|
"МЭ" Суббота" | 21.07.07 | Обратно
Русские в Эстонии на французский манер
Елена СКУЛЬСКАЯ
Фото Николая ШАРУБИНА |
11 сентября в Русском театре планируется премьера спектакля «Селяви» по пьесе
Ж.-М. Шевре «Захват».
Можно было бы назвать спектакль «Такова жизнь», по-русски, но обаяние французского
«акцента», но связанное с ним ощущение изящества, изысканности, утонченности
и вообще того, что называется «шарман», побуждает нас по возможности использовать
общепринятые французские выражения. Американизмы огрубляют нашу речь, молодят
ее и ожесточают, а томление по Франции связывает с Золотым веком русской
культуры.
Но это все к слову. Ставит спектакль художественный руководитель театра
Михаил Чумаченко, с которым мы говорим об особенностях французских комедий
и о многом другом.
- Михаил Николаевич, пьесу Шевре можно определить как французскую бульварную
комедию. Звучит шикарно, но несколько легкомысленно…
- Для русского восприятия «бульвар» - это знак пошлости, а для французского
- безоценочное определение жанра. Там есть довольно строгое разделение
на так называемую интеллектуальную и так называемую бульварную драматургию.
Интеллектуальная драматургия подразумевает пьесы Ионеско, Беккета, постановки
по ним ориентированы только на текст, только на литературу, и если актер,
произнося монолог, начинает двигаться по сцене, ему могут крикнуть из зала:
«Сядьте или стойте на месте!» «Бульвар» - это театр развлечения. Там никого
не интересует большой объем тщательно прописанного литературного текста.
Там важны не речевые потоки, но ситуации и повороты. К сожалению, мы почти
ничего о нем не знаем, а он многогранен и сложен. Туда относится и прославленный
Франсис Вебер, и Луи Вернейль, и еще два-три десятка авторов со своей манерой
и взглядом на жизнь. Шевре, популярный во Франции, поставлен в России всего
в двух театрах. Можно сравнить эту цифру с количеством постановок, например,
англичанина Рея Куни - в 367 театрах идет одно его название, а в 120 -
по два названия.
- В нашем театре не так давно шел Эрик-Эммануэль Шмитт. Куда его относят
французы: он и интеллектуален, и одновременно легок, развлекателен.
- В том-то и дело. «Интелё» относят его к «бульвару», а «бульвар» относит
его к «интелё». Он остается между двумя поветриями, остается привлекательным
экспериментатором.
- А Шевре существует в четких границах направления?
- Но это вовсе не означает, что с ним легко разобраться. Я бы так определил
нашего зрителя, которому адресован этот материал: «Селяви» может заинтересовать
того, кто видел хоть один фильм Георгия Данелия, и этот фильм ему понравился.
У Данелия ведь фильмы - сказки, но сказки, очень тесно взаимодействующие
с жизнью. То, чего, конечно, не было, но почти что могло бы и быть. История,
рассказанная в «Мимино», не могла быть в реальности, но очень хочется,
чтобы она была правдой… Пьеса Шевре, за исключением одного репризного поворота
в финале, существует в примерно в таком же режиме: не было, но, в принципе,
могло бы и быть. И это очень важно для французской комедии вообще - связь
с жизнью.
- А какова связь с жизнью на наших просторах?
- Удивительная! Когда мы брали эту пьесу, то, говоря языком театрального
жаргона, не думали, что она станет «паровозом» сезона, главной его тягловой
силой. Просто в этой пьесе была хорошая, с точным попаданием роль для Тамары
Степановны Солодниковой, пьеса и роль ей понравились, ну и поставили бы
мы эту вещь спокойно, и была бы она какое-то время в нашем репертуаре.
Но тут в Эстонии произошли апрельские события. Согласитесь, до апреля разговоры
о том, что одни люди ненавидят других из-за национальности или цвета кожи,
разговоры о том, почему бьют стекла и поджигают машины, были в Эстонии
совершенно абстрактными. Конечно, конфликты и противоречия были, но они
не выползали наружу, а уж когда выползли, то сама ситуация от всех потребовала,
чтобы они заняли какую-то ясную и четкую позицию.
Потребовала ситуация этого и от театра - не от конкретных его людей, а
от театра в целом.
А что мы можем сказать? Что мы на стороне русских и против эстонцев? Мы
на стороне эстонцев и против русских? Только такого рода заявления и воспринимаются
людьми, которые хотят дать немедленную оценку событиям...
- Давайте попробуем очертить круг проблем, которые касаются этих событий.
- Круг этот вечен. Его проходит социум, его проходит театр. Мы сначала
отрицаем все прошлое, потом возвращаемся к нему на каком-то витке. Простите
за неэлегантную цитату, она из Ленина, который говорил, что «национальный
вопрос» есть «больной зуб любого общества». Выяснилось, что в Эстонии этот
зуб не залечен. И здесь нет проблемы «русских хамов» или «эстонских фашистов»,
здесь все гораздо серьезнее и глубже - мы почти все и почти всегда не умеем
вести диалог, мы эгоцентричны и ощущаем себя центром мира, организуя вокруг
себя все остальные обстоятельства, мы абсолютно не учитываем опыта предыдущих
поколений (этот опыт нам кажется вздорным, старым и глупым), мы совершенно
не реагируем на мнение наших детей (их мы считаем глупее нас, опытных)
в итоге мы проживаем свою жизнь в коридоре абсолютного одиночества.
- Про это будет спектакль «Селяви»?
- Если говорить всерьез, то про это и написана пьеса Шевре. Про то, что
нужно научиться слышать другого, стараться его понять. Ведь каждый из нас
в силу способностей, возможностей и умений старается сделать лучше… Дальше
все по Черномырдину: хотели как лучше, а вышло как всегда. Понятно, что
все апрельские события двигались желанием: «Хотим, чтобы было лучше!» Итог
- 9 мая все равно останется праздником, праздником Великой победы во Второй
мировой войне, но при этом 26 апреля останется теперь «праздником» в кавычках,
«праздником» борьбы русских за свое самосознание в Эстонии и борьбы эстонцев
против русских оккупантов. Способы решения проблем что в Эстонии, что в
России остаются не демократическими и, можно сказать, внешне и внутренне
тоталитарными: «Я решил! Я принял! Я считаю! Мне кажется!» Все, кому кажется
по-другому, идите в другую сторону. Собственно, этот способ проверен тысячелетиями,
он ни к чему, кроме стада, общество не приводил. И совершенно не важно,
кто участвует в конфликте - арабы, евреи, татары, грузины, чеченцы или
русские и эстонцы… Поэтому и пьеса оказалась предельно живой, предельно
востребованной. Более того, ей даже пришлось искать какую-то, я бы сказал,
облегчающую эстетическую форму.
- Она найдена?
- Она найдена, но прежде чем открыть ее, сделаю небольшое отступление:
театр (вообще театр как явление) последние двадцать лет находится в состоянии
крайнего озлобления на телевидение, на сериалы, на их успех. А у нас в
начале спектакля голос «за кадром» произнесет: «Уважаемые зрители! Русский
театр представляет мировую сенсацию: театральный сериал». И действительно,
спектакль будет развиваться по законам сериала - самой востребованной и
самой излюбленной зрителями форме.
До конца явление сериала не исследовано, не понято. Но одно можно сказать
с уверенностью - он возник тогда, когда общение благодаря развитию техники
прекратилось в принципе. Нам теперь достаточно отправить SMS «порядок»,
и мы считаем, что мы пообщались.
В этой ситуации разорванного общения нам понадобились гости, соседи, о
чем еще лет тридцать назад написал чистый и наивный Рей Брэдбери. Мы начинаем
общаться с фантомами. Герои сериалов становятся нашими приятелями, нашим
кругом общения…
Шевре, у которого все действие происходит в одной квартире, дает возможность
поиграть в сериал. Можно даже кратко пересказывать предыдущую серию, что
придаст спектаклю форму, но не будет третировать его суть: французский
комедийный театр строится на репризе, возникающей из поведения персонажа
и из точных оценок по восприятию. Должно быть смешно. Но должно быть и
грустно тут опять закон сериала - если никого не жалко, то стоит ли вообще
смотреть, если никого не жалко, то что же обсуждать в троллейбусе или на
работе? А она так сказала, что теперь будет? А он ушел навсегда или вернется?
- Что скажете об актерах?
- Тут важны все роли - и маленькая роль Елены Яковлевой, которая играет
консьержку, и роль ее сына, которого играет Дмитрий Пчела он устраивает
в квартиру молодую пару - Татьяну Егорушкину и Николая Бенцлера, а затем
в эту квартиру возвращаются ее хозяйки - героини Лилии Шинкаревой и Тамары
Солодниковой.
- Вы недавно вернулись из Франции, где ставили Чехова. Вам помогает опыт
французской жизни в этой постановке?
- Я оказался во Франции в момент выборов. Французы совершенно аполитичны,
но тут они вели такие жаркие споры, что, казалось, сейчас подерутся. В
России уже бы взялись за топоры. Не то французы: докричали, дошумели и
вместе сели обедать! Умение оторвать, умение сделать политику отдельной
от нашей жизни - то, чему хорошо поучиться у французов. И еще пребывание
во Франции добавило какие-то микроны правды в спектакль: как наливают вино,
как его пьют, как ведут себя за столом…
|
