Цена нефти и рядовой потребитель

России не стоит стыдиться своего сырьевого богатства

Юрий ФИЛИППОВ,
обозреватель
РИА «Новости»

Стремительный рост мировых цен на нефть стал одним из факторов, выдвигающих на первые роли в международной политике Россию. Страна, по усредненным экспертным оценкам, обладает 4 – 6 процентами мировых запасов этого сырья.

Разумеется, нефтяной фактор – далеко не единственный из числа тех, которые поднимают Российскую Федерацию в мировой табели о рангах. Сильно ослабленная после распада СССР, Россия сохранила, тем не менее, стратегические ядерные силы, огромную территорию и влияние на сопредельные страны. Участие в международной антитеррористической коалиции, которая начала складываться после терактов 11 сентября 2001 года, и умелая дипломатия, проводимая администрацией президента Владимира Путина в международных организациях, на американском, европейском и азиатском направлениях, помогли стране оправиться от постсоветского шока не в меньшей степени, чем благоприятная конъюнктура на мировых сырьевых рынках.

И все же нефтяной или, говоря шире, сырьевой фактор остается здесь одним из ведущих. Достаточно вспомнить российско-американские саммиты последних лет и их традиционную повестку дня, базирующуюся на триаде: борьба с терроризмом – ядерное нераспространение и сокращение стратегических вооружений – энергетический диалог. В отношениях с Европой энергетическое сотрудничество и вовсе выдвигается на первый план.

Строго говоря, роль России как крупнейшего мирового поставщика энергоресурсов (по экспорту нефти, например, еще два года назад на равных с Российской Федерацией могла конкурировать лишь Саудовская Аравия) не могла бы быть оспорена и без нынешнего заоблачного рывка нефтяных цен. Однако теперешняя ситуация имеет существенную новизну. Ведь в разы выросла не только абсолютная цена нефти (что, учитывая мировую инфляцию, могло бы и не привести к улучшению внешнеторгового положения России), но и ее относительная цена, выраженная не в долларах, а в других товарах.

Лучше всего почувствовал это на себе рядовой российский потребитель. Сегодняшняя цена одного-двух баррелей нефти близка к цене небольшого японского телевизора, и позволить его себе могут даже те россияне, которые живут за официальной чертой бедности. Между тем всего двадцать лет назад, на заре горбачевской перестройки, когда уровень нефтяного экспорта СССР был близок к сегодняшнему, мечтать о таком приобретении мог далеко не каждый представитель среднего класса. Западные высокотехнологичные товары, на которые российские потребители устраивали настоящую охоту, были недоступны прежде всего из-за их высоких относительных цен.

Успех массовой компьютеризации, которая как-то незаметно произошла в России за последние десять-пятнадцать лет, также во многом обязан сырьевому экспорту страны. Компьютеры в России не производят, их здесь только собирают из импортных деталей. Тем не менее они есть даже в самых захудалых сельских школах. Сегодня президент Путин ставит задачу массового подключения российских средних учебных заведений к Интернету, и даже оппозиция не спорит с тем, что это будет сделано довольно быстро.

Более трети населения 147-миллионной страны имеют сегодня мобильные телефоны – а в то время, когда баррель нефти стоил 8 долларов, пользоваться ими могли только очень состоятельные люди.

Если высокая ценовая нефтяная конъюнктура, а вместе с ней и укрепление рубля, продержатся достаточно долго (в чем мало сомнений), то Россия имеет реальный шанс радикально обновить не только бытовую технику и гардероб своих граждан, но и сильно изношенный производственный капитал, доставшийся от СССР. Причем обновить на качественно новом, постиндустриальном уровне.

Некоторые считают эту точку зрения излишне оптимистичной. Действительно, в новейшей истории трудно найти примеры успешной модернизации на основе сырьевого экспорта. Российский кабинет министров даже как бы стыдится чрезмерной зависимости страны от продаж сырья за рубеж. Собственное производство высокотехнологичных товаров с их последующим экспортом является лозунгом и одновременно заветной мечтой всех российских и советских правительств на протяжении последних 30 – 40 лет. Однако для того, чтобы производить такие товары, необходимы закупки импортного оборудования, лицензий и т.п. И повышение относительных сырьевых цен может сослужить здесь России очень хорошую службу: то, что было слишком дорого для нее вчера, сегодня становится вполне доступным. Кстати, подобный процесс обмена сырья на оборудование и технологии шел и в СССР, но затем был остановлен в связи с падением нефтяных цен в середине 80-х годов и последующими российскими трудностями.

Опасения Запада в связи со сложившейся ситуацией очевидны. Как поведет себя Россия в условиях, когда ее основной экспортный товар становится одним из самых дорогих и дефицитных в мире? Не захочет ли она диктовать свою волю западным партнерам?

Лучшим ответом на эти вопросы будет анализ реальных шагов России. За полвека своего активного нефтяного экспорта страна так и не пожелала стать членом ОПЕК – организации, часто довольно активно оппонирующей странам - потребителям нефти. Даже в самые острые моменты иракского кризиса Россия не пыталась спекулировать на признаках «нефтяного голода» и вздувать цены. Показательно, что недавно, накануне саммита G-8 в Си-Айленде (Sea Island, USA) в 2004 году, президент Путин называл «справедливой» цену в 20 – 25 долларов за баррель российской нефтяной смеси Urals. И сегодня российское правительство не стремится тянуть одеяло на себя – в сверстанном им бюджете на будущий год экспортная цена нефти определена всего в 40 долларов за баррель.

Объяснение такой «застенчивости», которая, вероятно, непонятна многим в богатом нефтью арабском мире, кроется в том, что Россия, как она это и декларирует, действительно стремится стать неотъемлемой частью развитого Запада. И сейчас она вырабатывает и демонстрирует принципы партнерства, которые приемлемы в долгосрочном плане как для нее, так и для ведущих западных стран.