Женщины без мужчин

Нелли КУЗНЕЦОВА

3 х фото Александра ГУЖОВА

Под таким названием в Художественной галерее при Посольстве Российской Федерации в Эстонии открылась выставка работ московских и петербургских художников.

Мы видели разные выставки в этой галерее, знакомились с разными художниками. Собственно, задача этой галереи в том и заключается, чтобы знакомить нас с тем новым, что рождается в художественной жизни России, и с теми традициями, которые существовали в ней всегда. Но такой выставки, пожалуй, еще не было никогда. По существу, это даже не выставка картин в обычном, привычном для нас понимании, это синтез разных видов искусств, работающий на одну, общую идею. А идея эта — война… Не какая-то конкретная война, не Первая или Вторая мировая, не афганская, не война в Чечне или, скажем, в Ираке. Это война вообще, как воплощенное зло, как нечто разрушительное, страшное, безличное, что убивает людей, приносит бесконечные муки и страдания. Кстати, московский куратор галереи художник Богдан Мамонов и Маша Мельникова, которая называется официальным словом «галерист», но на самом деле всегда была и остается душой галереи, ее добрым и умным началом, говорят, что рабочее название выставки было иным: «Война не кончается никогда». Но потом стало ясно, что это, казалось бы, абстрактное выражение, которое где-то, возможно, посчитали бы общим местом и которое выглядело таким издалека, здесь, в Эстонии, вдруг наполнилось совершенно конкретным содержанием. У нас ведь, в самом деле, это горячая тема, больная тема. Шестьдесят лет спустя еще спорят, сталкиваются, как боевые копья, разные точки зрения, еще мучают воспоминания. Казалось бы, закончился этап «войны памятников». Но нет… Снова разгорелся скандал вокруг Солдата на Тынисмяги. В самом деле, война не кончается никогда, она не уходит из воспоминаний, размышлений, из сердец.

Но устроители выставки хотели, чтобы она прозвучала иначе. Недаром здесь собраны работы, созданные теми, кто не видел войну собственными глазами, не пережил ее, не участвовал в ней. Это взгляд невоевавшего поколения… Это как бы срез с разных времен, это напоминание о судьбе народа и о судьбах разных людей, в которых отразилась История. И в этом плане сам факт открытия такой выставки именно в эти дни, быть может, важнее и даже сильнее тех акций, которые пытаются проводить в Таллинне иные «непримиримые», снова и снова будоража общество, настраивая людей друг против друга.

Не случайно здесь сразу бросается в глаза портрет на стекле Фаины Шпеер, сделанный еще в 1913 году. Это фактически увеличенный дагерротип с реальной фотографии некогда существовавшей женщины. Это бабушка Богдана Мамонова. Когда-то ее сфотографировал отец Григорий Шпеер, прадед Богдана Мамонова. Сам он был известным в России инженером, с его именем связан, между прочим, мост, построенный через Москву-реку и ведущий в Коломну. В начале 30-х годов Григорий Шпеер был арестован и покончил с собой в тюрьме, тоже горький знак времени… А его фотоархив остался в семье, с ним и работает теперь сам Богдан. Портрет этой женщины мы уже видели раньше в живописном исполнении на одной из выставок. Он, кстати, вызвал немалый интерес не только в России и Эстонии… Теперь вот этот необычный портрет экспонируется на выставке, и, таким образом, как говорит Богдан, Григорий Шпеер, давно погибший в тюрьме, тоже является ее участником.

Кстати, эта женщина, которой тоже давно уже нет на этом свете, удивительным образом сказалась на судьбе самого Богдана. Он даже сказал, что его первые мальчишеские эротические грезы были наполнены именно ее образом. Он и женился впоследствии на девушке, чем-то похожей на бабушку, во всяком случае напоминавшей ее. Вот так, наверное, и связывает незримая нить людей разных поколений, протягиваясь сквозь Время…

А вообще-то это символическое название выставки — «Женщины без мужчин» — придумал, как говорят устроители, Андрей Мельников. Ему принадлежит и сама идея создания такой выставки.

Она вызывает удивительные ассоциации, эта выставка, вызывает мысли, воспоминания. Сама Маша Мельникова, с которой мы ходили по выставке, когда экспонаты, не решаюсь назвать их картинами, еще лежали на полу или были прислонены к стенам, вдруг вспомнила рассказ своего отца об узкоколейке, которую немцы во время войны проложили к той самой деревне под Воронежем, где он родился. По этой узкоколейке фашисты собирались вывозить чернозем… Как напоминание о войне, даже как некий символ, эта узкоколейка существовала многие годы и была разрушена, разворована лишь в начале 90-х, когда стала модной продажа металла… Впрочем, как говорит Маша, ей некому было рассказывать о самой войне, оба ее деда погибли в боях, не дожив до Победы, а родители были еще детьми, когда началась война. И эта выставка в определенном смысле — взгляд и самой Маши, и Богдана, конечно, тоже, он ведь родился много лет спустя после войны.

Надо сказать, что фон выставки, в основном, черно-белый. Здесь мало цветных пятен, и это понятно. Это лишь усиливает впечатление, дает ощущение документальности. Такой, например, является работа Виталия Пушницкого — медсестра в госпитале. Невозможно пройти мимо этой женщины с бессильно опущенными руками и склоненной головой. Рядом нет раненых, нет ничего такого, что непосредственно напоминало бы о войне. Но от самой фигуры этой женщины веет такой бесконечной усталостью, такой тоской — и от зрелища страданий искалеченных мужчин, и от самой войны с ее смертями, кровью, грязью.

Кстати, автор помещает на картине слепки с могильных плит, со старых памятников. И это как бы поднимает фигуру реальной женщины до уровня символа, обобщения, она как бы олицетворяет собой женщину на войне — сестру милосердия, врача, помощницу.

Вообще на этой выставке есть как бы три полюса, три главных обобщающих момента, три главные болевые точки. Первая — это именно женщина на войне. Вторая — это образ самой войны, войны как хаоса, разрушения, наступления зла. Именно поэтому здесь демонстрируется кусок, или, лучше сказать, часть фильма Эйзенштейна «Александр Невский», тот его эпизод, где немецкие рыцари наступают по льду Чудского озера. Богдан Мамонов говорит, что это, на его взгляд, один из лучших образов войны. И с ним, наверное, нельзя не согласиться. Нет лиц, они закрыты железными масками, это как страшные железные чудовища, наступающие на людей, убивающие их. Как фашистские танки во время другой войны… Обобщенный символ жестокости, зла, убийства… Странным образом этот, казалось бы, далекий от нас во времени эпизод напоминает фашистское наступление во время Великой Отечественной.

Еще один полюс — мужчина на войне. На другой картине Пушницкого изображен лежащий навзничь убитый человек. На нем нет солдатской формы. Это просто человек, жертва войны. Из пулевого отверстия бьет острый луч света. Уходит кровь? Уходит жизнь?

Не очень красиво? Не слишком живописно? Но наших писателей, наших художников, как говорил когда-то Бердяев, всегда больше интересовала не красота, а правда, интересовала мысль.

А в общем-то, прав, наверное, был Артур Кестлер, когда писал: «Почему, провозглашая новую жизнь, мы усеиваем землю трупами? Почему разговоры о светлом будущем мы всегда перемежаем угрозами?» Актуально звучит, не правда ли?

…А третий полюс — это мир женщины, женщины без мужчины. На выставке есть странный экспонат. Его сотворила художница Наталья Першина-Якиманская, известная под именем Глюкли. Это пятнистая маскировочная куртка, знакомая нам по форме спецназовцев, с эмблемой Вооруженных сил России на рукаве. Из какого времени эта куртка? Из нынешнего? Или, может быть, из афганской войны? Однако на ней — строки из женских писем, направленных мужьям, сыновьям, любимым на ту, Отечественную войну. «Когда ты приедешь, соскучилась по тебе, сил нет никаких, один ведь ты у меня остался… Вечером зажгу свечку, на фотокарточку твою смотрю и плачу…» Вот она, тема неизбывной тоски, верности, бесконечного женского ожидания. Богдан Мамонов говорит, что эти письма — лейтмотив всей выставки, они связывают между собой разные времена, разные войны, разные периоды нашей жизни.

Во время Отечественной войны и после нее, когда страна лежала в развалинах, женщины приняли на себя тяжкое бремя непосильной работы, самых разных мужских функций, как сказал бы тот же мудрый, привыкший говорить в современных терминах Богдан. Кстати, он считает, что именно поэтому на территории бывшего Советского Союза и не возник феминизм в той степени, в какой он расцвел, скажем, в Швеции или в США, словом, в невоевавших странах. Там женщинам не пришлось собой заменять мужчин, как это было у нас, тянуть на себе нищие совхозы и колхозы, надрываться у станков и т.д. Может быть, и в самом деле это так? Уж что такое непосильный труд, что такое — брать на себя ответственность за детей, за завод или фабрику, за район свой или город, что такое — трудиться за двоих, троих, наши женщины всегда знали.

Наш народ пережил разные войны. Старые фронтовики знают: для того, чтобы выйти из послевоенного стресса физически, им понадобилось три-пять лет, а чтобы выйти из духовного стресса — долгая жизнь. Но они защищали Отечество, они вернулись в страну, в которой воевали все. «Афганцы» пережили горькое разочарование, вернувшись в страну, где большинство даже не знало, что они там делали, в далекой стране, зачем воевали. А ведь они пошли туда не по собственной воле. Никогда не забуду двадцатилетнего мальчишку, воевавшего в Афганистане, никогда не забуду его крик: «Если это политическая ошибка, то верните мне мою ногу…»

Какой бы ни была война, она оставляет в душах долгий след. И художники невоевавшего поколения, как показывает выставка, понимают это. Понимают сердцем, чутьем… Вот, например, четыре изображения одного и того же лица: идут годы, появляются морщины, человек добивается как будто того, чего хотел, обретает благополучие, которого не имел в молодости, а глаза все такие же — усталые, с затаенной грустью, глаза, видевшие много трагичного, непоправимого…

Что еще сказать об этой выставке? Тут есть экспонаты, казалось бы, не связанные между собой… Вот, скажем, изображения отдельных частей тела. Анатомический атлас? Фрагменты конституции человеческого тела, как пишет автор книги по анатомии тела, написанной специально для художников. А в контексте всей выставки рядом с другими экспонатами они порождают жуткое ощущение концлагеря.

Особенно впечатляет поднятая вверх рука со сжатыми пальцами… Такой, во всяком случае, я увидела ее накануне открытия выставки. Крик о помощи? «Я еще жив, спасите…»

Или фреска Кирилла Мамонова, знаменитого художника… Силуэт старой женщины на стене, выполненный с помощью новых технологий. Горящая свеча в руке. Икона. Портрет молодого человека на стене. Напоминание о том, что надо помнить тех, ушедших, погибших, благодаря которым живы мы?

А вообще-то вся эта выставка — память, размышление… И мужские имена по периметру зала особенно подчеркивают это. И поникшие розы на картине Маши Мельниковой тоже говорят об этом. Я не знаю, хотела она этого или нет, но настроение, тональность всей этой выставки такова, что и увядшие розы воспринимаются как знак печали о тех, ушедших…

И вот еще что… Нет слов, нет прямых напоминаний о любви. Но все равно понимаешь, чувствуешь, как солдат, вернувшийся с фронта, жаждал забыть в любви ужас военного ада. А любовь — это и есть женщина, ее сердце, ее душа.