"Молодежь Эстонии" | 19.05.06 | Обратно

Флаг Маарду — на вершинах мира…

Нелли КУЗНЕЦОВА

Снимки сделаны Борисом Слепиковским и его товарищами

«Умный в гору не пойдет, умный гору обойдет», — повторяем мы иной раз смешную и не слишком умную поговорку, скрывая, быть может, даже от самих себя, что в горы нам идти страшно, что этот опасный, рискованный спорт не для обычных, рядовых людей, что он как раз требует и ума, и особой выдержки, и мужества, и других человеческих качеств, которыми многие из нас, увы, не обладают.

Многие ли знают, что именно русский человек, русский представитель Эстонии пронес эстонский государственный флаг по всем или почти всем высочайшим вершинам мира? Борис Слепиковский, врач Маардуской поликлиники, альпинист с огромным стажем сложнейших восхождений на знаменитые семитысячники — так называют горные вершины высотой до 7000 метров и больше, — смеясь, говорит, что выполняет особую программу под названием «Флаг Маарду — на высочайшие вершины мира». Он и в самом деле побывал на Эвересте, Монблане, пике Ленина Килиманджаро и многих других, казалось бы, неприступных, поражающих воображение большинства людей вершинах в разных концах земного шара. Остались лишь, по его словам, Уинстон-массив в Антарктиде и вершина Мак-Кинли на Аляске. Но до антарктических высот добираться долго и слишком дорого, а на вершину Мак-Кинли он собирался уже в этом году, благо эта гора находится не так уж далеко от Анкориджа, ставшего побратимом Маарду после того, как мэр Георгий Быстров побывал на Аляске. И, конечно, Слепиковский вознес бы флаг Маарду и на эту вершину, но тут подвернулась Австралия, и даже Новая Зеландия, что было совсем уж интересно.

Впрочем, Австралия «подвернулась» не совсем случайно, вернее, совсем не случайно. Побывать на вершинах Австралии и Новой Зеландии, взглянуть оттуда на эти экзотические страны решила литовская группа альпинистов. А они, в свою очередь, решили, что в этот далекий маршрут, полный разного рода неизвестностей, они без доктора Слепиковского не пойдут.

Наверное, Борис должен был бы гордиться тем безграничным доверием, которым он как врач и как человек, как опытный альпинист пользуется у мастеров высочайшего класса в этом виде спорта, где ценой даже небольшого просчета является зачастую человеческая жизнь, где даже маленькая ошибка порой влечет за собой большие потери. Быть может, Борис и гордится, но тихо, в душе, про себя, во всяком случае, ничего подобного я от него не слышала. А может быть, он считает это в порядке вещей, иначе он не был бы альпинистом. Но Боже мой, какое это завидное качество — такая взаимоподдержка, такая вера в людей, в товарищей, с которыми отправляешься в дальний путь. Как не хватает нам этого в обычной жизни…

Но эта вера не рождается на пустом месте. В прошлом году при подъеме в Андах на высочайшую вершину Аргентины — Аконкагуа, достигающую высоты 6980 метров, Борис спас человека. Группа альпинистов прошла уже почти весь невообразимо сложный маршрут. До вершины оставалось каких-нибудь 60-70 метров, когда у одного из членов группы, литовца по национальности, случился отек мозга. Так бывает иногда на большой высоте, сказал Борис, когда у человека вдруг случается мозговая кома. Сильный, здоровый молодой человек, бывший спецназовец, тренированный, казалось бы, полностью готовый к высотным восхождениям, вдруг начинает умирать. Никто не знает, сказал Слепиковский, как поведет себя его организм в таких экстремальных условиях. Сам он помнит, что даже на Эвересте ему не было так плохо, как при первом восхождении на пик Ленина. И, смеясь, рассказал, как старый его товарищ Саша Абрамов, организатор многих труднейших восхождений на семитысячники, всегда утверждал: «Организм никогда не забывает, как было ему когда-то хреново». Этот парень, с которым случилась мозговая кома при восхождении на Аконкагуа, потом пытался подняться на Эверест, но на большой высоте с ним опять случилось нечто подобное.

Но в ту страшную ночь на Аконкагуа никто не думал, что он останется в живых. Товарищи, шедшие рядом, успели подхватить его за ноги, чтобы он не покатился вниз, в зияющую бездну, в трещины ледника. Его попытались спустить ниже, где уже теплее и можно дышать свободнее. Но как нести умирающего человека, если самим приходится цепляться замерзающими руками за мельчайшие выступы?

Всю ночь Слепиковский провел на каменном выступе вдвоем с умирающим человеком. Не было палатки, чтобы спрятаться от ветра и холода, не было спальных мешков. Впрочем, спать Борису и не пришлось. Всю ночь он боролся со смертью, которая стояла у изголовья. Литовец мог умереть в любую минуту. Отек мозга — слишком серьезная штука, с этим зачастую не справляются и в нормальных условиях. А утром Борис привязал больного к себе и начал спускаться, рискуя каждую секунду сорваться в пропасть. А потом их встретили спасатели с необходимыми приспособлениями.

Говорят, личность человека диктует его поступки. Но можно сказать и иначе: личность определяется выбором. Эти невидимые, неслышимые, незаметные как будто выборы меняют человека. Никто ведь из альпинистов не остался с умирающим на большой высоте, когда надвигалась ночь с ее пронизывающим холодом и пронзительными ветрами, все спустились вниз, обещая прислать подмогу. Но какая подмога в ночи?

Борис же знал, что может остаться один на высоте, наедине с мертвецом. Знал, но не мог уйти, не мог оставить человека, не мог перестать каждую минуту бороться за его жизнь. Может быть, потому что он такой, какой есть, может быть, потому что он врач с его обостренным чувством долга. А может быть, он помнит, всю свою жизнь помнит, как его самого товарищи спускали с высоты с поврежденным позвоночником, неподвижного, бессильного, теряющего сознание от боли. Я спросила, как это он после столь серьезной травмы вновь и вновь пускается в столь рискованные и трудные путешествия. Но Борис лишь пожал плечами, очевидно, без гор он уже не представляет своей жизни. Без гор. Без этих трудностей. Без этого альпинистского интернационального братства…

В альпинистском мире все быстро становится известно. И в этом году литовцы, собираясь в Австралию, позвали с собой Слепиковского. И он не мог не согласиться. Тем более, что хорошо знал Саулюса Вилиуса, руководителя группы, уже и раньше бывал с ним в горах.

Большую часть путешествия они провели в Новой Зеландии. И это было особенно интересно. Это государство, как известно, располагается на двух островах — Северном и Южном. Северный, как говорит Борис, находится в зоне тектонического разлома, который тянется с севера на юг через Камчатку, Курилы, Сахалин и т.д. Недаром там сплошь, как рассказывает Слепиковский, горячие гейзеры, водяные, грязевые. Впрочем, гейзеры для Бориса — не новинка. Он родился на Сахалине, жил с родителями на Камчатке, пережил землетрясение, извержение вулкана, ужасы цунами. Может быть, именно потому, что всю жизнь он передвигался на большие расстояния, строил жизнь в разных концах огромной тогда страны, весь мир видится ему как одна большая квартира? Невольно позавидуешь этому чувству свободы, этой уверенности в себе…

В Новой Зеландии группа должна была совершить восхождение на пик Кука. Альпинистские традиции в этой стране, как говорит Борис, достаточно сильны. Недаром первым человеком, поднявшимся на Эверест, был именно новозеландец.

Конечно, пик Кука не идет ни в какое сравнение с Эверестом. И альпинисты решили, что восхождение на эту гору будет для них просто легкой развлекательной прогулкой. Они даже подумали, что наверняка есть траншея, по которой можно просто идти, как на Монблане, где есть нечто вроде горного Бродвея, эдакая проторенная, удобная дорожка. Каково же было их удивление, когда они узнали, что последние два года, а может быть, и больше, на пик Кука никто не поднимался. Там рухнул, как говорит Борис, ледник, и найти лазейку наверх просто невозможно. Тамошний начальник спасательной службы, в Новой Зеландии он, правда, называется иначе, узнав, что все альпинисты — бывалые люди и что они уже поднимались на Эверест, сказал, что это, конечно, хорошо, но на пик Кука идти все-таки не стоит, слишком опасно.

Но решение-то ведь было уже принято, не отменять же его, тем более, что ехали из такой дали, пройдя чуть ли не полмира.

Где-то у подножия альпинисты нашли старую хижину, поставили рядом с ней свою палатку и решили расположиться на ночевку. А утром с удивлением обнаружили, что их ограбили… попугаи. Слепиковский сказал, что у него они сперли футболку, оставленную сушиться, и еще какие-то мелкие вещи. Попугаи были совершенно непуганые, их просто невозможно было отогнать.

Утром выяснилось, что то ли в 12, то ли в 14 часах подъема от подножия есть еще одна хижина. Решили, что сначала доберутся до нее, а там уж посмотрят, как можно подняться на вершину. Хотя понимали, что подниматься будет сложно. Умирающий ледник — опасное дело. Глядя на «бараньи лбы», каменные глыбы, выпирающие из тела ледника и отполированные им до блеска, Слепиковский вспомнил замечательную историю из времен своих кавказских восхождений. И там, на другом конце земного шара, глядя на яркие звезды, кажущиеся чужими на этом незнакомом небе южного полушария, Борис рассказал ребятам, как в альпинистский лагерь у подножия ледника Кашкаташ, тоже умирающего, как этот в Новой Зеландии, приехал с инспекцией главный бухгалтер Центрального Совета профсоюзов, к которому относилось альпинистское движение. Директор лагеря Малейнов, старый альпинист и большой шутник, решил показать гостю, как обрушивается ледник. А там, в самом деле, постоянно шли вниз снежные лавины, создавая непрерывный гул. «Видите, — сказал Малейнов, — ледник разрушается, а ведь это наша лаборатория, где мы создаем альпинистов…» — «Да», — озадаченно покачал головой гость. А Малейнов, не моргнув глазом, продолжил: «Вот я и говорю. Так дайте денег на ремонт ледника». — «Конечно, — поспешил заверить директора гость, — я же вижу. Составьте смету…»

Вряд ли ледник пика Кука при жизни своей слышал такой взрыв хохота, какой послышался из альпинистской палатки.

А восхождение действительно оказалось сложным. Шли наверх по скалам, которые тоже рушились. Падающие сверху камни могли в любой момент погубить кого-то из альпинистов, потащив его за собой в пропасть. Слепиковский успел увидеть, как прямо на него падает большой кусок скалы. Страшным усилием, напряжением всех мышц он попытался, прижавшись к каменной стене, перекинуть этот большой камень через себя. Это удалось, Борис чудом удержался на маленьком уступчике, но рука посинела и опухла. Надеяться на нее было уже нельзя.

А до вершины они так и не дошли. После труднейшего 16-часового пути, когда они были уже измотаны до предела, оказалось, что впереди еще большие сложности. А темнота уже наступала, опасная темнота, таившая в себе столько неожиданностей.

Они решили возвращаться вниз, и Слепиковский, чтобы не потерять остаток сил, предложил спускаться по каменной осыпи. Как на лифте, сказал он, описывая эту странную дорогу. Вот там-то во время этого спуска он и услышал резкий звук. Как будто лопнула струна, сказал он, вспоминая… Оказалось, что действительно лопнула, разорвалась косая мышца бедра. «Это же страшная боль», — прервала я его рассказ. «Конечно, — согласился он. — Так и было…»

С этой разорванной мышцей он и добирался еще часа два до места ночлега. А ночью, мучаясь от боли, вдруг увидел внизу облака, сами они находились выше, а над самой головой — Млечный путь, до которого, казалось, можно дотянуться рукой. Так это и запомнилось. Измученные лица спящих товарищей. Облака далеко внизу, а выше — чужое небо, на котором не было Большой Медведицы…

Так интересно было слушать эти рассказы Бориса Слепиковского и представлять себе, как они продираются сквозь пургу, через снег, доходивший почти до пояса, поднимаясь на пик имени Костюшко в Австралии, и гордиться им, нашим соотечественником, и думать, что такие, как он, делают честь нашему русскоязычному сообществу.

В этом путешествии, кстати, альпинисты не только поднимались на вершины, но и спускались под землю, в пещеры, где пролезать надо было через такие узкости, что с трудом проходили плечи. Вот там, в одной из пещер, погасив свечи, они увидели странное и завораживающее зрелище: весь свод и воздух под ним сверкали крохотными огоньками. Оказалось, что это множество паучков, которые постоянно ткут свою паутину. Потом из кокона вылупляются бабочки. У них нет ротовых отверстий, быть может, нет и глаз. Они рождаются лишь для того, чтобы быть съеденными этими же паучками. Жизнь ради жизни, сказал Слепиковский. А я подумала, что это похоже на человечество. И это так страшно…