"МЭ" Среда" | 29.08.07 | Обратно

Время разрушать и время строить

Фото ЕРА

Настенный календарь вот-вот расстанется с августовской страницей. Уйдет месяц, навсегда связанный с судьбоносными, открывшими эпоху кардинальных перемен событиями незабываемого 1991 года.

В Эстонии прошли торжества. Президент любезно пригласил таллиннцев в Кадриоргский дворец, чтобы они смогли побывать в его рабочем кабинете, а затем полюбоваться розовым садом.

На приеме в честь деятелей культуры Тоомас Хендрик Ильвес произнес речь, поблагодарив тех, кто сохранял «идеи отобранной у нас независимости и присущие нам ценностные ориентиры в печатном слове и изображении, на театральной сцене и в музыке, на Певческом поле». Разумеется, недобрым словом вспомнил восточного соседа, тоталитарное зло, коммунистический режим и репрессии. Но эти ссылки на прошлые страдания не омрачили светлый августовский день и воспоминания о том, как счастливым образом реализовалось крылатое выражение художника Хейнца Валка «Ükskord me võidame niikuinii!», то есть «Однажды мы все равно победим!».

А что в эти дни происходило в России? В Москве, где эти самые августовские исторические события зарождались и разворачивались? А ничего особенного не происходило. Да, конечно, об августе помнили. И говорили. Но как-то нехотя и устало, без трепета и восторженных подробностей. Демократические мечтания и романтизм, счастливые надежды тех дней остались позади. Ушло ельцинское десятилетие. Путина приняли и полюбили. Жизнь стабилизировалась, стала практичной, место одних проблем заняли другие.

Дотошные ведущие передачи «Особое мнение» на телевизионном канале RTVi Ольга Бычкова и Эвелина Геворкян 21 августа в качестве собеседника пригласили писателя и журналиста, тонкого знатока политической кухни Олега Попцова, который тогда, в девяностых годах, был в эпицентре событий, близко общался с Борисом Ельциным, написав позже «Хронику времен «царя Бориса». Разговор в передаче шел не только об августе-91, но и о сегодняшнем дне, о конкурсе на создание памятника первому президенту России Борису Ельцину, о Путине, о выборах парламента в Казахстане... Для тех, кто не видел этой передачи, предлагаем фрагменты рассуждений Олега Попцова.

— Не совсем согласен с такой постановкой вопроса телезрителя из Чикаго, но я его хорошо понимаю. Могу ответить просто: мы обрели свободу, которая раздавила нас. Сейчас в ходу разговоры о том, что Россия не доросла до демократии, но это полная чушь хотя бы потому, что демократизация — процесс не сиюминутный, а постепенный. Но дело не только в этом. Не столько народ отказался от демократии, сколько демократия не сумела себя защитить. Защитить эффективностью действий. Эффективностью предложенной экономической реформы. Эффективностью самих демократических преобразований. У нас ведь не было демократии убеждений (она была у единиц). В девяностые годы у нас преобладала демократия настроений. Когда у младореформаторов спрашивали, какой будет экономика, они отвечали, мол, самое важное, чтобы она была не такой, как раньше, а над конкретикой мы поработаем. Тогда таких рассуждений было достаточно. Но когда реформы пошли боком, не дали ожидаемого эффекта, когда началось прозрение, что собой представляет приватизация (не ваучерная, а всамделишная), тогда настроения изменились. И ушла вера.

...Вспомним: перед уходом с президентского поста рейтинг Бориса Ельцина составлял всего шесть, от силы восемь процентов. Но в своей прощальной речи он попросил у народа прощения. И за одну ночь рейтинг уходящего президента подскочил до двадцати с лишним процентов! Вот что такое в России энергия покаяния. Я спрашивал у Егора Тимуровича Гайдара, почему он и его сторонники не признают своих ошибок? «Да потому, что если мы сделаем это, они подумают, что мы слабы». Они — это коммунисты. Ну что это за разговор? Неужели непонятно, что коммунисты никогда уже не вернутся, что это — пройденный путь.

...Сегодня у нас, если хотите, критический момент, когда очень многое нужно начинать с нуля и прежде всего вернуть веру в демократию. Вот и появились костыли в виде так называемой суверенной демократии. У многих это вызывает подозрение, недоверие, раздражение. Но я считаю, что на определенном этапе такое возможно и правомерно. Да, демократии надо учиться. Да, надо помогать ей встать на ноги. И уловить момент, когда ребенка можно отпустить, ибо он пошел. Сам пошел! Когда это случится, это будет наша общая радость. Хотя... есть здесь и подводные камни. Когда ты привыкаешь управлять, отказываться от управления очень не хочется. Потому что привыкать легче, чем отвыкать. Вот и объясняют: так народу нравится. Он, народ, за стабильность. Стабильность и вправду — великое завоевание после краха. Но с ней нельзя переигрывать, иначе стабильность переходит в стагнацию. И не надо бояться недовольства народа, ведь народное недовольство — необязательно враждебное отношение. Обычно это неудовлетворенность, которая должна побуждать власть двигаться вперед. Увы, у нас пропал, исчез, испарился такой фактор, как мнение народа. Вот приняли закон о выборах, но кто спросил мнение народа о нем? А теперь боятся, что явка на выборах будет минимальной. Такое возможно. Вот придут два человека, и — по закону — они, эти выборы, будут признаны состоявшимися...

О том, что делать, если в Государственную думу пройдет одна только «Единая Россия»?

— Если так произойдет, я буду говорить, что случилась жутчайшая беда. Ведь для чего существует парламент? (Оставим в стороне крылатую фразу Бориса Грызлова «Парламент — не место для дискуссий», немедленно уравнявшую сей шедевр с высокорейтинговыми высказываниями Виктора Черномырдина.) Парламент — это навык принятия компромиссных решений, полученных в результате столкновения мнений. Парламент не должен управляться извне, им руководит только спикер, который дает депутатам слово, следит за регламентом, координирует планы заседаний и т.д.

Но ситуация не кажется мне безнадежной. Я, например, не считаю, что «Справедливая Россия» — это то же самое, что и «Единая Россия», что они обе — порождение Кремля. Но даже если это так, то, что ж, должна же президентская администрация что-то делать. Вот она и делает. Такого института, как президентская администрация, в Конституции нет. Он появился как саморожденный и стал вторым центром власти, а точнее — первым...

Теперь о «Единой России». Нужна ли была в стране партия центра? Нужна, как воздух. Потому что Россия — страна крайностей. Левые, правые и... мордобой. Но это не значит, что партия центра должна быть единственной. Пусть будут разные крылья. В том числе и «Справедливая Россия», спорящая, соперничающая с партией центра.

О том, каким может быть памятник первому президенту, и о том, чем Путин отличается от Ельцина

— Трудно сказать, каким должен быть памятник Ельцину. Об этом идет немало споров, объявлен соответствующий конкурс. Ельцин был неадекватным человеком. Всему неадекватным. Это был типичный русский человек со всеми «за» и «против» русского человека. Он был бунтарем. Когда говорят о Ельцине-демократе, то это некая придуманность, ибо Ельцин никогда демократом не был. Напротив, он всегда был очень авторитарен и пришел в демократию в силу обстоятельств. Межрегиональная группа народных депутатов сделала ставку на Ельцина, когда ушел Андрей Сахаров. Они поставили на бунтаря, им нужен был лидер. Когда Ельцин стал президентом, все мы думали-гадали — по какому пути он пойдет? По пути Франции и станет настоящим президентом? Или останется первым секретарем обкома партии, ведь у него такая школа? Или он станет царем (это была моя версия)? Ельцин стал царем. Слова «царь Борис» я имел честь произнести первым. Это было в его кабинете, прежнем кабинете Михаила Горбачева. Там, кстати, прекрасная акустика. Ельцин подошел к окну и рассматривал вид, открывающийся оттуда. И тогда я тихонько обронил: «Царь Борис». А звук покатился. Он услышал и улыбнулся. Это было подхвачено. Потом появилось: «Не царское это дело». Но это был уже другой Ельцин. Не тот, которого мы знали до 1996 года. Его тело отяжелело, обмякло, он редко появлялся на людях, лицо было усталым, речь замедленной. Но памятник Ельцину, по-моему, должен выглядеть, как памятник Степану Разину. Бунтарю. Никакой не авангард, не надо делать из него либерального демократа.

Когда пришел Путин, пришел работающий президент. Никакой не царь, а менеджер, работоголик. До 2004 года он выполнял обязательства, которые дал ушедшему президенту. Как только эти обязательства закончились, мы сразу это поняли, произошла реорганизация кабинета. Его покинули те, которых Ельцин просил оставить (такими были его условия). И Путин начал делать свою политику, потому что раньше его все-таки сдерживали обязательства «сохранять преемственность курса». Ему было трудно. Ведь очень трудно быть преемником курса, с которым ты внутренне не согласен.

После 2004 года Путин вернулся к Путину. Международная политика, борьба с экстремизмом, когда за одно место берут журналиста, критикующего губернатора, — теперь это называется экстремизмом, — все это возвращение к самому себе, к тому Путину, каким он был раньше. У него своя команда, которую он переигрывает. Это и хорошо, и плохо. Вокруг лидера должны быть умные люди, хотя авторитаризм их не любит, потому что умные — это всегда момент протеста, а протеста не хочется. Таким образом, авторитарность теснится сама в своем флаконе. Ведь что такое своя команда? Преданные люди, единомышленники. Это хорошо, но лишь до какого-то предела. Потому, что своя команда не терпит рядом никого не своего, становится кастой. И начинается вырождение. Этот момент — один из изъянов сегодняшнего управления. Если в Казахстане есть клановость, то у нас другой вариант — он называется местничеством.

Критики говорят, мол, Путин не сходит с телеэкрана. Да, это так. Потому что он все время дает повод. Он пашет! Он сильный президент, к нему привыкла Россия. И потому его трудно заменить. Но он хочет уйти и говорит об этом. Во всяком случае, когда его спрашивают. И это свидетельствует о его достоинстве.

Если когда-нибудь зайдет речь о памятнике Путину, то это мог бы быть очень интересный памятник, в котором одновременно надо отразить решительность, жесткость, хитрость и предприимчивость одновременно. Но это должен быть памятник в какой-то степени аскетическому человеку.

Телевизионную
передачу смотрела
Татьяна ОПЕКИНА