"МЭ Среда" | 30.08.06 | Обратно

Реформы и реформаторы

С доктором экономических наук, профессором Таллиннского Технического университета, министром экономики в 1990-1992 и 1996-1999 годах Яаком ЛЕЙМАННОМ беседует Татьяна ОПЕКИНА

Фото Александра ГУЖОВА

— Последние пятнадцать лет Эстония жила в обстановке переходного периода от плановой экономики к рыночной, от социализма к капитализму. Подобного опыта мировая практика еще не знала, так что реформаторы действовали наугад, интуитивно, опытом проб и ошибок. Реформы были поставлены на поток, реформировали все подряд, появилась даже Партия реформ. Если считать, что советская экономика была больна, то терапия была шоковой: остановили заводы, колхозам-совхозам перекрыли кислород, открыли таможенные границы, отпустили цены и т.д. Все это позади. Новая жизнь стала повседневной реальностью. Впору задаться вопросом: переходный период закончился? Мы построили капитализм? Если да, то какая цена за него заплачена, адекватная или чрезмерная?

— Думаю, что капитализм построен — со всеми его положительными и отрицательными чертами. Идеального капитализма не получилось, да он и в природе не существует, разве что в теории. Конечно, мы не построили ничего особенного, оригинального, хотя, конечно, есть у нашего капитализма какие-то свои отличительные приметы. Увы, стоило это довольно дорого, в некотором смысле все нами пережитое можно сравнить с войной, в результате которой многие люди серьезно пострадали. Ибо сто, а может, и двести тысяч человек не смогли, не сумели приспособиться к переменам. Да и сегодня хватает недовольных. Хотя довольных — больше. Такой вот результат.

— Нужно ли было, строя капитализм, разрушать до основания все, что существовало при советской власти? Известному детскому врачу Адику Левину представляется, что Западная Европа (Эстония в том числе) могла бы обогатиться, к примеру, разумной системой организации здравоохранения, которая функционировала в Советском Союзе. Быть может, проводя реформы, что-то можно было оставить, сохранить?

— Я бы не сказал, что все до последней капли было ликвидировано. К тому же реформирование произошло не одномоментно, это был годами длившийся процесс, когда старые элементы какое-то время сосуществовали с новыми. И до сих пор кое-что сохранилось. Возьмем, к примеру, высшую школу, у нас много традиционных методов обучения, да и преподавательский состав пока еще тот же, и он — хранитель определенного консерватизма. Конечно, сегодня, задним числом, задним умом понимаешь, что многое можно было сделать по-другому. Но тогда, в начале девяностых, не было ни соответствующих знаний, ни опыта, а медлить мы не имели права. Более радикальный польский вариант шоковой терапии, который тоже обсуждался, был бы гораздо болезненнее.

— В начале девяностых экономика Эстонии испытывала серьезный кризис, съеживалась, как шагреневая кожа, из-за быстрого или из-за медленного реформирования? В 1990 году рост ВВП составил минус 6,5 процента, в 1991 году — минус 13,6 процента, в 1992 году — минус 14,2 процента... Только в 1995 году спад прекратился, и минус наконец-то обернулся плюсом...

— Главной причиной экономического кризиса было то, что канула в Лету плановая советская экономическая система, закрытый социалистический рынок. Заводы простаивали потому, что на их продукцию не было спроса, у них не было работы. Годами и десятилетиями мы трудились в условиях плановой экономики, которая в конце концов оказалась неконкурентоспособной, не смогла продемонстрировать преимуществ перед экономикой рыночной. Мы убедились в этом сами, на собственном опыте.

— Частная собственность — священная корова рыночной экономики. И потому все начиналось с реформы собственности, которая в Эстонии сопровождалась реституцией. Тогда, заглаживая старую несправедливость, сотворили новую — появились вынужденные квартиросъемщики, бездомные, в обиход вошло слово «бомж». Нужна ли была реституция? Быть может, стоило ограничиться денежной компенсацией? Или — только извинением?

— Убежден, что масштаб реституции мог быть гораздо более ограниченным. К примеру, человек живет в том самом городе и в том самом доме, который в сороковом году у него национализировали. Спору нет, этот дом ему надо было немедленно возвратить. Но трактовать реституцию широко, думаю, не стоило. Ведь 50 лет прошло, многое изменилось, состарились дома, умерли их хозяева, прямых наследников не было, а если и были, то где-то далеко — об этом в 1990-1991 годах много и горячо спорили. И это были сугубо политические споры. Результат всем известен. Он не мог быть иным, потому что те, кому ничего «не светило», кому нечего было получать, а таких было большинство, держались в стороне, им было все равно. Зато те, кому хоть что-то «светило», проявили колоссальную активность. А активный, как известно, побеждает.

— Да уж, ветер дует в паруса тому, кто куда-нибудь плывет... А теперь о денежной реформе, проведенной весной 1992 года. Тогда всем и каждому обменяли одинаковую сумму, дав в руки по 150 крон. Теоретически для всех появились равные стартовые условия. Но только теоретически, ибо у части людей и в советское время водилась валюта. В результате равных стартовых условий не возникло. А может, такой цели никто и не ставил?

— Такой цели и ставить было нельзя, ведь люди такие разные. Да, кое у кого на руках была валюта, но таких было немного, не более 10 процентов. Остальные начинали со 150 крон плюс некоторое имущество — квартира, автомобиль, стиральная машина, мебель. Вот это и был наш стартовый капитал. Мы очень много по этому поводу говорили потом с западными коллегами. Я просил их не забывать, не упускать из виду, сколько денег, личного имущества было у их граждан в 1992 году и сколько у нас. Почему же не обменяли побольше денег? Да потому, что у государства для покрытия кроны было довольно мало имущества. Мы были очень бедны.

— А сейчас Эстония богатое или бедное государство?

— Среднее. Самые богатые тридцать государств намного нас опережают. Мы в следующих за ними рядах. Так сказать, вторая лига.

— Одной из первых реформ стала приватизация. Начали с малого — отдали в частные руки бани, парикмахерские, киоски, небольшие магазинчики. Со временем процесс набирал обороты, дело дошло до заводов, фабрик, железной дороги. Когда замахнулись на Нарвские электростанции, народ вышел на улицу... Так удалась ли приватизация? Или натворили много ошибок?

— В широком плане приватизация удалась. Поскольку у населения было очень мало денег, начали, действительно, с бань, парикмахерских, киосков и т.д. А заводам пришлось ждать новых хозяев подольше, потому что предприятия нуждались в мощных денежных вливаниях — чтобы начать действовать в новых условиях — купить современные технологии, создавать высококачественную продукцию (советское качество мы помним по обуви «Коммунара»), найти для этой продукции рынки сбыта. Когда появились иностранцы со своими деньгами, они и стали хозяевами многих заводов. Конечно, существовали и другие возможности — к примеру, создание акционерных обществ собственными гражданами. Это было опробовано, но, к сожалению, с народными акциями особенно не повезло. Образовались новые колхозы, все были хозяевами, а это значит, ни у кого не было настоящего интереса. Вот когда появились банки и кредиты, на сцену вышли смельчаки, решившиеся взять заем и выкупить у государства то или иное предприятие. Теперь об ошибках. Во-первых, за грамотными и юридически корректными ходатайствами новых собственников мы не разглядели моральной, этической подоплеки, не смогли предугадать их дальнейших шагов, их планов и намерений. Мы не знали, что они собираются делать с предприятием — развивать его или перепродавать, или обанкротить. К тому же невозможно было прогнозировать поведение рынка, а он очень изменчив, конкуренция на мировом рынке жесточайшая, никто там не ждал продукцию бывших советских предприятий. Им, этим предприятиям, не делали послаблений, не учитывали, что у них нет соответствующих знаний, навыков и опыта. Предстояло искать свою нишу, иногда расталкивая локтями конкурентов. Что касается железной дороги, то, конечно же, лучше было сохранить ее в собственности государства, хотя большой беды в ее приватизации тоже нет. Железная дорога работает.

— Расхожее мнение заключается в том, что экономика Эстонии сегодня сосредоточена преимущественно в руках иностранного капитала, и это плохо, это опасно. Так ли это на самом деле? Опасно ли для государства превалирование иностранного капитала?

— Прежде всего заметим, что в Эстонии уже есть национальный капитал, появились и продолжают появляться свои миллионеры и даже миллиардеры, которым уже и эстонский рынок становится мал, и они инвестируют и за границей. Так что деньги в стране есть. Все банки готовы давать желающим кредиты и притом немалые. Опасен ли для государства иностранный капитал? Теоретически нет, мир сейчас как бы в общей собственности. В той же Финляндии много шведского капитала, в Великобритании много капитала с Востока и т.д. Влияет ли это обстоятельство на государственную политику? Конечно, влияет. В плохую или в хорошую сторону? И так, и эдак. В любом случае, иностранный капитал заинтересован в стабильности и развитии. А это, согласитесь, немало.

— Не слишком ли агрессивную политику ведут наши банки? Не слишком ли активно вмешиваются в нашу жизнь, навязывая безудержное потребительство? Энергично затягивая своих клиентов в кредитные сети, они уже сделали каждого седьмого жителя должником...

— Банки — действительно важная, а в известной степени даже решающая часть экономики, ее кровеносная система. Если банковская система не развита, ни о каком прогрессе в экономике говорить не приходится. Эстонская банковская система выросла стремительно и на самом современном уровне, ведь она создавалась практически на пустом месте, так что и оборудование в банках новое, и служащие новые. К сожалению, стоимость банковских услуг сегодня велика, именно за наш счет банки зарабатывают свои большие прибыли. Это объяснимо. Эстонское государство очень маленькое, поле деятельности банков невелико, каждый клиент на вес золота. А кредиты... По сравнению с остальным миром мы берем их не так уж много. Весь мир в долгах. Посмотрите: у нас около полумиллиона семей, большинство из них живет в домах советской постройки, а то и в деревянных домах царского времени. Половина из этих семей хотела бы улучшить жилищные условия, перебраться в современный дом или квартиру. Но в чулке денег на новый дом не накопишь, а значит, надо взять эти деньги в банке.

— И заработать бессонницу на много лет вперед...

— Да нет, надо спать спокойно, потому что взять кредит в банке — это правильное поведение. Вот если ты этого не сделаешь, действительно можно нажить бессонницу, видя, как твои соседи постепенно обзаводятся современным жильем, автомобилями и т.п.

— Что касается перемен в налоговой сфере, то тут нашим реформаторам не надо было изобретать велосипед. В мире функционируют разные налоговые системы, предстояло лишь выбрать одну из них. В Эстонии победила пропорциональная модель, предложенная реформистами, хотя у них есть и оппоненты. Центристы и народники уверены, что прогрессивный (ступенчатый) налог был бы более справедливым. Каково ваше мнение?

— Есть в мире государства с высоким прогрессивным налогом. Их экономика развивается успешно. Есть государства с пропорциональной, как у нас, системой налогообложения. И тоже успешные. Тут многое упирается в мировоззренческие проблемы.

— Думается, что примиряющий спорящие стороны путь уже найден — повышение не облагаемого налогом минимума при сохранении пропорционального налога. Этот путь обозначен в коалиционном договоре правящей ныне коалиции и уже осуществляется. Всем хорошо, и никто не обижен.

— Я с этим согласен. Тут есть и второй момент: не стоит любой ценой добиваться изменений, стабильность тоже имеет свою цену. И немалую. Нынешняя модель хорошо работает, а что принесет новая, мы не знаем, и просчитать это невозможно.

— Спасибо за беседу.