"МЭ" Суббота" | 18.03.06 | Обратно

В женском городе Таллинне

Йосеф КАЦ

Из столиц, расположенных по обе стороны Балтийского моря, разве что Рига обладает ярко выраженной принадлежностью кграмматическому женскому роду. И хотя Таллинн в силу особенностей эстонского языка обладать ею не может по определению, этововсе не значит, что поводов назвать город «женским» у нас нет.

По-другому, наверное, и быть не может. Ведь след многих поколений горожанок - равно как и тех, кто бывал в Таллинне лишь проездом, - различим в топонимике, фольклоре, истории и по сей день: увидеть его проще, чем разглядеть вьюжным мартовским днем приметы приближающейся весны. Упоминание даже некоторых из них может пригласить в долгую и небезынтересную прогулку...

Женщина-камень

Линда.

Вначале была женщина: в этом городские предания не сомневаются. Только вот кем именно она была - здесь имеются разногласия. Одни полагают, что все началось с датской принцессы, прогневившей своего отца и брошенной им на волю волн да корабля без руля и ветрил, - вынесенная бурей к неведомому берегу, она якобы повелела основать здесь город. Другие уверены, что дело обошлось без иностранных особ царской крови: вдова Линда, решившая увековечить память усопшего супруга Калева, взялась насыпать над его могилой курган...

Материальные следы деятельности дочери датского короля отыскать в современном городском пейзаже удастся вряд ли. Да и сама легенда, популярная некогда среди горожан-остзейцев, за последнее столетие явно поблекла в сравнении с записанной некогда автором «Калевипоэга». Тем более что и сам результат трудов безутешной Линды - налицо: холм Тоомпеа, с которого начинается история Таллинна - не легендарная, а действительная, - возвышается над морем черепичным крыш Старого города и шиферных - в бывших городских предместьях.

Неудивительно, что и сам «памятник» Линде находится неподалеку от «дела рук ее»: скульптурное изображение героини эстонского эпоса, изваянное Аугустом Вейценбергом, стоит на соседнем с Тоомпеаским холмом Шведском бастионе вот уже добрых лет восемьдесят. И хотя даже само некогда грозное фортификационное сооружение получило ныне имя Линдамяги, то бишь горка Линды, изящная скульптура классика эстонского искусства с образом супруги Калева вяжется с трудом. Слишком уж она «классическая» и изящная. То ли дело «камень Линды», выпавший якобы из ее подола и лежащий с тех незапамятных времен на берегу образовавшегося из слез вдовы озера Юлемисте.

Так прихорашивали «Мустамяэскую красавицу».

Жаль только, что добраться до этого легендарного камня не так-то просто: подавляющее большинство современных таллиннцев видели его разве что из окна спешащего по Тартускому шоссе автобуса. Прикоснуться к памятнику трудов Линды ладонью горожане не могут вот уже более полувека: озеро Юлемисте, снабжающее жителей Таллинна питьевой водой вот уже которое столетие подряд, было решено обнести металлической сеткой пущей безопасности ради. Так оно, безусловно, надежнее. И Линда, думается, была бы не против.

Король-королева

Разглядеть камень Линды рядовому горожанину не просто, а вот саму супругу богатыря Калева можно увидеть, даже не отправляясь в раскинувшийся на склонах Линдамяги парк. Достаточно взглянуть на изображение большого герба города, обрамленного пышными листьями аканта и увенчанного фигуркой женщины, скрестившей на груди руки: задав вопрос, кто же это, собственно, такая, имя Линды услышишь почти наверняка.

Впрочем, специалист по геральдике не будет спешить со столь очевидными, на первый взгляд, выводами. Потому что появилась эта женская фигурка над гербом Таллинна в те времена, когда правили Таллинном-Ревелем «отцы города» из остзейского купечества - среды, в эстонской народной мифологии не слишком-то искушенной, - не ранее начала - середины XVII века. Правда, немецкие краеведы столетней давности высказывали предположения, что женщина эта - та самая датская принцесса, о которой говорится в одном из вариантов легенд об основании города...

Эта красавица сейчас стоит у «Виру».

Старейшее изображение городской печати с тремя шагающими львами-леопардами на фоне рыцарского щита, датируемое серединой XIV столетия, вносит в разночтения ясность. И одновременно - запутывает ситуацию еще больше. Потому что кудрявая голова в короне, венчающая собой геральдическую композицию, оказывается... не женщиной вовсе. А мужчиной - шведским королем Эриком Святым, популярнейшим героем пантеона средневековых скандинавских святых.

Когда монарх-страстотерпец неожиданным образом «сменил пол» - сказать сложно. Но нет сомнения, что виной тому его длиннокудрая шевелюра на чисто визуальном уровне и отказ от католических святых в эпоху Реформации - на идеологическом. Точно такую же метаморфозу, как и на таллиннском, королю Эрику пришлось, кстати, претерпеть и на гербе стокгольмском: большинство жителей шведской столицы, не задумываясь, ответят туристу, что изображена на нем «Мать Швеция». И лишь потом вспомнят о средневековом короле-святом. Чего, однако, не скажешь о таллиннцах: те позабыли Эрика начисто. Ведь где тот король и где та Швеция? А Линда - она своя. Таллиннская.

Дорога к лету

Обратная метаморфоза - приписывание не столь уж и древнему топониму чуть ли не средневекового прошлого в истории «женского Таллинна» - также имела место. И имеет его, собственно, и сейчас - на горке Маарьямяги, расположившейся как раз над ведущими из центра города в район Пирита дороге и морским променадом.

Девичья башня. 6 х фото Николая ШАРУБИНА

Женское имя, четко звучащее в названии одного из многочисленных таллиннских холмов, неизбежно наводит на мысль о матери Христа - деве Марии, под патронажем которой находилась в Средние века территория современных Эстонии и Латвии. Обилие связанных с культом Мадонны объектов в черте крепостных стен, как, впрочем, и основательно подзабытый факт о том, что главный алтарь монастыря ордена святой Биргитты был посвящен некогда святой Марии, служат, казалось бы, свидетельством наименования приморской возвышенности в честь популярнейшей некогда среди горожан святой.

Культ Мадонны, между тем, тут ни при чем: имя пригорка над Таллиннской бухтой имеет вполне земное происхождение. Название Маарьямяги, или, точнее, Мариенберг появилось на карте городских предместий не ранее третьей четверти позапрошлого, XIX столетия - после того, как шталмейстер его императорского величества граф Анатолий Орлов-Давыдов перестроил находящуюся на холме сахарную фабрику в свою летнюю резиденцию. Названа эта стилизованная под средневековый рыцарский замок «дача» была Мариинской горой - в честь дочери и жены владельца, носивших соответствующее имя.

Обычай называть летние поместья именами женских членов семей был распространен у ревельских бюргеров едва ли не с последних десятилетий шведского владычества. Так что Петр, решивший назвать основанный им дворец и парк в честь своей царственной супруги, лишь руководствовался общепринятой традицией: наряду с Екатериненталем в окрестностях Ревеля существовали некогда Мариенталь, Шарлотенталь, Клементиненталь и даже - Наталиенталь. Помимо «долин», названных в честь носительниц того или иного женского имени, существовали «дворы» и «услады»: летние мызы Анненгоф и Гертруденлуст.

Красавица у пруда Шнелли притаилась под снегом.

Подавляющее большинство этих названий не говорит современному таллиннцу практически ничего: за малым исключением, летние мызы не сохранились до наших дней. Но память о них осталась - не только в названии замка на Маарьямяги, но и одной из улиц городского центра. Называется она Луйзе и хранит память об усадьбе Луизенталь, принадлежавшей с 1792 года некой Луизе фон Штайнхайль. И пускай территория самой «дачи» почтенной ревельской бюргерши давно перепланирована и застроена, имя на уличной табличке - тоже не так уж и плохо. Ведь оно, похоже, сохранилось в своем первозданном виде вопреки всем сменам властей и правителей. Как своеобразный памятник летним резиденциям таллиннцев двухвековой давности. И тем, в честь кого эти резиденции были названы.

Коллективный портрет

В более «материальных» памятниках горожанкам различных эпох Таллинн недостатка не испытывает - достаточно перечислить в памяти список наиболее знаменитых скульптурных произведений центра города. И сразу же поймать себя на мысли: если сильный пол представлен в монументальной пластике преимущественно памятниками каким-либо конкретным выдающимся личностям, то на долю женского населения приходятся все больше «собирательные образы».

Начало этой традиции было, пожалуй, положено скульптором Амандусом Адамсоном, изваявшим ангела, венчающего монумент погибшим на броненосце «Русалка» морякам, в виде своей будущей супруги. А дальше - пошло-поехало: фигуры экзотических египтянок работы рижского скульптора Августа Фольца украсили собой единственный в Старом городе фасад дома в стиле югенд на улице Пикк, 18, стильные «фонарщики», а точнее - «фонарщицы» появились над входом в нынешнюю Таллиннскую мэрию, девушка с поднятым над головой неиссякаемым блюдом воды заняла подобающее ей место в фонтане, расположенном неподалеку от Балтийского вокзала....

А красавица, что прежде стояла у «Виру», сейчас лежит в полях под Лаагри.

Каким скульптурное произведение будет казаться потомкам нынешних горожан века эдак через два-три - сказать сложно. Но претендентки то и дело появляются в самых разных частях Таллинна. Вспомним хотя бы работу скульптора Маре Микоф «Ныммеская мать» в одноименном районе. Или ее же вариацию на тему «Сумерек» Амандуса Адамсона, установленную у входа в Viru Keskus со стороны старого здания универмага.

А может - и нечто совсем иное, не созданное пока что скульпторами и потому - неизвестное. Но в том, что новые эти образы появятся, сомневаться не приходится. Ведь Таллинн, согласно преданию, никогда не будет достроен. А следовательно - будет расти и молодеть. И не последнюю роль в этом извечном процессе «самоомолаживания» будут играть горожанки - запечатленные в камне, бронзе или внематериальных названиях и легендах. Ну, и конечно - их естественные, живые прообразы из крови и плоти. Те, что служили источником вдохновения для предыдущих поколений таллиннцев. И, безусловно, будут оставаться им же и для будущих.