"Молодежь Эстонии" | 16.02.07 | Обратно

Культура не знает границ

Маргус ЛЕЙВО,
депутат Рийгикогу от Народного союза

Года полтора или два тому назад мне довелось побывать на концерте восходящей звезды российской эстрады — юной певицы из Новосибирска Пелагеи. Пела она в одном из самых престижных в стране — концертном зале «Эстония». Еще раз подчеркну: певица из России, певшая на русском языке — преимущественно русские народные песни и классические романсы. В ее репертуаре было очень мало так называемой «попсы»; даже те современные песни, которые она исполняла, были стилизованы «под старину» (кстати, многие эстонские ансамбли успешно пользуются этим приемом). И я обратил внимание на то, что едва ли не большинство публики в зале составляли эстонцы. Или, по крайней мере, эстонцев и русских было примерно поровну. Наверное, такое впечатление возникло потому, что в перерыве я слышал больше эстонской речи, причем в восхищенных тонах, что вообще-то нам, из-за нашего «северного темперамента», не очень свойственно. Аналогичной, по словам моих знакомых, которые побывали на выступлениях Пелагеи, была реакция публики и на других ее концертах.

На мой взгляд, этот факт начисто опровергает муссируемый некоторыми недобросовестными делягами от политики миф о том, что эстонцы ненавидят все русское. И концерты Пелагеи — только один из подобных фактов. Настоящее искусство не знает границ и не признает «пятой графы» (была такая в советском паспорте, куда заносились данные о национальной принадлежности владельца документа). Хотя и имеет при этом глубокие национальные корни. Но это обстоятельство — именно в силу своей глубины — служит не разобщению, а объединению людей, показывает, насколько одинаковы у всех народов такие чувства, как любовь и ненависть; насколько схожее у них отношение к таким понятиям, как честь, гордость — и трусость, предательство…

Признаться, мне самому очень нравятся русские песни, и одна из самых моих любимых — романс «Мохнатый шмель — на душистый хмель…» из кинофильма «Жестокий романс». Да и все остальные песни из этого фильма не оставляют меня равнодушным, но эта — совсем особенная: когда русский человек поет по-русски романс на цыганские мотивы, и меня, эстонца, пробирает до глубины души!.. Иногда при этом мелькнет мысль: «Господи, ну чего мы делим-то?! Ведь все мы мыслим и чувствуем одинаково!».

И дело даже не во внешнем проявлении эмоций. Русская культура — это действительно великая культура. И меня особой гордостью наполняет мысль, что моя родина — маленькая Эстония — оказала заметное влияние на развитие русской культуры.

Я уж не стану подробно говорить о целой плеяде поэтов пушкинского кружка, учившихся в Дерптском (Тартуском) университете; о Достоевском, который был связан с Ревелем (Таллинном) кровными узами, поскольку здесь жил его брат. Это все — классика. Но и в более поздние периоды такая связь между Россией и Эстонией не ослабевала.

Здесь, на хуторе Хаава под Тарту, нашел надежное пристанище Александр Исаевич Солженицын — один из величайших писателей и мыслителей современности. Здесь он в основном завершил работу над своей эпопеей «Архипелаг ГУЛАГ», здесь работал над романом «В круге первом». Позднее он сам писал об этом периоде своей жизни: «И так прочно создался этот эстонский тыл, что когда 13 сентября 1965 года грянула гроза надо мной, узнал я о провале архива у Теуша, а сидел я в это время на всех заготовках и рукописях «Архипелага», все в клочках и фрагментах (…), — то и мысли не было другой, куда спасать свое сокровище, куда поеду его дорабатывать, если уцелею, — конечно, в Эстонию…».

Характерно при этом, что существенное влияние на творчество писателя, на становление его политических, философских взглядов оказал Арнольд Сузи, с которым судьба свела Солженицына в 1945 году в одной камере на Лубянке.

Имя Арнольда Сузи известно многим жителям Эстонии, особенно людям старшего поколения. С 1917 года боровшийся за государственную независимость Эстонии, этот человек в 1944 году вошел в состав правительства Отто Тифа, за что и был сразу после прихода советских войск арестован, проведя шестнадцать последующих лет в сталинских лагерях и ссылке. Знакомство и длительные беседы с Сузи дали впоследствии Солженицыну основу и материал для многих его произведений.

Да и кроме Солженицына, в разное время свою дань «эстонским мотивам» отдали такие признанные мастера прозы и поэзии, как Василий Аксенов, братья Стругацкие, Давид Самойлов, Сергей Довлатов, Михаил Веллер…

Но, как говорится, и Россия не осталась в долгу. Известный эстонский культуролог и публицист Антс Паю как-то провел любопытное исследование и выяснил, в частности, что из восьми знаменитых деятелей культуры и науки, чьи портреты украшают эстонские денежные купюры, только ОДИН не был связан с Санкт-Петербургом. К сожалению, я теперь уже не помню, кто именно, но это уже не столь важно. Просто сам по себе факт показательный, он свидетельствует, что и эстонская культура в своих лучших достижениях во многом опирается на культуру «восточного соседа».

И ничего зазорного или умаляющего эти достижения тут нет. Еще раз подчеркну: такое влияние ВЗАИМНО. Разве не являются, например, частью сегодняшней эстонской культуры причудские староверы с их бытом, обрядами и традициями? В то же время они, несомненно, остаются органичной составляющей истории русского Православия, всей российской истории. То есть мы имеем дело с явлением единого культурного пространства, которое, действительно, не знает формальных границ.

И это пространство едино не потому, что все его части строго унифицированы и единообразны. Наоборот: оно тем и интересно, тем и значительно, что позволяет каждому народу сохранить свою самобытность, свою особенность. И различия национальных культур только делают общую картину еще более яркой и многокрасочной. Давайте же помнить об этом!