"МЭ" Суббота" | 18.03.06 | Обратно

Айсберг театра

Николай ХРУСТАЛЕВ

В середине нынешней недели в Таллинне были вручены годовые премии фонда Культууркапитал. Среди обладателей этойпрестижной награды в области культуры была названа и известный эстонский режиссер Мерле Каруссоо, которую в эстонскомискусстве по аналогии с кинематографом можно назвать единственным в своем роде представителем авторского театра. СегодняМерле КАРУССОО - гость «МЭ»-«Субботы».

- Мерле, прежде всего, повольте вас поздравить с наградой.

- Большое спасибо.

- Как вы относитесь к факту присуждения вам больше литературной, чем театральной, премии?

- Конечно, я счастлива, ведь это премия в первую очередь литературная, а я все же режиссер, хотя в последние 20 лет большое место в моей работе занимает как раз авторство того, что меня занимает, плюс, естественно, режиссура. Но то, что премия вручена именно с акцентом на авторство, - это для меня важно.

- Вас действительно трудно отнести к режиссерам, в чьем творчестве уделяется много места классической литературе, классической пьесе. Вы всегда старались говорить о боли своего времени, и спектакль «Миссионеры», отмеченный жюри, как раз из этого ряда. В нем соединяется время - речь и о войне в Афганистане 20-летней давности, и о войне сегодняшней - в Ираке. Что заставляет вас обратиться непосредственно к такой неженской теме?

- Ответ очень простой. Когда-то я была против войны в Афганистане, теперь против войны в Ираке. Мне очень больно, что сегодня в Ираке воюют наши парни, я против того, что американцы оккупировали Ирак. Сейчас я говорю о поводе и результате, но ведь хорошо понимаю, о чем говорю и что меня беспокоит, уже по опыту Афганистана было видно, что война делает с ребятами, и все, что я хочу сделать, начинается с того, что пытаюсь вникнуть в волнующую меня проблему. В данном случае в проблему войны, и теперь я поняла о ней еще больше - и о Второй мировой, и об афганской, и об иракской.

- Война в последние годы была не единственной темой вашего творчества в документальной, если так можно выразиться, драматургии. У вас были проекты, где на одной сценической площадке в общем театральном деле встречались и эстонские, и русские ребята. Как в таких спектаклях складываются отношения между молодыми исполнителями?

- Мне кажется, нормально, хорошо, приятно. В Ида-Вирумаа мы сделали небольшой проект под названием «Кто я ?», это было несколько разных представлений с разными исполнителями, и прийти каждый раз к результату - это всегда трудно, ведь молодому человеку нужно рассказать не чью-то чужую, а свою собственную судьбу, судьбу своих родителей. А ведь нередко получалось так, что молодые люди даже не знали места рождения своих родителей, они пытаются это выяснить, нередко это сложно, но, когда все же выясняют, то наступает какая-то хорошая ясность, и мы начинаем лучше понимать, кто мы и что нас соединило.

- Мерле, когда вы работаете над такими совместными проектами, то нет ли здесь некоторой идеализации, когда желаемое выдается за действительное, ибо не секрет, что две национальные общины в нашей стране еще достаточно далеки друг от друга.

- Конечно, это надо иметь в виду, не случайно подобные совместные проекты еще редкость, но хочу сказать, что в «Кто я?» разъединение было менее заметным, это было в Пярну, а там русские ребята по-эстонски говорят свободно, более того, там и разницу в мышлении эстонских и русских ребят было трудно заметить. Мне кажется, я понимаю это только сейчас, когда работаю с молодыми людьми, которые вскоре завершат учебу в Школе-студии МХАТ под руководством Олега Табакова и приедут на работу в Русский драматический театр. Они по возрасту такие, как и те, с кем я работала, скажем, в Пярну, но они, мне кажется, и взрослее их, уже можно говорить о мировоззрении. Не хочу говорить о какой-то разнице, не так уж она и глубока, по-настоящему меня волнует другое, возможно, теперь положение изменилось, но вспоминаю, что когда несколько лет назад делали спектакль на Северо-Востоке, тогда эстонскому языку русских ребят учили русские учителя, а это не кажется мне совсем верным - у ученика нет возможности общаться с учителем на эстонском непосредственно, им неловко, стыдно. Но я же не стыжусь говорить с вами на своем, пусть не очень правильном, русском языке. И эти ребята знают эстонский, у них нет только среды, чтобы пользоваться им.

- Если можно, несколько слов о проекте со студентами Олега Табакова.

- Он как бы продолжает проект «Кто я?», но так как в данном случае речь о будущих актерах, то сегодня мне еще трудно сказать, к чему в результате этой совместной работы мы придем. В течение недели мы были в Москве, там шла подготовительная работа, задавались вопросы, получали ответы, теперь все это записано, а что получится дальше, об этом нам с Томасом Лыхмусте и молодыми людьми предстоит еще думать.

- Мерле, вы связаны с театром уже немало лет, сейчас отдаете предпочтение театральной документалистике, но неужели не хочется встретиться в работе с Чеховым или Вильде, с традиционным спектаклем в несколько действий?

- Знаете, Чехов, к сожалению, не для меня, у него такая русская душа, что режиссеру ошибаться нельзя. (Смеется.) К тому же у нас есть Адольф Шапиро, так что не мне Чехова делать. А Вильде я ставила, когда оканчивала учебу. Конечно, мне хочется ставить пьесы других авторов. Новых авторов. Только что в России вышел сборник «9 революционных пьес», на мой взгляд, очень хороших, говорящих о важных вещах. У нас подобного нет, а ставить новую русскую драму в Эстонии, когда не имеешь понятия, будет ли это интересно эстонской публике, как-то рискованно.

- Спрошу иначе: какие виденные в жизни спектакли остались с вами навсегда?

- Прежде всего тартуский давний спектакль по пьесе Леонида Андреева «Тот, кто получает пощечины», что поставил Эвальд Хермакюла с Яном Тоомингом. Бывают спектакли, которые можно обсуждать, анализировать, но это не тот случай, для меня в тот момент все было удивительно новым, и с тех пор я все время думаю об этом спектакле, я вижу его и знаю, что если для меня есть что-то важное, то это не то, что воспринимается сразу и легко, когда сидишь в зрительном зале. Ты можешь вначале даже что-то не принять, думать иначе, но влияние увиденного будет продолжаться. Возможно, потому, что подобное впечатление было в твоей жизни самым первым. Еще одно острое театральное впечатление - наблюдение за тем, как работала в Пярну Каарин Райд. И наконец, «Три сестры» в постановке Шапиро. Я тогда училась, и у нас была возможность быть свидетелями его репетиций. Вот эти спектакли стали для меня родными.

- Вы назвали спектакли, которые были поставлены несколько десятков лет назад, в действительно золотое время Эстонского драматического театра. Вам не кажется, что оно ушло уже безвозвратно?

- Почему же? Сегодня у нас есть «Ромео и Джульетта» Тийта Оясоо в Эстонской драме, и этот спектакль меня очень радует. А то, что, по нашему мнению, все хорошее, потрясающее уже в прошлом, что все позади, это от возраста. Мы слишком много всего видели, видели много хорошего театра, причем не только в Эстонии, но и в России, когда были зрителями на спектаклях Эфроса, Любимова, Товстоногова. Но спросите сегодня молодых, и они расскажут вам о других спектаклях. Мне не кажется, что эти спектакли будут хуже. Правда заключается в том, что большинство обычных театральных спектаклей - это только вершина айсберга, но в любое время рождается и то, что останется в истории, потому что всегда есть хорошие режиссеры, хорошие артисты, а мы с вами, наверное, просто немного устали.

Так получилось, что сейчас мне довелось посмотреть подряд несколько десятков спектаклей, около 40 - в Эстонии, России, на ежегодном театральном фестивале в Иране, это трудно - так много смотреть. Но я смотрела, выдержала и довольна собой, хотя впечатления, конечно, разные.