погода
Сегодня, как и всегда, хорошая погода.




Netinfo

interfax

SMI

TV+

Chas

фонд россияне

List100

| архив |

"Молодежь Эстонии" | 26.01.07 | Обратно

Поиск утраченных связей…


Фото Никиты ЧЕРНОВА

Наступивший 2007 год объявлен Россией годом русского языка. В рамках его в 76 странах мира пройдут более 900 различных мероприятий, связанных с этой тематикой. Назван и девиз года: «Русский язык — первый язык общения в космосе».
В Эстонии планируется провести Дни русского языка, организация которых с эстонской стороны, очевидно, будет возложена на языковой центр «Пушкин», поскольку именно он является в нашей республике площадкой Росзарубежцентра.
Впрочем, работу по пропаганде, изучению, распространению русского языка в эстонской среде центр «Пушкин» ведет уже не первый год. Осенью прошлого года, например, по инициативе центра и с его помощью прошли семинары для учителей русского языка как иностранного по всей республике. На этой неделе завершилась серия семинаров, организованных центром «Пушкин» в Таллинне, Пярну и Тарту, участниками которых были преподаватели русского языка из разных регионов Эстонии, в том числе и с островов. Тема семинаров была подсказана самими учителями: «Культура современной России: что читают, о чем говорят, что обсуждают». Вел семинары профессор Московского университета, писатель и доктор культурологии Владимир ЕЛИСТРАТОВ. Сегодня он — гость «Соотечественника», с ним беседует Нелли КУЗНЕЦОВА.

— Какое впечатление произвели на вас, профессор, учителя русского языка в эстонских школах? Хотя, насколько я знаю, к вам напросились и учителя из русских школ, что, впрочем, совершенно понятно. Удивили ли вас вопросы? Каков уровень, на ваш взгляд, наших учителей, если это можно определить на такого рода семинарах?

— Я бы сказал, что семинары проходили интересно, для меня, во всяком случае, и даже весело. Я знаю, что не так уж легко бывает оживить эстонскую аудиторию, но я видел, чувствовал мгновенный и живой отклик…

— Насчет того, что расшевелить трудно, это стереотип такой?

— Конечно, стереотип, и он был в эти дни разрушен прямо у меня на глазах. Я думаю, центр «Пушкин» очень правильно выстроил политику — тактику и стратегию этих семинаров. Первая серия была очень конкретной и деловой: компьютерные технологии в методике преподавания языка, а вторая — нечто просветительское, размышления, знакомство с современной культурой и т.д. Вопросов было много, а некоторые просто ставили меня в тупик, я, прямо скажем, порой даже затруднялся с ответом. Приходилось давать, как у нас говорят, веселые «фенички», отталкиваться от них и выстраивать повествование.

Людям не хватает свежей информации. Это чувствуется не только в Эстонии. В Казахстане, Узбекистане, даже в Италии, где я недавно побывал, то же самое… Существует все-таки некий тормозной путь, люди живут тем, что было 2-3 года назад. Мы в России, в Москве прежде всего, слишком быстро, быть может, развиваемся. Мы порой и сами не успеваем уследить за тем, что происходит в Москве. Это огромный город, колоссальный мегацентр, культура там просто бушует.

— А что вы имеете в виду?

— Колоссальное количество театров, множество премьер, на которые просто физически не успеваешь. Выходит масса новых изданий… Словом, очень много событий, книжных, театральных, вообще культурных.

Готовясь к этой поездке, я спрашивал у известных критиков, писателей, кто может разумно, компетентно обобщить, разложить по полочкам все, что происходит в культурной жизни Москвы, России. Оказалось, нет такого человека, ни наука, ни критика не успевают за бурным этим ростом, развитием. Каждый день возникает что-то новое.

Мы тут выяснили с Андреем Красноглазовым, руководителем центра «Пушкин», что мы однокашники, однокорытники, как говаривал Гоголь, учились в Московском университете примерно в одно время. И хорошо, что мы теперь нашли друг друга, это поможет, думаю, делу. Но вообще-то связи надо налаживать, их надо расширять. В МГУ есть Международный центр образования, это бывший подготовительный факультет, где учили русскому языку, давали какую-то другую подготовку иностранцам, которые желали здесь учиться дальше, получать высшее образование. И сейчас этот Международный центр образования, помимо прежних функций, получает новое направление, стратегическое, широкомасштабное, связанное именно с тематикой русского языка, его местом, его ролью в мире. В ближайшее время, трудно, конечно, сказать, когда именно, в России запрягают медленно, хотя потом ездят быстро, Россия еще больше повернется в сторону зарубежья, ближнего и дальнего, пропаганды в хорошем смысле русской культуры, русского языка. Все возвращается на круги своя…

Лет 15 в этом плане был провал, России было в общем-то не до того, слишком много было своих проблем, тяжелых, мучительных.

— А вы считаете, что эти внутренние российские проблемы решены?

— В целом — да… Потихонечку все налаживается, жизнь выстраивается. И не только в Москве… Месяца два назад я был в Брянске, там проходил съезд «Интеллектуальная Россия». Провинциальный ведь город, а собрали интеллектуалов из разных областей. Поговорили, поспорили. Все было очень симпатично, конструктивно, хорошо.

И слава Богу, деньги на такие вещи выделяются. Сколько — не знаю, но должно быть, вполне достаточно, во всяком случае, сопоставимо с бюджетом небольшого государства.

— Ну, если такой бум в культуре происходит, то скажите, что все-таки читают в России? Кого можно назвать властелином умов? Отсюда, с нашего шестка кажется, что ловцами душ стали Пелевин, Сорокин, Акунин…

— Вот именно — считается… Акунина еще читают, хотя бум прошел уже давно. Акунин, кстати, и сам говорит, что устал от этого бума… Виктор Ерофеев давно уже ничего хорошего не пишет, только сам себя пиарит. Это, скорее, менеджер, чем писатель…

Знаете, что сейчас происходит? Есть имя, которое продается, некий бренд. И под этим именем работает группа людей, иногда целый цех.

— Это ужасно. Как можно говорить тогда о роли литературы, о влиянии искусства? Каким оно может быть?

— Видите ли, было время, когда литература, искусство представляли собой нечто культурно-идеологическое. Потом идеология ушла, осталась одна культура, которая и встала один на один, с глазу на глаз с коммерцией. И надо сказать, поединок этот она проиграла. По большому счету, проиграла… Но как говорится, всех не перевешаешь. И пишущих в России становится все больше. Так же, как было 20-30 лет назад. И хотя считается, что противостояние культуры и коммерции проиграно, все-таки это не совсем так. На самом деле, нет… Я думаю, равновесие между коммерцией и культурой наладится. Власть все-таки понимает, что нельзя отдать на откуп коммерции такую важнейшую сферу человеческой духовной, общественной жизни, как культура, в том числе и литература.

И я бы сказал, что в России сейчас возвращаются к настоящей литературе. Огромная телевизионная аудитория смотрела фильм «Идиот», а потом читала книгу. То же было с «Мастером и Маргаритой», с «Есениным»… Возвращаются к Астафьеву, к другим серьезным писателям.

— Здесь все это тоже смотрели. Мы ведь считаем себя людьми русской культуры, убеждены, что ее надо здесь развивать и защищать. Так же, как и русский язык… Но скажите, как вы смотрите на культуру русского зарубежья? Каково оно, каким должно быть соотношение большой российской культуры и культуры русского зарубежья, скажем, русской культуры в Эстонии? Она — часть большой русской культуры? Или нечто иное, непонятно что?

— Знаете, перед отъездом в Эстонию я заходил в редакцию журнала «Звезда», так вот там отдельной — и большой! — стопкой на столе лежали произведения авторов из Эстонии. Тех, которые жили и работали в Эстонии до 40-го года, и тех, что потом…

Мне кажется, что Москва — это гигантский локомотив, центр, где идет поиск, где есть возможность экспериментировать, пробовать, рваться вперед… А осмысливается все это на периферии. Периферия — хорошее слово, не правда ли?

— В зависимости от того, что вы подразумеваете под этим словом…

— В Москве некогда думать. Здесь все — вперед и вперед… А в провинциальных университетах России люди думают. Я это видел, я знаю, я с ними разговаривал. И в Эстонии — тоже… Здесь, быть может, медленнее, но зато более глубоко осмысливается то, что натворил этот бушующий центр. Я, например, когда возвращаюсь в Москву из каких-нибудь дальних поездок, сразу же, еще в аэропорту ощущаю, как бьет лицо ветер, настоящий самум. Это ветер напряжения. Того самого напряжения, что пронизывает, наполняет московскую жизнь. Я возвращаюсь в Москву и чувствую, что здесь — отолица мира. Париж по сравнению с Москвой просто тихий город, хотя там много есть чего посмотреть. В Москве физически ощущается дыхание жизни.

— Иностранцы говорят, что в Москве особая энергетика…

— Это так и есть. А в Эстонии, в Таллинне русская диаспора обстоятельно, спокойно осмысливает то, что происходит.

— Обстоятельно, может быть, но не спокойно, нет…

— И все-таки это разные измерения культуры. У вас, например, и темп речи хороший, добротный. А в Москве он взвинтился так, что иностранцы не успевают понять, осмыслить, они не успевают за этим темпом.

— Александр Генис, русский писатель-эмигрант, как-то сказал, что заслуга русской эмиграции вовсе не в том, что она создала в зарубежье, как ей казалось, некий остров свободы, а в том, что она сохранила в чистоте русский язык.

— И это правда… Как французы ездят в Квебек, чтобы послушать правильную французскую речь, скажем, XVII века, так мы должны были бы поехать во Францию или в Нью-Йорк, чтобы послушать речь русских эмигрантов первой волны. А послушайте, как вы сами говорите, это ведь просто старый МХАТ…

— В России интеллигенции всегда принадлежала особая роль, недаром в других странах нет такого понятия. Это нечто чисто русское… И литература всегда была больше, чем просто чтиво. А что сейчас? Какую роль теперь играет интеллигенция? Чего добивается? Ведет ли она за собой? В российской прессе говорят, что интеллигенция предала свой народ. Так ли это? Нам кажется, что от интеллигенции многое зависит. И в том, как будет развиваться страна, и в том, как будут выстраиваться ее отношения с другими государствами, в том числе и с соседями.

— О, это сложный и долгий разговор. Интеллигенция — явление многоплановое. Очевидно, что она имеет как отрицательные, так и положительные черты. В период перестройки она проявила себя, как теперь говорят, далеко не с лучшей стороны. Были отдельные рыцари, даже, может быть, десятки рыцарей, но в целом этот миф, что интеллигенция — совесть нации, не сработал.

Это очень большая тяжесть и очень большая ответственность — быть совестью народа, выступать от него и за него. Для этого нужны люди масштаба Лихачева или, скажем, Юрия Лотмана. А таких, увы, немного…

То, что в России поэт больше, чем поэт, вовсе не значит, что он должен вещать на стадионах. Помню, как замечательный наш писатель Виктор Астафьев приезжал к нам, в МГУ. Его начали спрашивать о высоком, о вечном. А он сказал, что когда вы, ребята, наведете порядок в собственном туалете, вот тогда мы поговорим с вами про духовность и прочее… Вот он был истинным интеллигентом…

Может быть, русская интеллигенция взялась не за свое дело, может быть, она переоценила свои силы. Во всяком случае, это для нее хороший урок… Знаете, на одном из московских кладбищ есть могила известного шулера. И на надгробии слова: «Я — пас…» Что-то в этом есть, не правда ли?

Я бы сказал, что сейчас наступило некое протрезвление. Стало понятно, что жизнь оказалась богаче, а мир — проще… В нем надо жить, надо выживать. Россия это поняла. Каждый должен мести свою лестницу или возделывать свой сад. Люди в России сейчас очень много работают. И это нормально, это правильно. Мы перестали смотреть наверх и ждать, что кто-то нам что-то даст.

— И с каким же чувством вы уезжаете из Эстонии?

— Ну, во-первых, я рад, что мне довелось пообщаться с учителями русского языка, тем более, из эстонских школ. Это люди, которым надо ставить памятники при жизни. Я вообще считаю, что учителя — это самый главный отряд той самой интеллигенции, о которой мы с вами говорили. Это соль земли. Без всяких преувеличений.

А что касается Эстонии, то, думаю, она и впредь будет жить не за счет Евросоюза, а за счет того, что рядом Россия, за счет поворота головы на Восток. Я думаю, что это будет спокойное, нормальное место, где будут сходиться интересы Европы и России. И не стоит об этом забывать…