"МЭ" Среда" | 18.07.07 | Обратно

Когда «зеленые» нажимают на зеленую кнопку

С членом Рийгикогу, заместителем председателя комиссии сельской жизни, биологом Алексеем ЛОТМАНОМ беседует Татьяна ОПЕКИНА

Из архива Партии зеленых

— Уже второй созыв подряд в Рийгикогу заседает представитель семьи Лотманов. Вслед за старшим братом Михаилом (союз Isamaa и Res Publica) на Тоомпеа пожаловал младший брат Алексей. Лотманы решили присматривать за парламентом? Или такой семейный выход в политику — чистая случайность?

— Скорее случайность. То, что я оказался в политике, непосредственным образом связано с возникновением Партии зеленых, которую я сейчас представляю в парламенте.

— «Зеленые» — новички на политической сцене Эстонии. Вы связали себя с этой организацией только в силу профессиональной принадлежности? Почему вам не подошла ни одна из партий, существующих уже много лет и имеющих своих приверженцев среди избирателей?

— Моя профессиональная работа в системе охраны природы, насчитывающая более пятнадцати лет, и моя политическая деятельность — это две части одного целого, ибо всю жизнь я был убежден — и сейчас, разумеется, тоже, — что центральным вопросом проблемы выживания человечества является то, как люди на Земле, и в Эстонии в частности, обращаются со своими природными ресурсами, со всем живым, что их окружает.

— Вы с братом состоите в разных партиях. Такое нередко случается. А ваш всемирно известный отец Юрий Михайлович Лотман состоял бы в третьей партии?

— Не думаю, что наш ныне покойный отец вообще активно участвовал бы в политике. Хотя он был глубоко убежденным демократом, это точно.

— Как вы думаете, какие группы населения проголосовали за «зеленых» на весенних выборах? Это были избиратели, которые до сих пор не ходили на выборы и ждали своего часа? Или вы поработали на чьем-то поле? Если да, то на чьем?

— Думается, за нас, прежде всего, проголосовали те, кто ждал появления подобной партии, горячо ее приветствовал и разделял ее программу. В то же время на селе мы забрали некоторые голоса у Народного союза, поскольку часть сельских жителей была разочарована предыдущей сельскохозяйственной политикой народников. Всем этим людям далеко не безразлично, на чем базируется наша экономика, какие ресурсы мы используем, как уживаемся со своей средой, короче, какова наша политика по отношению к природе. Но не только это. Эти избиратели, как и мы, считают, что демократию надо развивать и впредь, не ограничиваясь только формальной ее стороной.

— В Рийгикогу «зеленые» прошли как партия. Но вроде бы как партия не до конца себя осознали. Ведь партия — это политическая организация со своим уставом, партийной дисциплиной, а у вас вроде как клуб по интересам. Голосуете, кто как захочет, к оппозиции не примыкаете. Как вы себя позиционируете в Рийгикогу?

— Конечно же, «зеленые» — это партия. Сложившаяся партия. А голосуем мы по-разному в результате осознанного выбора. Мы принципиально отошли от прямолинейного голосования по линии правящая коалиция — оппозиция. Нам важно, что лучше для Эстонии, для ее жителей. Если мы считаем, что данное предложение лучше, то нажимаем на зеленую кнопку. Если считаем, что хуже, нажимаем на красную, независимо от того, кто это предложение внес, правительство или оппозиция. Обычно мы голосуем по-разному в тех случаях, когда речь идет о проблеме для нас, «зеленых», второстепенной, а мнения членов фракции по этой проблеме не совпадают. У нас нет жесткой партийной дисциплины, как у других партий, чьи депутаты, голосуя, смотрят на цвет фломастера, которым манипулирует председатель фракции. Мы думаем самостоятельно. Хотя чаще всего все-таки голосуем согласованно.

— То есть вы немножко в коалиции и немножко в оппозиции? Смотря по обстоятельствам?

— По вполне конкретным обстоятельствам. Ведь наша ситуация в некотором смысле уникальна. Поскольку мы участвовали в коалиционных переговорах, многое из того, что мы предложили в ходе переговорного процесса, вошло в Коалиционный договор.

— Действительно, реформисты пригласили «зеленых» в качестве одного из партнеров по коалиционным переговорам, и вы довольно долго участвовали в переговорном процессе. Но не до конца. Что побудило вас принять предложение реформистов? И что побудило добровольно покинуть переговоры? Что оттолкнуло вас от правящей коалиции?

— Участвовать в переговорах нас побудило естественное желание попытаться осуществить хотя бы часть принципиальных положений своей партийной программы, что, будучи в правительстве, сделать гораздо легче. Что касается второй половины вашего вопроса, то она не совсем точна, ибо мы не очень-то добровольно вышли из переговорного процесса. Нас, как бы это помягче выразить, подвел ведущий партнер, воспринявший нашу вполне объяснимую претензию на портфель министра окружающей среды как ультиматум, как намерение, если этого не произойдет, покинуть переговоры. Хотя мы такого намерения не высказывали. Так что ваш вопрос — почему нам указали на дверь — надо задавать премьер-министру. У меня есть на этот счет свои предположения, но, поскольку это всего-навсего предположения, я ими делиться не буду.

— Но ваше требовательное пожелание получить портфель министра окружающей среды — не больше, но и не меньше — выглядело действительно как ультиматум...

— В сложившейся ситуации так оно и было, но, согласитесь, мы были правы, выступив с таким требованием, потому что у «зеленых» наиболее глубокая компетенция в области охраны окружающей среды. Именно мы могли предложить подходящую кандидатуру на пост министра. Более того, у нас было по меньшей мере пять кандидатов, и все они были компетентнее любых кандидатов от других участвовавших в переговорах партий. Просто профессиональная подготовка многих из нас именно такова. Премьер-министр, прямо скажем, повел себя не очень красиво, но нет смысла зацикливаться на обидах, на том, что он повел себя с нами нечестно. Все это — уже прошлое. Мы исходим из интересов государства. А поскольку после нашего ухода в Коалиционном договоре сохранилось все, что нам удалось в ходе переговоров в него внести, то нам остается только теребить правительство, напоминая ему о том, что пора действовать. Все это объясняет, почему «зеленым» позиционироваться как оппозиция было бы нелепо.

— Какой симпатичный для вас прецедент...

— Поскольку мы были самой маленькой партией во время переговоров, так сказать, младшим из партнеров, то не все наши предложения вошли в Коалиционный договор. Но то, что удалось в него вписать, до сих пор в силе.

— Согласны ли вы с коллегой по фракции Тоомасом Трапидо, что сегодняшнему Рийгикогу не хватает содержательных дебатов по проблемным вопросам государственной жизни?

— Я не настолько трагически настроен, как Тоомас, но в принципе с ним совершенно согласен. Реальных, содержательных дебатов, обсуждений надо больше. Нельзя ограничиваться механическим голосованием с предсказуемым результатом, ибо заранее известно, как проголосует коалиция и как оппозиция. Это глупая, хотя и не уникальная для Эстонии тенденция. Подобная тенденция сформировалась во многих, если не во всех демократических государствах, но это же не что иное, как признак вырождения демократии, с которым надо бороться. Существенные для общества вопросы нуждаются в существенном обсуждении в парламенте.

— Как бы вы оценили первые сто дней нынешнего правительства Андруса Ансипа? В том числе апрельские события...

— Оценил бы и так, и эдак. Самый главный промах правительства, на мой взгляд, заключается в том, что оно до сих пор всерьез не занимается вопросами энергетики. Мы убеждены, что экспромтные поездки в Литву для обсуждения проблем Игналины-2 — это несерьезно. Нужна глубоко проработанная программа, как экономнее тратить энергию, как производить больше энергии из возобновляемых ресурсов и т.д.

— А апрель?

— О-о-ох! Знаете, могло быть и хуже.

— Ваши европейские коллеги — партии зеленых в странах Евросоюза — не замыкаются только на экономических проблемах. У них есть собственный взгляд на политику в области образования, здравоохранения, на социальную политику, не говоря уже о политике налоговой. Вы так же будете строить свою работу? Или ограничитесь только экологическими проблемами?

— Программа Партии зеленых охватывает все стороны государственной жизни. И наши предложения, записанные в Коалиционном договоре, касаются не только охраны среды. Другое дело, что мы смотрим на все проблемы под определенным углом зрения — как это сказывается на процессах экологически устойчивого развития. Потому и наши предложения в области налоговой политики касаются обложения налогами в первую очередь за загрязнение среды, использование невосполнимых ресурсов, влияние на климат, состояние воды и т.п. Помимо этого, для нас важны вопросы развития демократии, прав человека, образования, здравоохранения. Всем этим мы занимаемся в том же объеме, как все европейские «зеленые».

— Если оторваться от сиюминутных экологических проблем и взглянуть на экологические проблемы масштабнее, то к каким выводам можно прийти: прогресс и экология несовместимы? Человеку необходимо сознательно и добровольно ограничить свои потребности во имя сохранения природы, да и самого себя?

— Частично, конечно. Но вопрос во многом упирается не в реальные потребности человека, а в то, сколько человечество тратит энергии и сколько в связи с этим выбрасывается в атмосферу углекислого газа. Сравним Эстонию и Данию. Для производства ВВП на один евро датчанам необходимо в 10 раз меньше энергии, чем нам. На таком же, как мы, уровне в ЕС только Болгария и Румыния. То есть тот же комфорт можно производить гораздо меньшей ценой. Дело в экономической эффективности, в культуре и структуре производства.

— Ваш отец, профессор с мировым именем, приехал в Эстонию, в Тартуский университет, молодым преподавателем. Вы родились, выросли и получили образование уже в Эстонии. По-русски говорите с легким, но вполне уловимым акцентом. Вы считаете себя человеком русской культуры? Эстонской? Обеих?

— Обеих, наверное, но скорее эстонской.

— Это и значит быть интегрированным в эстонское общество?

— Интеграция может происходить по-разному. Можно осознавать себя в Эстонии русским или евреем, но надо осознавать себя в Эстонии. Мой пример — частичная ассимиляция — отнюдь не обязателен. Мои прародители из еврейской культуры перешли в русскую, со мной произошел переход в культуру эстонскую. Точнее, я нахожусь между двумя этими культурами.

— Спасибо за беседу.