Как хорошо, на родину спеша…

Гость рубрики - заслуженный артист России, актер московского театра на Малой Бронной Сергей ПАРФЕНОВ

Николай ХРУСТАЛЕВ

Брежнев - нет, Ельцин - да

- Сергей, обычно с актерами принято говорить о ролях в театре и в кино, что и в нашем случае было бы достаточно уместно. Но в Таллинне к вашим появлениям интерес особый уже потому хотя бы, что некоторое число лет назад вы были здешним жителем, отсюда, собственно, стартовали в профессиональное искусство, коим небезуспешно и занимаетесь. Наконец, люди знающие называют вас человеком интересной судьбы. Вы сами считаете ее таковой?

- Считаю. Прежде всего потому, что однажды резко поменял свою жизнь. Жил себе в Таллинне, работал инженером, но в один прекрасный момент соскочил, уехал в Москву, поступил в театральный институт, в «щуку», и стал артистом. И все кардинально изменилось.

- Попасть в артисты, прийти на сцену - это после школы зачастую мечта юных барышень и экзальтированных юношей, только что вышедших за подростковый порог. Вы сделали выбор достаточно зрелым человеком, когда чаще думают не о карьере актера, а о режиссуре.

- А я вот пошел в артисты, так судьба распорядилась, внутренний голос сюда позвал. А режиссером я и сейчас быть не хочу, мне безумно нравится актерское дело.

- Чтобы совсем уж точно, наверное, надо непременно вспомнить, что до учебы на профессонального артиста вы состояли в студии, которая под руководством актрисы Русского драматического Софьи Давыдовны Блюхер в свое время существовала на заводе «Двигатель» и была достаточно знаменита. Кстати, из песни слов не выкинешь, но, говорят, в то застойное время вы по заводскому радио красиво читали отрывки из «Малой земли» Леонида Ильча.

- Это все ужасные слухи, злостная клевета, а еще точнее - добрая шутка хороших друзей. Вот другое вам скажу - однажды озвучивал трехсерийный фильм о Борисе Ельцине, это было время, когда Борис Николаевич еще только приходил к власти. Снимался фильм на Свердловской киностудии, я в это время как раз снимался там в игровой картине, даже в двух сразу. И заодно сделал и это озвучивание, на студии как раз искали голос для закадрового дикторского текста в этом документальном фильме. Мой подошел, утвердили, но никаких, кроме обычного гонорара, дивидендов и государственных отличий мне это чтение за кадром не принесло.

- В своем большинстве актеры - народ аполитичный, или к вам это не относится?

- Политических пристрастий у меня нет, я действительно не люблю о политике говорить, не люблю на эту тему полемизировать, хотя, конечно же, все, что в ней происходит, меня волнует, слежу за тем, что происходит в жизни, потому что это имеет отношение и ко мне.

Айда в Венецию

- В начале разговора вы вспомнили о том, что однажды резко поменяли свою жизнь - были благополучным инженером, стали артистом, придя в профессию, где на большое благополучие рассчитывать особенно не приходится. Возникает резонный вопрос: есть ли у вас рецепт того, как надо жить?

- Есть. Мне мама всегда говорила: относись, сынок, к людям так, как ты хочешь, чтобы они к тебе относились. Вот и весь рецепт. По нему и стараюсь жить.

- Еще есть смысл поговорить о цене поступка. Однажды вы закинули за плечо гитару и отправились в Москву. Чтобы начать судьбу сначала…

- Да никакой это не поступок. Перебросил ее, гитару, и поехал. Чтобы поступать.

- А если бы не поступил?

- Так ничего бы и не было. Не знаю… Продолжал бы оставаться инженером, так что в принципе никакого поступка тут бы и не было. Я что хочу добавить? Как теперь выясняется, я работал в таком замечательном месте, где у нас было много молодых людей, куда ежегодно приезжали новые молодые люди, молодые специалисты - выпускники лучших технических вузов СССР, из баумановского училища, из питерского военмеха, из брянского политеха… Эти люди несли в себе необыкновенный потенциал, какой-то поразительный заряд, и жили мы необыкновенно. У нас был киноклуб, мы снимали любительское кино, занимались в театральной студии, делали программы в агитбригаде, много занимались спортом. И надеюсь, во всем этом многообразном вареве и я был как бы не последним фруктом. Оттуда, наверное, и вся эта энергетика, желание попробовать то, что попробовать хотелось.

- Одно дело - захотеть, совсем другое - получить, чтобы потом или развести руками, или опустить их - ты этого хотел, Жорж Данден. Но можно понять, что вы о своем актерском выборе не жалеете?

- Вообще жизнь любого актера, российского или не российского, со званием или без него, всегда непроста. Но непроста в хорошем смысле, со знаком плюс. Когда мы говорили об агитбригаде, о театральной студии, мы все же вели речь и о молодости тоже, а это, понятно, самое прекрасное в жизни время - и море Балтийское тогда было теплее. И женщины моложе. Мне вообще кажется странным вопрос о том, суждено ли было исполниться вашим желания и надеждам? Ведь если исполнились, то что - все закончилось? А я себя считаю еще живым, верю и жду того, что впереди, потому что появляются новые интересы, и, получается, есть к чему стремиться. Спрашивают иногда: могли бы всю жизнь прожить в небольшом городе, видеть одни и те же лица, не иметь тех возможностей, что в мегаполисе? Да откуда же мне это знать? У меня иначе, жизнь получилась другой. Могу только одно сказать - периодически приезжать, возвращаться в Таллинн мне необходимо, человеку возвращаться на родину вообще необходимо. Об этом Бродский замечательно написал:

Как хорошо, на родину спеша,
поймать себя в словах неоткровенных
и вдруг понять, как медленно душа
заботится о новых переменах…

Кстати, в пору, когда были написаны эти стихи, в самом начале 60-х, Бродский довольно часто приезжал в Таллинн, любил его. Может, поменьше, чем потом Венецию, но тоже любил.

- Вы лично в Венеции бывали?

- Нет, еще не был. Но буду. А поехали вместе, там о Бродском говорить и дискутировать можно бесконечно.

Купить нельзя продать

- Приезжая в Таллинн, не сомневаюсь, вы встречаетесь с друзьями, о которых только что говорили столь тепло. Наверное, и вы, и они за прошедшие годы в чем-то изменились. Что ушло, что пришло?

- Мне кажется, мои самые близкие друзья, которых считаю частью себя, необходимой для жизни, не побоюсь высоких слов, моими корнями, позволяют мне быть не слабым человеком. Я думаю, они не изменились в главном, в том, что было и остается их сутью. И слава Богу. По большому счету, главное, настоящее в человеке и не должно меняться. Меняется и гнется слабый, а мои друзья, по-моему, сильные люди. Хотя и в слабости нередко есть своя сила, вот любовь - какая прекрасная слабость. Вообще настоящая дружба и любовь к женщине - это очень близкие вещи. Их можно продать, но купить нельзя, ни за какие деньги.

- Если о слабостях и испытаниях - жизнь в театре кажется вам большим испытанием?

- Большим. Человеческим, личностным. В «Прощай, оружие» еще одного моего любимого писателя - Хэмингуэя кто-то из героев говорит: «Когда люди столько мужества приносят в этот мир, мир должен убить их, чтобы сломить. Мир ломает каждого, и многие потом только крепче на изломе. Но тех, кто не хочет сломиться, он убивает. Убивает самых сильных, самых нежных и самых добрых. Без разбора. А если ты ни то, ни другое, ни третье, то можешь быть уверен, что и тебя убьют без особой спешки. Сиди и жди…»