погода
Сегодня, как и всегда, хорошая погода.




Netinfo

interfax

SMI

TV+

Chas

фонд россияне

List100

| архив |

"Молодежь Эстонии" | 18.08.06 | Обратно

Горячее лето 91-го...

К 15-летию восстановления государственной независимости Эстонии.


Фото Николая ШАРУБИНА

Как Эстония стала независимым государством? Что происходило в тех высших сферах власти, о которых мы знаем, в сущности, очень мало?
Свой взгляд на события 15-летней давности излагает академик Михаил БРОНШТЕЙН в беседе с нашим корреспондентом Нелли КУЗНЕЦОВОЙ.

Стратегия, которую мы выбираем

— История, как известно, не имеет сослагательного наклонения. Но если отбросить наслоения более поздних лет, то как все-таки разворачивались события? С этого мы начали наш разговор в одном из прошлых выпусков «Соотечественника» о событиях 89-90-х годов. А что было дальше? Вы ведь были в самой гуще в то памятное лето 91-го...

— Да, 91-й год сыграл решающую роль в развитии всех процессов. Но еще до этого среди политиков балтийских республик наметились два пути решения проблем восстановления государственной независимости. Должен сказать, что пионерами тут были литовцы. Один из наших депутатов, кстати, сказал по этому поводу, что литовцы хорошо помнят свое прошлое, у них уже был немалый опыт собственной государственности. Так вот литовцы заняли самую резкую, радикальную позицию. На рубеже 90-го и 91-го годов они заявили о выходе Литвы из состава СССР и полнейшей своей государственной независимости. Представители этой республики в Верховном Совете СССР объявили, что слагают с себя депутатские полномочия. При этом они, правда, предложили заключить между Литвой и Советским Союзом экономический договор.

— Иными словами, не собирались все-таки покидать единое экономическое пространство?

— Конечно. Мы, кстати, в подкомитете рынка комитета экономических реформ Верховного Совета СССР подсчитали, во что обойдется республикам распад единого экономического пространства. На этот счет было проведено специальное исследование. Так вот оно показало, что в случае развала единого экономического пространства внутренний валовый продукт упадет не менее чем на 30-40%. Некоторые российские экономисты были, правда, убеждены, что в России ничего подобного не произойдет. Они даже считали, что Россия сразу воспрянет. Начнет продавать газ, нефть по мировым ценам, и все будет в порядке.

— Но ожидания не сбылись...

— Да, Россия еще не восстановила даже уровень 90-го года по ВВП. А по нефти и газу стала приближаться к мировым ценам много позже. Долгое время фактически дотировались и Украина, и Белоруссия, и т.д., да и мы тоже, если говорить откровенно. Литовцы это учли. Казимера Прунскене, которая была тогда премьер-министром, хорошо понимала все минусы отрыва от единого экономического пространства. Она, кстати, мой старый друг, я был оппонентом ее докторской диссертации. Это была новаторская по духу работа, и Прунскене защищала ее в Таллинне. В Литве защититься она не могла.

— Но именно в Литве в январе 91-го произошло кровопролитие у телебашни, которое всех потрясло...

— Да, Горбачев не был готов к тому, чтобы поддержать выход из Союза ССР балтийских республик. К тому же на него давили и партийные функционеры, и военные, и КГБ. Когда мы пришли к нему с идеей выхода Эстонии из состава СССР, он и слушать нас не хотел. В начале 91-го он заявил: «Все, хватит, мы выходим из окопов...»

И встал вопрос: как поступать Эстонии? Именно в начале 91-го был, наверное, самый активный период работы депутатов от Эстонии, оставшихся в Верховном Совете СССР, а остались далеко не все. Мы считали, что литовским путем идти нельзя, нужна огромная предварительная работа.

Два сценария

— Но в Эстонии ведь тоже были разные мнения о способах восстановления государственности, разные представления о том, что последует за этим...

— Конечно. Был сценарий Комитета граждан Эстонии, где основную роль играла Партия национальной независимости — ПННЭ — предтеча Исамаалийта. Это был, по существу, литовский вариант, даже еще более жесткий. И был второй сценарий, которого придерживались Вяляс, Рюйтель, другие разумные политики, которые понимали, что происходит. В Верховном Совете СССР роль посредников, поддерживающих эту позицию, роль, так сказать, передаточного звена взяли на себя два депутата от Эстонии: ваш покорный слуга и академик Виктор Пальм, замечательный человек и блистательный ученый. Он, кстати, входил в знаменитую Межрегиональную группу и работал вместе с академиком Андреем Сахаровым, с Юрием Афанасьевым, Гавриилом Поповым и Борисом Ельциным.

Что же касается меня, то я в то время возглавлял подкомитет рынка, в нем было много известных ученых. Мы выступали против прихватизации по Чубайсу, предупреждая, что продажа госсобственности за бесценок приведет к экономическому кризису, к дефолту, что в конце концов и случилось.

— Но ведь вы были депутатом от Эстонии, а в нашей республике уже прошел к тому времени референдум о восстановлении государственности.

— Хочу еще раз подчеркнуть, что дата проведения референдума — 3 марта 1991 года — должна была бы стать красным днем календаря, настолько она значима. Ведь литовские события спровоцировали принятие очень жесткого закона «О выходе из состава СССР», который требовал, чтобы за обретение собственной государственности проголосовали не менее 2/3 всего населения республики. В нашем референдуме приняли участие эстонцы и неэстонцы — 948 000 человек. 77,8% проголосовали за независимость Эстонии. Это придало легитимность всему процессу, вот что важно. Это была очень разумная идея, авторами которой были Рюйтель, Вяляс, Тооме...

— Отметим, что русскоязычное население Эстонии во многом и обеспечило эту легитимность. А потом было обмануто...

— Увы, это так. Но продолжим... Надо было добиться, чтобы большинство членов Верховного Совета СССР нас поняли и поддержали, надо было разработать и осуществлять поэтапную стратегию и тактику восстановления независимости. Помню, Горбачев, которому я рассказывал о результатах референдума, сказал: «Только не форсируйте... Форсирование событий приведет к тому, что я не смогу контролировать ситуацию». Я, кстати, почти уверен, что еще один литовский вариант, на этот раз в Эстонии, мог бы очень сильно поспособствовать победе ГКЧП в момент путча.

Приехав в Таллинн, я сообщил о разговоре с Горбачевым Рюйтелю. Рюйтель, кстати, вспоминает об этом в своих мемуарах: «Приехал Бронштейн и передал просьбу Горбачева: не форсировать...»

Рюйтель был согласен с тем, что нужно время, и мы объявили переходный период. Это был второй разумный шаг, а вкупе с первым — проведением референдума — это привело к тому, что в Эстонии в период восстановления независимости не случилось кровопролития.

Фарс или водевиль?

— А в чем, собственно, заключался переходный период? Что именно должно было произойти или быть сделано в это время?

— Если говорить коротко, то это виделось так: республика пока остается в составе Союза, но поэтапно восстанавливаются институты собственной государственности — принимается конституция, создаются армия, полиция и т.д.

— Тогда, помнится, было много разговоров, слухов о плане отрыва Эстонии от СССР, разработанном Рейном Таагепера где-то в 70-х годах. На этот отрыв как будто отводилось около 30 лет. Правда ли это?

— Не могу говорить об этом, поскольку не знаю подробностей. Но знаю, что Запад опасался взрыва, который разметал бы СССР в клочья. Уже были агентурные данные о готовящемся перевороте, в КГБ ведь тоже сидели агенты западных служб.

Кстати, путч вполне мог бы закончиться более успешно, будь путчисты поумнее...

— Впоследствии много писали о том, что путч был фарсом, провинциальным водевилем. Но, быть может, организаторы ошиблись в главном — в том, как поведут себя в критический момент два главных действующих лица — Горбачев и Ельцин? Замысел строился на их противостоянии...

— Помнится, сразу после приезда из Фороса Горбачев сказал: «Всего, что знаю, я никогда и никому не скажу». Мы, очевидно, многого и не узнаем.

Но мы забежали вперед. А я хочу вернуться к депутатской комиссии, которая была создана в Москве для поиска решений наиболее сложных стратегических вопросов, вообще дальнейшего существования СССР. Это была интересная комиссия. В нее входили и консерваторы, ратовавшие за сохранение Союза в той форме, в которой он существовал, и сторонники его реформирования, предоставления государственной независимости странам Балтии. Возглавляли ее два сопредседателя, очень яркие личности. Одним из них был маршал Ахромеев...

— Тот самый, который после провала путча покончил жизнь самоубийством?

— Я в это не верю. Это был очень порядочный и умный человек. Он был сторонником сохранения Союза, но понимал, что в прежнем виде страна жить уже не может. Он был готов искать компромиссы.

А вторым сопредседателем был профессор Юрий Рыжов, впоследствии посол России во Франции. После смерти Андрея Сахарова он стал фактическим идеологом Межрегиональной группы. Но в отличие от рьяных либералов он тоже понимал необходимость компромиссов и был способен их искать. По его предложению вошел в состав этой комиссии и я.

Соль компромисса

— И к какому же выводу пришла комиссия?

— Фактически была предложена модель, близкая к Евросоюзу. Республикам Балтии предоставляется независимость, а остальные республики подписывают союзный договор. О подробностях говорить не буду. В этом документе подчеркивалось, что страны Балтии выстраивают договорные отношения с обновленным Союзом, и в частности, подписывают соглашения о свободной торговле, о научно-техническом сотрудничестве, о статусе поэтапно выводимых войск, о правах национальных меньшинств, исходя из Декларации ООН, и т.д. Этот документ, заверенный подписями всех членов комиссии, был передан Горбачеву. Он поставил на нем свою резолюцию: «Прошу готовить рабочие материалы». И — отбыл в Форос. Я думаю, он хотел быть несколько в стороне в самый момент путча и посмотреть, в чью пользу сыграть. Он все-таки, как мне кажется, смотрел на все эти события, рассчитывая прежде всего, взвешивая, как отзовутся они на его личной судьбе. Хотя я думаю, что и в случае победы ГКЧП он не остался бы на своем посту.

Политики западные и восточные

— А что происходило в Таллинне в это время?

— Лето 91-го было очень богато разными событиями. В Таллинне, если помните, проходили тогда «Песенные мосты». В рамках этого праздника песни состоялась научная конференция, которая собрала целый ряд известных политиков и ученых. На конференции остро стоял вопрос: что дальше? Как вести себя Эстонии? Какое место отводится ей во всех этих процессах?

Открывал конференцию Арнольд Рюйтель, он же выступал с основным докладом. Главная его идея заключалась в том, что государственная независимость Эстонии была незаконно прервана в 1940 году, и сейчас эстонский народ стремится ее восстановить. Рюйтель проанализировал шаги, которые были сделаны в этом направлении за последнее время. Его позиция, если сформулировать ее коротко, заключалась в следующем: восстанавливаем отношения с Западом, выстраиваем новые отношения с Советским Союзом.

Мой доклад был в какой-то мере развитием этой позиции. Он так и назывался: «Эстония между Западом и Востоком». Я говорил, что нам надо идти на Запад, потому что там новые технологии, наиболее развитое управление, новые рынки и т.д., и в то же время строить добрососедские отношения с Советским Союзом, имея с ним соглашения о свободной торговле, научно-техническом сотрудничестве и т.д. Тогда впервые прозвучала идея, о которой с тех пор я говорил неоднократно: Эстония как мост между Востоком и Западом. Я говорил и о нэповской модели, Китай уже в то время демонстрировал успехи, внедряя ее у себя. Жаль, что ее не использовала у себя Россия. Да и Эстония тоже...

— Там, кажется, выступал и Збигнев Бжезинский. О чем он говорил на таллиннской конференции? К чему призывал?

— Его выступление меня поразило. Всем казалось, что этот известный антикоммунист, автор теорий развала Советского Союза, человек и политик, наиболее агрессивно настроенный по отношению к СССР, будет бросать камни в его адрес. Но он заговорил совершенно в ином ключе. Поздравил нас с движением к независимости, отметил, что США никогда не признавали аннексии балтийских государств, а потом повел речь о менталитете западных и восточных политиков. Восточные политики, по его словам, не склонны к компромиссу, для них компромисс — это потеря лица, позор. Западным политикам свойственно стремление к поиску разумных компромиссов, включающих защиту интересов своей страны и понимание интересов других. Компромисс, по его словам, это наивысшее, наилучшее украшение политика. Эстония идет на Запад, это хорошо, но важно помнить о менталитете западных политиков.

— Но мы не учли пожелания Бжезинского и не пошли по дороге, предложенной им...

— Да. Но я бы хотел сказать, что нормальный, бескровный переход к независимости Эстонии обеспечил Народный фронт, его обеспечили именно те самые «коммуняки», которых наши тартуские семиотики согласны «отправить в печь». Они были настоящими патриотами Эстонии и хорошо понимали всю сложность ситуации. А потом победу перехватил Комитет граждан. Но ведь его сторонники даже не участвовали в референдуме о восстановлении государственной независимости Эстонии. Комитет граждан объявил референдуму бойкот.