"МЭ" Суббота" | 02.09.06 | Обратно

Найти себя и быть счастливой в том, что делаешь

Актриса Евгения КРЮКОВА в беседе с Эллой АГРАНОВСКОЙ

3 х фото Николая ШАРУБИНА

Совсем недавно Театр Моссовета показал в Таллинне спектакль «Трамвай «Желание», или В пространстве Теннесси У.» в постановке Юрия Еремина, обязанный своим успехом, помимо, естественно, режиссуры, двум замечательным актрисам - Екатерине Гусевой, с которой мы недавно беседовали на страницах «Субботы», и Евгении Крюковой. С ней - наш сегодняшний разговор, собственно, и начавшийся с этой реплики. В ответ прозучало:

- Спасибо, очень приятно это слышать. Юрий Иванович Еремин действительно сделал замечательный спектакль, а мы так трогательно относились к нему во время репетиций, и все пытались сохранить атмосферу, которая там возникала. Такое ведь редко бывает, обычно все рождается потом, уже в процессе, а здесь все как-то сразу понимали, что именно мы хотим сказать. И все мы настолько любили и берегли Юрия Ивановича, отдавая себе отчет в том, что он - самая большая ценность в этом спектакле.

Актерская задача - быть искренней

Сцена из спектакля «Трамвай «Желание». В роли Стеллы - Екатерина Гусева.

- Это несомненно. Но вернемся к вашей героине, Бланш, у которой, как известно, очень богатая сценическая история, и играли ее многие актрисы, и среди них были очень хорошие. Но все-таки ваша Бланш - это что-то совершенно новое, неожиданное, во всем, вплоть до цветового и пластического решения образа.

- Да, Юрий Иванович изначально задумал такой прием, когда все на сцене бело-серое, а Бланш - яркое пятно. Он так смешно говорил во время репетиции: «Она такая яркая, аистовидная, пировая» - и все становилось понятно, и достигалось за счет цвета, пластики и всего остального.

- Скажите, Женя, это ваша пластика или это пластика Бланш Дюбуа?

- Нет, конечно, это пластика Бланш. Все рождалось в процессе, и во время репетиций возникали совершенно не свойственные мне вещи. И все благодаря Юрию Ивановичу. Он что-то показывал, очень забавно. И вообще, он очень смешно выражается в момент репетиций, это идет от души, поэтому сразу его понимаешь. Например, однажды он сказал: «Погрымзее, Женя, надо быть, погрымзее». Помните этот эпизод?

В роли Бланш Дюбуа в спектакле «Трамвай «Желание».

- Конечно! Очень получилось грымзовато.

- Вот отсюда и шла пластика, от каких-то очень точных, внутренних, чувственных формулировок, именно ему, Юрию Ивановичу, принадлежащих.

- А вы для себя как-то формулировали свою Бланш, или же это был фонтан ваших невысказанных ощущений?

- Наверное, да, задавала себе какие-то вопросы. Очень сложно мне было. Вначале даже, когда только начинали работать, Юрий Иванович говорил, что обязательно нужно пригласить психолога, который нам расскажет, как это с людьми бывает. Но до профессионального психолога дело не дошло, психоза в нас всех достаточно, поэтому все как-то придумывалось. Но в то же время мы пытались анализировать, хотя, скорее, это действительно были какие-то ощущения и вопросы, не на которые мы отвечали, а которые задавали, за счет чего что-то и получалось. И, знаете, оно ведь дальше идет. Я чувствую, и все чувствуют, как спектакль дал трамплин: и даже те вещи, которые Юрий Иванович объяснял, но поначалу они не укладывались, теперь приходят.

- У вашей героини совершенно размыта грань между разумом и безумием, и совершенно не чувствуется, в какой момент Бланш становится безумной. Да и становится ли вообще? Такая была задача?

- Была задача, чтобы она была очень искренней. И даже в своем вранье она искренняя. Она никого не хочет обидеть, обвести, обмануть - абсолютно искренний человек, который действительно верит во все, что происходит.

- У вас есть сегодня работа, равная этой по глубине, по объемности, яркости образа?

- Наверное, нет. Есть Анна Каренина в театре, но спектаклю уже три года, и тут свои нюансы...

«Мне комфортно в нашем времени»

- Вот уже довольно много лет, в течение которых мы знакомы, меня не оставляет вопрос, каким образом в наших широтах могут рождаться и вырастать такие люди, словно бы не из нашего времени. А вы сами ощущаете себя человеком не из нашего времени?

- Нет, я себя ощущаю абсолютно из нашего времени, я абсолютный его продукт. Да, конечно, бывают иногда какие-то чисто литературные внутренние ощущения, но жизнь есть жизнь, и я проживаю ее естественно. Конечно, это большое счастье, когда благодаря профессии ты можешь прикоснуться к чему-то другому, более возвышенному, тонкому, можешь погрузиться в те времена, когда человек испытывал особенные чувства, когда проявлялся в несколько иных ситуациях...

- Но вы даже внешне совершенно не похожи на нашу, как принято говорить, современницу, и вас ведь не случайно приглашают именно на роли, требующие внутренней аристократичности, аристократичности духа.

- У меня родители, наверное, ненормальные, у них вся жизнь - байдарки, гитары, особенное братство. И я все детство слушала Окуджаву, не специально, а то, что включали дома, то и слушала. В школе не ходила ни на какие дискотеки, сейчас не хожу на тусовки. Мне приходят приглашения, пачками, я их раздаю или выбрасываю. Словом, что касается этого момента, то мне лучше побыть дома, почитать что-нибудь, поделать, с дочкой пообщаться. В этом отношении я, наверное, не очень современна, но, в принципе, мне очень комфортно в том времени, которое все мы сейчас проживаем.

- Женя, не увиливайте, у вас есть какие-то аристократические корни? Ну, не может такого быть, чтобы не было!

- Это не моя заслуга, и я не очень люблю об этом разговаривать, потому что это не очень имеет ко мне отношение.

- Что-то не очень понятно, чтобы к человеку не имела отношения история его рода.

- Наш род - Воронцовых-Дашковых.

- Вот, я же говорю!

- Но сейчас появилось такое количество людей с «происхождением», что уже становится как-то неловко это произносить...

Женское счастье

- За то время, что мы не виделись, у вас родилась, даже, можно сказать, выросла дочь. Как ее зовут?

- Дуня. Евдокия.

- На кого похожа?

- Сейчас уже стала похожа на меня. Ей почти пять лет, и у нее такой характер, что даже не представляю, как с ней справлюсь. Дуня совершенно четко знает, чего хочет, и при этом добрая, нежная. Очень умная и очень сообразительная. Соображает гораздо лучше нас всех. Но немножко лентяйка...

- В чем это выражается?

- Ну, вот она поняла... она уже все поняла, и ей не хочется дальше на этом зацикливаться. Но надо же как-то... надо же осуществлять воспитательный процесс. Она очень рано начала разговаривать. Ей было десять месяцев, и она вдруг говорит: «Уйдите все, оставьте меня одну. Накройте одеялом, я буду совсем одна». Хорошо, все ушли. Слышим: «Да... Остались одни тараканы». Чуковский, «Федорино горе»: «И чашки ушли, и стаканы, остались одни тараканы». В десять-то месяцев! Ну, и так дальше. Недавно услышала, что у кого-то свадьба, и говорит: «Мама, я бы, конечно, вышла замуж. Но ведь не за кого». Такая у меня дочка (улыбается).

- Поет, танцует, играет...

- Она уже поиграла в театре. Не в нашем, а в антрепризном спектакле, где я играла жену Шумана. Там треугольник: Шуман, Брамс и Клара Шуман, у которой было шестеро детей. Дуня играла самую маленькую. Говорила, что хотела, делала, что хотела, вела себя на сцене абсолютно естественно, просто как дома. Потом она сыграла в фильме. Слава Богу, артисткой уже быть не хочет, поработала, в общем, артисткой - закрыли тему. Когда ей было два года, ко мне приезжал Вадим Верник, делать свою телепрограмму. Долго они ходили с камерой по квартире, в конце концов, подошли к ней: «Дуня, кем ты хочешь быть-то?» - «Милицонером». Потом она хотела быть пожарным, спасать людей из пламени. Мы уже успели пройти стадии журналиста и художника, и теперь уже полгода нас привлекает архитектура. Словом, меняются наши пристрастия.

- Если мне не изменяет память, вы учились на архитектурном.

- Да, было такое.

- Следовательно, зов крови?

- Не знаю. А может, все потому, что мы сейчас строим дачу, и Дуня наблюдает процесс.

- Но вы, конечно, как положено актрисе, не хотели бы, чтобы Дуня повторила ваш путь?

- Я бы хотела, чтобы она нашла себя и была счастливой в том, что делает. Если это будет наша профессия, то слава Богу, что уж тут поделаешь. Это очень зависимая профессия: повезет, не повезет - все очень сложно. Но женщине в ней, мне кажется, лучше, мужчине - хуже.

- Для женщины не так страшно, когда за ней стоит мужчина, который даст возможность жить так, чтобы она могла получать наслаждение от профессии.

- ... да, конечно...

- ... потому что, глядя на вас - не хочу сказать, что только поэтому, - и на сцене, и на экране видно, что вы купаетесь в своей профессии, действительно получаете от нее удовольствие. Не каждая, скажу вам, актриса этим поражает.

- Но я действительно стараюсь заниматься этим для удовольствия. Достаточно часто отказываюсь от предложений. Мне проще даже год ничего не делать, чем играть то, что не хочу. Слава Богу, у меня есть такая возможность.

- А когда вы год ничего не делаете, вы что делаете?

- Есть какие-то спектакли... И потом, на самом деле получается так, что все равно есть картина, есть съемки. Такого не бывает, что целый год нет работы. Но отказываться приходится действительно часто. И потом у меня такое количество домашних дел, дочка...

- А Дуню воспитываете вы сами, или у нее есть няня?

- У нее есть няня, есть бабушка, которая много ею занимается и очень мне помогает.

- Ваша мама?

- Моя мама. Но я стараюсь побольше времени проводить с Дуней, читаю ей, разговариваем.

- Она, наверное, уже сама читает.

- И по-английски говорит, прекрасно читает! Но ленится.

Кино и жизнь

- А за эти пять лет у вас были какие-то интересные работы в кино и на телевидении? А то всем вы как-то особенно отчетливо запомнились по «Петербургским тайнам».

- Картина Соловьева была снята, «О любви», по трем рассказам Чехова. Там Збруев играет, Абдулов, Таня Друбич. Потом была еще очень хорошая картина, «Ключ от спальни» Эльдара Рязанова. Четырнадцатый год, модерн: Маковецкий, Безруков, Коля Фоменко - мы все немного сыграли в «немое кино». Сейчас закончена картина «Андерсен. Фантазии на тему», которую тоже снимал Эльдар Рязанов. Я там играю возлюбленную Андерсена, шведскую певицу, с которой у него так ничего и не получилось...

- Как вы считаете, актерская популярность несет в себе черты времени, или же на самом деле не имеет никакого значения, каким временем актер сформирован?

- Наверное, в наше время более легкое отношение к актерской профессии, хотя хороших молодых актеров, на мой взгляд, много. Прежде было, с одной стороны, проще, с другой - сложнее, а сейчас действительно волка ноги кормят, поэтому наш брат-актер хватается за все, чтобы удержаться на плаву, и немножечко получается, что его растаскивают в разные стороны. Поэтому более поверхностное отношение к профессии. Может быть, я ошибаюсь. Но сериалов много, не все обладают высокой художественностью, и это способ зарабатывать деньги, что нормально для актера. Однако в прежние времена, как мне кажется, этого было меньше. Было больше лаборатории, кино было штучным товаром, это уж точно. Хотя сейчас появилось много хороших фильмов. Все возвращается на круги своя.

- Женя, не считая рождения Дуни, какое, на ваш взгляд, самое яркое событие последних пяти лет?

- Не считая рождения Дуни? (смеется) Рождение Дуни. Но действительно, в личной жизни - она. А в работе? Мне повезло работать с удивительным режиссером, Эльдаром Рязановым. Это было действительно большое счастье. Эльдар Александрович - замечательный человек! Когда он предложил мне роль, меня так пугали: «У него ужасный характер, он уничтожает актера на площадке, он деспот!» У меня даже, честно говоря, мелькнула мысль отказаться. А потом подумала: а в уме ли ты, Женя? И такое удовольствие получила от работы с ним! Мы уже падали от усталости, а он - нет! Он всегда хотел работать. Я не умела импровизировать в кино, мне было как-то страшно, а он меня научил. Он очень многому научил в профессии. Для меня это бесконечно важно.