войска союзников вошли в лагерь 13 апреля 1945 года.

«До этого нас жандармы в лагере заперли, все закрыли: двери бараков, ставни, а сами ушли. Мы сидим и не знаем, что с нами будет, кругом жуть что происходит, небо горит, сотни самолетов летят на Кельн бомбить, а мы в 90 километрах от Кельна. Три дня мы не могли выйти из бараков, пока американцы нас не освободили. Может быть, нас хотели сжечь, да не успели, кто его знает...

После этого нас быстро вывезли на сборные пункты в американскую зону, и я так и не попрощалась с хозяйкой. До сих пор жалею об этом».

А еще Ольга Михайловна вспоминает, что фрау умоляла ее не уезжать из Германии: «Пауль очень просил, чтобы я тебя сохранила. Оля, не уезжай домой, войне скоро капут. Останься у меня. Ты у нас вырастешь, мы замуж тебя отдадим. Там у вас страшно, что делается на Украине». Но на всякий случай просила: «Если ты моего сына где-то встретишь, скажи там, что я помогала русской девочке. Чтобы ему там пыток не делали».

Случайная встреча

Это было уже после войны. К тому времени Ольга вышла из американского госпиталя, потом - из американской зоны в Германии, прошла советскую фильтрацию и вернулась на родину, в Запорожье. Времена настали тяжелые, потому что найти работу бывшей узнице немецкого лагеря оказалось практически невозможно. «Я хотела устроиться на любую работу, а как посмотрят, что вернулась из Германии, - сразу: «Нет, извините». Все закрыто, ни работы, ни учебы. Мама спрашивала: «Доченька, зачем ты вернулась оттуда?» А я: «Мама, я же к тебе ехала».

Отчаяние, бессилие, страх - все это ей пришлось пережить.

И вдруг... «Как-то смотрю, немцы пленные сидят вокруг клумбы на вокзале под охраной. И один встает и на меня смотрит. Я как глянула, а это тот красавец, хозяйкин сын, конечно, уже не такой, каким я его видела, а тощий, худой, оборванный. Это было уже в 47-м году. Значит, он уже два или три года находился в плену.

Он так обрадовался, что я его узнала: «Олья! Олья! Здравствуй!»

А наш солдат, который их охранял, на меня штык наставил: «Отойди, нельзя разговаривать. Отойди, стрелять буду».

«Стреляй, ты не знаешь, из какого ада я вернулась. Если меня там не сожгли, так добивай ты». И я сказала ему, что мать Пауля меня спасла в Германии».

Это была их вторая встреча.

А через некоторое время Ольга, так и не найдя работы на родине, уехала в Эстонию и с тех пор живет здесь.

Когда решается судьба

Сентябрь можно назвать особым месяцем в жизни Ольги: в сентябре 1941-го ее село было оккупировано немцами, в сентябре 1942-го она сама оказалась в гитлеровской Германии и в сентябре 2002-го ее пригласили в Германию в группе бывших узников гитлеровских лагерей.

«Когда я получила это приглашение, первой мыслью было: не поеду! Ни за что. А вдруг это заговор? А вдруг там гестапо уцелело?»

Страх не покидал Ольгу все долгие послевоенные годы. И все-таки она решила ехать. Впервые после войны она поехала в Германию. Уже в самолете («Боинг» какой-то») подумала: «Куда лечу? Зачем лечу? Не знаю. Лечу в прошлое...»

Возвращение в прошлое

О своем пребывании в Кельне Ольга Михайловна рассказывает так восторженно и интересно, что заслушаешься: и об экскурсиях, и о фешенебельной гостинице, куда ее поселили, и о военном кладбище, на котором...

«Вы только представьте: все братские могилы, в которых тысячи тысяч пленных наших расстрелянных, замученных, - все сохранено, каждая надгробная плиточка: где написаны фамилия, какого года рождения, откуда. Это специальное такое кладбище. Какой уход за могилами - все рыдали. Стали искать, может, кто из знакомых здесь лежит. Но куда там найти, не один день нужно, чтобы обойти все».

С особой теплотой Ольга Михайловна вспоминает о неожиданной поездке в город Шалксмюле, в архивах которого сохранились все сведения о ней, от и до, от побега до гестапо, от гестапо до лагеря - абсолютно все...

«Повезли меня туда на машине. Переводчик и сопровождающая ничего не говорят. Привезли куда-то, спрашивают: «Ольга, если что-то здесь узнаешь, скажи». А я смотрю вокруг, места знакомые, мост... Так ведь по этой дороге нас из лагеря и в лагерь водили! И так мне страшно стало опять...

А потом приехал бургомистр Шалксмюле, повезли меня в Ратушу на прием, там обо всем расспрашивали. А я уже столько раз о себе там, в Германии, рассказывала и по телевидению, и по радио, и в интервью для газет, что сопровождающая моя выучила мою историю и говорит им: «Она бы хотела узнать, что стало с теми людьми, которые ее спасали. У них был сын, которого она видела последний раз в плену на Украине. Может быть, у него есть дети, так она хотела бы их поблагодарить».

«Я искаль тебья, Олья!»

Значение слова «сюрприз» Ольге Михайловне теперь уже объяснять не надо...

Прием в Ратуше был в самом разгаре, когда кто-то сказал ей: «Он идет». Ольга увидела пожилого человека, который шел по залу и словно искал кого-то взглядом. «Это он, - еще раз сказали ей. - Но что ты ему скажешь?»

«Я знаю, что я скажу, знаю», - ответила Ольга. Она встала и подошла к мужчине: «Господин Пауль, у вас сало в Запорожье есть?»

«Олья! Ты! Как я тебья искаль!»

Искал Пауль Ольгу, как выяснилось, на Украине, в Запорожье, не зная, что она уже много лет живет не только в другом городе, но и совсем в другой республике. К тому же вышла замуж и сменила фамилию.

Ольга Михайловна рассказывает, что тоже пыталась навести справки о Пауле, но в запросах ошибочно указывала фамилию Мюллер, в то время как он Мюлен. Если бы не это, нашла бы его гораздо раньше: как оказалось, многим в Германии известно имя Пауля-Герхарда Мюлена, так как в течение 27 лет он был бургомистром этого самого города Шалксмюле.

Три десятка различных благотворительных организаций - это тоже Пауль-Герхард Мюлен. Кстати, гонорар за одну из его книг «Жизнь в трех эпохах», изданную в 2001 году, он передал в пользу детей, пострадавших от чернобыльской катастрофы.

И даже смерть не разлучит их

Так Ольга и Пауль встретились в третий раз. Чтобы уже не расставаться.

Когда она уезжала домой, условились, что совсем скоро он вызовет ее на жительство в Германию, ведь этого так хотела ее мама много лет назад. Но судьбы все решила иначе, и этим планам не суждено было сбыться: через полгода Пауль-Герхард тяжело заболел и умер: возраст (82 года), война, пережитые стрессы сделали свое дело. Поэтому та, третья, встреча оказалась последней.

Все одиннадцать писем от Пауля, написанных им меньше чем за полгода, Ольга бережно хранит вместе с его фотографиями, часто достает и перечитывает, вспоминая те недолгие, но яркие моменты, ниспосланные им судьбой. Там же, среди бумаг, хранится визитка Пауля-Герхарда Мюлена, на обороте которой можно прочесть: «Визитная карточка моей детско-юношеской любви...»

Жаль, что при жизни Пауля Ольга ни разу не открылась ему в своих чувствах.

А еще Ольга Михайловна пишет воспоминания в стихах о Пауле и его маме. Иногда она достает тетрадку и, немного смущаясь («Не будете смеяться?»), читает их своим знакомым и друзьям, которых, к сожалению, становится все меньше.

Потому что годы берут свое...