"Молодежь Эстонии" | 27.01.06 | Обратно

Зима тревоги нашей...

По числу заключенных в тюрьмах Эстония с учетом численности населения находится на 5-м месте в мире, а в Европе вообще лидирует. При этом почти 80% заключенных составляют представители русскоязычного населения. Это чрезвычайно настораживающий результат. Этой проблеме было посвящено исследование, проведенное в декабре прошлого года Институтом Открытого общества. И сегодня об этом беседуют известный эстонский социолог Ирис ПЕТТАЙ и наш корреспондент Нелли КУЗНЕЦОВА.

— А все-таки сколько их всего, заключенных эстонских тюрем? Эта цифра, очевидно, не секретна?

— Нет, она известна. В тюрьмах Эстонии находятся 4565 человек. Это данные на конец года, но, думаю, они и сейчас не изменились.

Вообще первое место в этом печальном списке стран занимают США: 714 человек на 100 тысяч населения. На втором месте — Россия: 532 человека на 100 тысяч жителей. Дальше следуют: Туркмения — 489, Сингапур — 392. Потом Эстония — 338 и Литва — 337.

Этот показатель — количество людей в тюрьмах — считается в мире одним из важнейших, потому что он в немалой степени свидетельствует о положении в государстве, в том числе говорит и о развитии демократии в стране. Эстония в этом плане как член Евросоюза выглядит не слишком хорошо. И это, конечно, удручает.

К тому же, и это тоже чрезвычайно важно, содержание людей в тюрьмах очень дорого. Вот вам еще две цифры, и станет понятно, о чем я говорю. На каждого заключенного в месяц тратится около 15-16 тысяч крон, а в целом на содержание всей этой системы уходит около 800 миллионов крон.

— Огромные средства. Страшное бремя для государства...

— Конечно. Не случайно министр юстиции Рейн Ланг, как вы, очевидно, помните, вышел с предложением уменьшить число заключенных, как-то либерализировать систему наказаний, возможно, смягчить их. Для тех, например, кто не совершил тяжких преступлений...

— Газеты тогда много об этом писали. Наша газета, разумеется, тоже...

— А наш институт, я говорю об Институте Открытого общества, проводил тогда, да и продолжает проводить, большое исследование под названием «Мониторинг демократии». Одно из направлений этого проекта, одна из его целей — инициировать в обществе дискуссии по острейшим вопросам, затрагивающим жизнь и деятельность людей в государстве, отклики на какие-то государственные решения. Мы и предложили Министерству юстиции идею — провести исследование, чтобы выяснить мнение народа о системе наказаний, о том, например, что делать с заключенными, насколько население готово, скажем, к тому, чтобы выпустить из тюрем, как предлагает министр, какую-то часть заключенных.

Сейчас, насколько я знаю, планируется освобождать каждый год примерно по 20% заключенных. И есть предложение увеличить эту цифру до 30%.

— А учитывается, какими могут быть последствия? Что эти люди будут делать, выйдя на свободу? И не вызовет ли сильнейшего недовольства в обществе этот шаг? Ведь этого могут не понять люди, которые по вине преступников лишились родного, близкого человека, или те, которые были ограблены, обездолены и так и не смогли после этого встать на ноги?

— Это очень серьезные вопросы... Вообще в мире есть три подхода, три пути решения этой проблемы — уменьшения числа заключенных.

Первый: выпускать из тюрем досрочно какую-то часть, тех, кто наименее опасен для общества, кто не совершил особо тяжких преступлений. Второй путь, подход, принцип, называйте, как хотите, заключается в том, чтобы не отправлять в тюрьмы так много тех, кто так или иначе преступил закон. Ведь есть и другие меры, способы наказаний. Денежные штрафы, например... Или присуждение к бесплатному общественно полезному труду. У нас, скажем, есть в этом плане достаточно интересный пример... Известный эстонский журналист Валло Тоомет как раз и был присужден к такой альтернативной мере наказания, он бесплатно отработал какое-то количество часов в монастыре святой Биргитты в Таллинне, и одна из руководительниц монастыря Лагле Парек была им чрезвычайно довольна. Конечно, его вина не была тяжкой, это было что-то связанное с автоаварией или чем-то подобным.

Самое главное заключается в том, чтобы человек знал: его проступок или преступление осуждены обществом, он должен понести и понесет наказание.

— Но вы еще не сказали о третьем пути... Каков же он?

— По этому поводу я сослалась бы на опыт финнов. Они не используют или редко используют большие сроки заключения. Четыре месяца, например... У нас за это же самое дадут четыре года.

Но мировой опыт показывает, что тюрьма в большой степени — это университет для окончательного формирования преступника, матерого преступника, жестокого, опытного... Выйдя на свободу после многих лет, проведенных в тюрьме, бывшие заключенные уже не могут адаптироваться в нормальной жизни, они не могут устроиться на работу, они не умеют обращаться с деньгами. Больше того... Они выходят уже в немалой степени подготовленными к преступной жизни. А ведь далеко не все совершали серьезные преступления. Несчастный асоциал, например, бездомный, голодный, украл несколько батонов... На третий раз он уже попадает в тюрьму. А надо ли?

Практика показывает, что почти 80% преступлений связано с кражами, ограблениями. И совершают их зачастую именно бедные, лишенные средств люди.

— И что же вы предлагаете?

— Тут главный вопрос в том, какое направление, какой путь изберет государство. Пока у нас стиль полицейского государства, такой, кстати, как в США, в России. Мы убеждены, что если человек провинился, его надо изолировать от общества. В Европе же, в первую очередь, в Северных странах считают наиболее важным или даже единственно верным дифференцированный подход. Там говорят, что человек, который провел в тюрьме много лет, это потерянный для общества человек. Но если он не совершил тяжкого преступления, надо дать ему шанс исправиться, возможность начать новую жизнь.

Чего мы боимся?

— Но мы ведь знаем, что уровень преступности у нас очень высок. И много именно тяжких преступлений. Надо ли, можно ли столь серьезно говорить о смягчении наказаний, о смягчении всей криминальной политики?

— Да, тяжких преступлений много. По количеству убийств, например, Эстония занимает 8-е место в мире. Впереди только Колумбия, Южная Африка, Ямайка, Венесуэла, Россия, Мексика, Литва. В Северных странах, таких, как Норвегия, Дания, убийств в 10 раз меньше...

— Проводя свое исследование, вы говорили с множеством людей. Чего все-таки больше боятся люди?

— Ну, прежде всего, это наркомания. 80% всех опрошенных отметили, что это очень большая опасность для Эстонии. На втором месте — СПИД. На третьем — преступность. Потом идут алкоголизм, ухудшающееся здоровье населения, то есть ситуация в здравоохранении, потом безработица. Заметьте, раньше безработица во всех опросах была на первом месте, теперь она опустилась на шестое.

— Уже не так страшна? Это, наверное, отражает изменения, происходящие в нашем государстве.

— Безусловно. А на 7-м месте — птичий грипп... 25% населения очень этого опасаются. На 8-м месте проституция, на 9-м — насилие в семье. Но все-таки очень тревожит преступность. Она прочно остается на одном из первых мест в этом списке опасностей, остро беспокоящих людей.

Особенно, конечно, боятся женщины. Опрос показывает, что в 2 раза больше, чем мужчины. Они боятся ходить по темным улицам, ездить в общественном транспорте, даже в собственных машинах, вдруг там кто-то успел спрятаться сзади. Они боятся заходить в подъезд. Почти 40% женщин боятся преступников даже дома — вдруг взломают дверь, разобьют стекло в окне... Словом, 80% женщин живут в страхе.

Мужчины боятся тоже. 40% — большая цифра. Они тоже опасаются темных улиц, ресторанов, клубов, где к ним может кто-то пристать. Каждый 5-й мужчина испытывает страх, садясь в собственную машину.

Этот перечень можно продолжить. Но ясно одно: люди, большинство людей, живут в большом напряжении. И это омрачает жизнь, сильно влияет, как говорят специалисты, на социальный капитал.

— Давайте поясним для читателей это понятие: социальный капитал...

— Это человеческие отношения, это возможность ходить в театры, клубы, кинотеатры, развивать себя учебой, лекциями, встречами с интересными людьми, это, наконец, возможность заниматься спортом. Так вот страх перед преступностью, страх за себя, за своих близких ограничивает эти возможности, а значит, страшно обедняет жизнь. Живой, здоровый, ни в чем не повинный человек вынужден изолироваться от общества.

— Высокий уровень тревожности у людей препятствует развитию всего общества. Так?

— Конечно. Особенно это чувство страха велико у людей, живущих в городах. В сельской местности все-таки поспокойней, уровень преступности там ниже. Боятся пенсионеры, одинокие люди. В нашем исследовании вдруг особенно высветилась проблема: граждане Российской Федерации, живущие в Эстонии. У них уровень страха, тревожности очень высок.

— Может быть, потому, что они не ждут защиты ни от России, ни от Эстонии? Россия далеко, а для Эстонии они не чувствуют себя своими, которых можно и нужно охранять...

— Может быть... Но совершенно ясно, что надо думать, на государственном уровне думать, как защитить, как освободить от тревожности, постоянных страхов эти группы населения. Это ведь опасно, когда такие страхи держатся долго, можно сказать, постоянно. Это плохо для общества.

Мы спрашивали у людей, тех, у которых есть этот страх, и тех, у которых его нет, как они относятся к этой идее — выпустить часть заключенных из тюрем. Оказалось, что половина тех, у которых страха нет, готова согласиться на эту меру. А из тех, кто боится, может согласиться на это каждый третий. Но все это, конечно, коррелируется с образованием, с местом жительства, в городе или деревне, с возрастом тех, кто участвовал в опросах. Тут есть много интересных деталей, в том числе и в том, что касается отношения к смертной казни, но общий вывод таков: те, кто больше испытывает чувство страха, тревожности, те ратуют и за более жесткие наказания для преступников.

— И поскольку у нас в республике, как вы говорите, уровень страхов, тревожности высок, то и смягчить правоохранительную политику, систему наказаний за разного рода преступления, очевидно, невозможно или, по крайней мере, трудно?

— Конечно. И в этом смысле мы не можем приблизиться к Северным и другим европейским странам.

Парламент заключенных

— Какую роль могли бы сыграть в решении этих проблем средства массовой информации? Ведь они все-таки имеют влияние на сознание, мышление людей. Особенно, скажем, телевидение...

— Конечно, они играют роль. Но какую? Вот вы сказали о телевидении... У эстонцев, например, очень популярны телепередачи, в которых отражается факт захвата полицией преступника, показывается место преступления. Эти передачи чрезвычайно подняли рейтинг полиции. Она в них выглядит прямо-таки героически. И это хорошо.

Но неожиданно оказалось, исследование показало это достаточно ясно, что у этих телепередач есть и другой эффект, не видимый сразу, не лежащий на поверхности. Зрители, любители этих передач в большинстве своем выступают за ужесточение наказаний, за смертную казнь. Они уверены, что тех, кого схватила полиция, надо наказывать строго, жестко, отправлять в тюрьмы, колонии. В этих передачах нет разговора о прошлом этих людей, о том, почему они пошли, скажем, на воровство. Быть может, кому-то из них можно и посочувствовать?

Мы, как социологи, думаем, что далеко не всегда эти передачи полезны, поскольку они оказывают давление на поведение людей, способствуют формированию однобокого мышления. Осознанно или нет, но люди начинают даже больше бояться преступников. Населению внушается фактически, что чем суровее приговор, тем лучше, что надо доверять более строгим наказаниям. Нам кажется, что формат этих передач надо изменить.

— Вот уж правда, не знаем порой, как наше слово отзовется...

— А думать об этом надо. Чтобы формировался целостный подход и к нашей криминальной, правоохранительной политике, к системе наказаний за правонарушения, преступления.

Если мы хотим избежать статуса полицейского государства, то должны более широко смотреть на все то, что происходит в этой сфере. Тут ни в коем случае нельзя, просто опасно подходить однобоко. Это один из выводов нашего исследования.

У нас мало думают о превентивных мерах, вот что плохо. Существуют какие-то программы, но они мало отражаются в реальности. Надо, чтобы в разработке всех этих программ, мер участвовали разные общественные группы.

В Норвегии, между прочим, уже лет 15 существует парламент заключенных. Он действует при Министерстве юстиции, и члены его, заключенные разных тюрем, участвуют в обсуждении всех законодательных актов, касающихся криминальной сферы, условий содержания в тюрьмах, системы наказаний и т.д. Там есть твердая установка, что и во время тюремного заключения эти люди должны сохранять человеческое лицо.

— А каково в целом мнение нашего населения? Надо ли все-таки уменьшать долю заключенных в тюрьмах?

— Тут население разделилось на две почти равные части. 43% жителей думают, что какую-то часть заключенных можно выпустить раньше положенного срока, если это, конечно, не тяжкие преступления. А 42% — против... Иными словами, народ колеблется. Но, возможно, мнение многих людей изменилось бы, если бы они знали, что с бывшими заключенными, вышедшими на свободу, работают профессионалы: социальные работники, юристы, врачи и т.д. Должны быть специальные реабилитационные центры для бывших заключенных. Пока их нет. Надо создавать всю эту специальную инфраструктуру. Как в Северных странах...

Но главное, конечно, — улучшение социального положения людей. Отсюда начинаются многие преступления.