"Молодежь Эстонии" | 20.02.07 | Обратно

Вспоминая ганзейскую Масленицу

Йосеф КАЦ

Традиционные проводы русской зимы немыслимы без сжигания Масленицы – чучела явно женского пола, символизирующего собой уходящую зиму. Фото ЕРА

В эстонском названии Масленицы — Vastlapäev – сохранилась память о начале давным-давно отмененного у лютеран церковного поста. А заодно – отголосок средневекового праздника, едва ли не самого популярного некогда от Средиземноморья до Балтики.

Вторник на излете зимы мало чем отличается от своих будничных собратьев. Разве что появлением на прилавках булочек с пеной взбитых сливок и непременной «шапочкой» из теста. Сообщением о детском катании на ледяной горке, устроенной на склоне Певческого поля. Да косой строчкой в календарной графе – vastlapäev.

От поста до карнавала

Начало перехода от зимы к весне предки современных эстонцев праздновали, вероятно, с незапамятных времен. Но как называли они этот праздник – узнать уже не дано. Современное эстонское название Масленицы происходит от немецкого слова Fastelabend: «вечер накануне поста». Или, пользуясь средневековым правописанием — Vastelavent: до привычного жителям современной Эстонии Vastlapäev отсюда уже рукой подать

Средневековый праздник – всегда компромисс между дохристианскими обычаями и официальной церковной доктриной. Запретить традиционный народный праздник было не под силу, но попробовать привязать его к церковному календарю стоило. Точнее, к началу самого длительного церковного поста. Латинское выражение сarnisprivium, дословно – «отказ от мяса», превратилось в итальянском языке в «расставание с мясом»: carnelevare. Расслышать в нем знакомое слово «карнавал» совсем не сложно – под этим названием Масленица была известна по всей Западной Европе.

Маскарадная чертовщина

При упоминании о европейском карнавале на ум приходит Венеция. Или, на худой конец, Кельн. Вспоминать в карнавальном ключе Таллинн или Тарту не станет в наши дни даже самый пламенный патриот. И абсолютно, кстати, зря: полтысячелетия назад масленичный карнавал был излюбленным праздником горожан средневековой Ливонии. По крайней мере, уже в 1384 году Рижский магистрат счел необходимым взяться за урегулирование столь насущной темы, как характер карнавальных костюмов.

Заняться и впрямь было чем: больше всего жители средневековых ганзейских городов любили рядиться в чертей. Вывернутая наизнанку шуба, кожаная маска – вроде бы ничего особенного, но на не искушенных в городских потехах горожан такой маскарад действовал пугающе. Документы рассказывают, как приезжавшие на рынок крестьяне «опознавали» в ряженых бюргерах слуг Сатаны и где сами падали от страха без чувств, где хватались за оглобли и начинали колотить «чертей». Неудивительно, что городские власти строго требовали, чтобы маска не закрывала всего лица: от греха, в прямом и переносном смысле, подальше.

Премьера в Ратуше

Одно из старейших упоминаний о Таллиннской Ратуше называет ее «домом игр». Речь идет, разумеется, не о костях и не о картах: латинский перевод teatrum ставит все на свои места. Именно так здание городского совета упоминается в документах 1364 года: заезжие комедианты порадовали господ ратманов на Масленицу нравоучительной пьесой.

Из протоколов Таллиннского магистрата известно также, что на масленичной неделе 1529 года в стенах Ратуши была разыграна комедия древнеримского драматурга Теренция «Андриянка». А в 1541-м школьному учителю и его подручным было заплачено десять марок за постановку назидательной пьесы рижского монаха-францисканца Бурхарда Валдиса «Блудный сын». «Премьера» спектакля состоялась на Ратушной площади Риги на Масленицу ровно за четырнадцать лет до того: по средневековым меркам, таллиннцам была показана почти что «новинка сезона»…

Елка в феврале

Традиционные проводы русской зимы немыслимы без сжигания Масленицы – чучела явно женского пола, символизирующего собой уходящую зиму. В средневековых городах ганзейского региона праздник был персонифицирован чучелом-мужчиной: называли его то «Шутом», то «Доктором». После окончания карнавальной недели участь его была незавидна: в Риге, например, или в Тарту символ зимы топили в проруби, вырубленной во льду Даугавы или соответственно Эмайыги. В Северной Германии, впрочем, практиковалось и сжигание.

Жгли ли чучело зимы в ганзейском Ревеле – неизвестно. Зато хорошо известно другое: в последней день Масленицы члены Братства черноголовых несли на Ратушную площадь украшенную бумажными розами и цветами… ель. А позже сжигали ее, словно принося «жертву» уходящим морозам и вьюгам. Обычай этот, впервые упомянутый в 1441 году, заставил первых краеведов-остзейцев XIX века связать его не с Масленицей, а с Рождеством и создать Таллинну славу родины рождественской елки. Слава эта нет-нет да и оживет в наши дни: то строчкой в туристической брошюре, то предновогодним сюжетом в теленовостях – легенда горожанам явно полюбилась.

* * *

О масленичной ели, как и вообще о средневековой Масленице в городах Балтии практически не упоминают: ее след стерся практически полностью. Случилось это по целому ряду причин, самая важная из которых – церковная реформация. Лютеране не соблюдают предпасхального поста, а значит, и повод праздновать его начало пропадает сам собой. На протяжении всего XVI века Таллиннский магистрат неоднократно запрещал карнавалы, праздничные шествия и даже езду на санях вечером «нехорошей недели». То, что не смогла искоренить власть, свели на нет Ливонская война и сопутствующие ей эпидемии.

Карнавалы сохранились преимущественно в тех европейских странах, где католицизм смог удержать свои позиции. Самые известные из них – венецианский и кельнский – были воссозданы около двухсот лет тому назад и с тех пор привлекают к себе туристов. О карнавале в Таллинне простой горожанин едва ли догадывается. А между тем возрождение таллиннской Масленицы – идея не такая уж фантастическая. Привыкли же мы к тому, что спустя почти четырехсотлетнее забвение, город чествует Короля стрелков и любуется на Майскую графиню! Кто знает, не встретим ли мы когда-нибудь на улочках старого Таллинна карнавальную процессию, несущую к древним стенам Ратуши украшенную свечами и бумажными цветами ель.