погода
Сегодня, как и всегда, хорошая погода.




Netinfo

interfax

SMI

TV+

Chas

фонд россияне

List100

| архив |

"МЭ" Суббота" | 30.12.06 | Обратно

Человек из филармонии

Николай ХРУСТАЛЕВ

Роман БАЛАЯН - культовая фигура российского кинематографа, хотя местом его постоянного жительства и является славный город Киев. Сними он только «Полеты во сне и наяву» - одного этого хватило бы, чтобы остаться в анналах российского кино. А ведь были еще и «Поцелуй», и «Храни меня, мой талисман», картина, которой в этом году исполнилось 20 лет. И «Леди Макбет Мценского уезда» была, и «Ночь светла». Так что с «последней серией» «Субботним диалогам» в уходящем году определенно повезло.

- Роман, когда думаешь о сделанном вами, возникает предположение, что вы всегда что хотели, то и снимали.

- Я бы сказал иначе: никогда не снимал то, что мне предлагали, и всегда дожидался своего часа. Наверное, мог бы снять больше, но это не значит, что мне ничего не давали, наоборот. Хотя, вероятно, и повезло. Но только вначале я снимал что хотел, позже - что мог. А хочу и могу - разные вещи.

- Уж вам-то наверняка известно, что это было за время, когда надо было сначала отстаивать сценарий, потом сдавать фильм, поправлять и переснимать. Сейчас такое может привидеться только в страшном сне, но пришла другая цензура - денег, и жизни это, кажется, не упростило.

- Когда-то ментальность советской интеллигенции состояла в том, что она была молчалива и внутренне против, а выражать свое отношение могла в недомолвках и аллюзиях. Нам всегда были нужны стены, которые можно было бы ломать, находясь в своей клетке. Но вот ее не стало, и выяснилось, что ни к чему другому, кроме как к необходимости искать деньги на свое кино, мы не пришли. Выяснилось, что большие внутренние волнения, которыми хотелось бы поделиться, которые хотелось бы передать, отсутствуют. Снимать про беспредел, бандитов и олигархов - удел жанрового кино, потому многие, в их числе и я, потеряли если не смысл жизни, то ощущение, что готов, пусть без денег, пусть задаром, но снимать. Это закончилось, и шедевров после 86-го года я не видел.

- Свои картины, может показаться, вы всегда снимали о слабых людях.

- Я сам всегда говорил, что супермены мне не интересны, в мировом масштабе их всего два процента. Я снимал не то чтобы о слабых, но о сомневающихся, кого гложет мысль о том, кто они, что, ради кого, ради чего. Это были люди без поступков, герой «Полетов» ничего не совершил, в «Талисмане» надо было выстрелить, а человек падает в обморок… Но все же это неспроста. Все мы выросли на классической литературе, и если бы жили тогда по жизни, что была вокруг, то тогда надо было бы служить в КГБ, это же элементарно и страшно. И оттого, что деваться было некуда, я брал сюжеты, где человек постоянно балансировал на грани сомнения в правильности того, что делает.

- Тогда вы делали кино про людей сомневающихся, но нынешний экран при всей свободе тоже ведь не особенно часто балует крупными личностями, поражающими воображение высокими проявлениями духа.

- А чего же ждать, если нравственность и мораль - все обмельчало, если на первое место вышло материальное и прагматичное. Наверное, все дело в том, что переходный период слишком затянулся. О новых подходах, новой эстетике говорить не приходится, потому что наше современное кино репродуцирует все не самое лучшее, что есть в американском. Но американский злодей никогда не может стать объектом подражания и всегда получает по заслугам. В этом смысл любого нравственного послания: злодей должен быть наказан и всем противен. А нашим экранным злодеям пытаются подражать, если в фильме нет зла - на него и ходить не стоит. Трудно даже представить, сколько «бригад» пошло по России после телевизионной «Бригады». Ведь сейчас молодой человек и нам, киношникам, не верит, и правительству не очень верит. Откуда же взяться ориентирам? При советской власти при всем невежестве и тоталитарности, связанными с нашей закрытостью от всего мира и отсутствием информации, хоть и не без ханжества, но был морально-нравственный стимул, делающий нас чище, чем сейчас. Не знаю, как у вас в Эстонии, но когда я вижу на улицах Киева девушек, идущих по улице, отхлебывающих из бутылки пиво и одновременно прикуривающих, то думаю о том, что в западных странах такого не видел.

- А может, мы традиционно устанавливаем молодым слишком высокую планку, не думая о том, что они всегда другие?

- Мы тоже получали за то, что были стилягами и танцевали рок-н-ролл, но в нас не было агрессии. Знаете, один мой ныне покойный знакомый, даже друг, наделавший немало бед не только себе, но и другим, говорил мне: разве можно было представить раньше, чтобы у судьи крали сына или дочь, не было же такого безобразия. Раньше люди боялись подвалов КГБ, а теперь - просто ходить по улицам. Преступность стала неорганизованной, это еще хуже.

- Но мальчики и девочки, что пьют из бутылок пиво на улицах, они же не преступники.

- Нет, но в будущем они станут большинством населения в мире, которые не будут знать ничего другого, кроме потребления. Они не будут созидателями.

- В чем была суть не актерского, но человеческого сообщества, собравшегося однажды на картине «Храни меня, мой талисман»?

- Круг людей в «Талисмане» - моя вода, лужайка, детская площадка. Это было такое нелегальное масонство духа, а не встреча для предполагаемой жизнедеятельности. Мы были людьми одних мыслей, одной озабоченности, жившими в зоопарке, не в разных, а в одной клетке. На самом деле, скажу вам, я человек публичный и компанейский. Но есть компании, где во мне разочаровываются: что это, слышу, про Балаяна говорят, что он веселый, а он и не улыбнется даже. А мне там просто неинтересно, не те разговоры. А в своей компании меня не остановить..

- Правда ли, что знаменитая сцена с Окуджавой в «Талисмане» снималась как чистая импровизация?

- Сцена эта действительно была импровизационной. Но там я сначала кое-что нашептал Булату, потому что надо было завести Мишу Козакова: он, как только камера включалась, сразу превращался в известного актера. Но дублей практически не было, я только обозначил тему, а текст - это было отдан на откуп Окуджаве.

- Какая история вам всегда интереснее всего?

- Сама по себе история меня не интересует, меня интересует только то, что кажется в ней моим. После «Полетов» все стали говорить только о них, как будто до этого не снимал ничего другого, а я, например, очень уважительно отношусь к своему «Бирюку». И тогда, сделав картину, которую все называли шлягером, а «Полеты» были просто выражением моей гражданской позиции, я решил снова вернуться в филармонию и сделал «Поцелуй», который один человек хорошо назвал «концертом классической музыки». В филармонию не ломятся, на концерты туда не платят двойную цену.

- Сегодня вы снимаете достаточно редко.

- Я даже в прошедшие времена никогда не испытывал пиетета перед тем, что снимал. Я и раньше не очень любил кинематограф - все эти съемки, весь этот процесс. Я и раньше не умел отказываться от тех людей, с кем работа не получалась, а в последнее время - совсем уж: вместо того, чтобы выгнать кого-то, продолжаю сотрудничать. К сожалению, в работе я мягкий, а это нехорошо, надо быть жестким, как Леша Герман, не по шерстке гладить, а добиваться своего. Вот это ушло у меня. А еще я не собираюсь слезать с «моего» со временем, уходить от его ритма ради лихой, более динамичной мизансцены. К тому же классика - это то, что навсегда. Классике неинтересно, растратил бухгалтер деньги или нет, классике интересно, что с бухгалтером произошла такая неприятность, а в этот момент его сын получил двойку. Всего лишь двойку, но для классики эта двойка главнее. А сейчас главнее - украденные деньги. Это так примитивно, когда ищешь путь к человеку. Не зря же деньги на кино сейчас дают нам, тем, кого теперь «скучно смотреть», даже такому лентяю, как я.

- Новое кино вы, тем не менее, снимать собираетесь. Про что оно будет?

- Про внутреннюю свободу. Есть она, и по большому счету чихать тебе на все. Может быть, Пушкин этого не знал, но он был летающим человеком. Последним из летающих был Булгаков, а Бабель не был, слишком серьезно относился к действительности. Герой нашей истории тоже умеет летать, однако вынужден уехать из своей страны. Но леталось ему только дома…