"Молодежь Эстонии" | 27.07.07 | Обратно

Ты мне ситцем угоди…

Николай ХРУСТАЛЕВ,
ИВАНОВО — ТАЛЛИНН

Почетный гость Вячеслав Зайцев. 2 х фото из архива музея

Сейчас нас ожидает прелюбопытнейший разговор о ситце, и не только о нем, но и о сатине, кисее, бязи и еще многом, что когда-то именовалось мануфактурой и о чем так много знает заведующая Музеем ивановского ситца государственного Ивановского историко-краеведческого музея имени Бурылина Галина Карева.

— Галина Алевтиновна, на самом деле ситец принято считать тканью исконно русской, хотя это, как выясняется, вовсе не так. Владимир Даль называет родиной ситца Германию, существует и французская версия его происхождения.

— Вариантов тут на самом деле множество, есть и французский, но так его называют в том смысле, что «французскими ситцами» в России именовали красные ткани, тогда в России появился первый химический краситель. Но самое интересное, что ни Германия, ни Франция тут ни при чем, потому что пришел ситец в Европу с Востока.

На заметку модницам.

— А почему же тогда «я в березовые ситцы наряжу весь белый свет»?

— Дело в том, что в самом начале XIX века на смену традиционным льняным тканям и вышивке приходят ткани хлопчатобумажные, с нанесенными на них рисунками. Они приживаются, входят в обиход, украшаются русскими узорами, не похожими ни на какие другие — восточные или европейские.

— Я вас правильно понял, что если нет цветочков или узоров, так это уже не ситец?

— Именно так. Гладко окрашенная ткань — это миткаль, ткань потолще — бязь, мадаполам. Все дело именно в толщине нити. Ситец же — самая известная ткань с набивным рисунком.

— А почему вы, перечисляя, про сатин забыли?

— Потому что он другого переплетения, если на него посмотрите внимательно, то увидите, что сатин более блестящий, плотный, и все потому, что переплетение у него особое, у ситца ниточка один к одному, а сатин — одна ниточка через пять, он более гладкий и вощеный.

— И наконец, несколько слов о батисте, воздушном и летящем.

— Батист тоже полотняный, но совсем тонкий. Переплетений там один к одному, но были батисты и льняные, и хлопчатобумажные. Однако, какими бы ни были — ткань всегда тончайшая. Таких летучих тканей была, кстати, целая группа, среди них и мадаполамы, и маркизет, и вуали.

— Если почитать о прошлой жизни, то из ситца когда-то шилось немало мужских рубах. Теперь тканью для мужчин ситец, наверное, уже не назвать?

— Начиналось все же с льняных рубах, а в летней одежде ситцевые рубашки до сих пор можно увидеть. Но если на мужчинах ситец можно встретить пореже, то у женщин ситец популярен всегда, все эти сарафанчики, юбочки, кофточки… А ситцевые «прихваточки» на кухне, а ситцевые салфетки и занавесочки, а постельное белье из ситца? Между прочим, и сам ситец изменился, пришли добавки, которые делают его эластичным, разные лайкры, полиэстеры. Появились сурчатые ткани, словом, ситец тоже трансформируется, приспосабливается к современному дню.

— Кстати, много ли мы, люди ХХI века, знаем о ситце?

— Ну, как вам сказать? Не думаю. Ситец вещь ведь утилитарная, он для ношения, для моды. Потому, когда основатель нашего музея Дмитрий Геннадьевич Бурылин в 70-х годах ХIХ века начал собирать ситцы, это всем казалось странностью, чудачеством — не картины же вроде, не предметы старины. Но теперь благодаря Дмитрию Геннадьевичу, мы знаем о ситцах, начиная с истоков, с того, с чего когда-то начиналось, если говорить о массовом, фабричном производстве.

— А что, связанное с ситцем, действительно, могло стать предметом интереса и собирания музейного человека? Ткань себе и ткань.

— Музейного человека может заинтересовать многое. Сам Бурылин впервые свою текстильную коллекцию выставил под названием «Первобытные набойки», случилось это в 1896 году в Нижнем Новгороде, и тогда газеты писали, что произошло знакомство с «серенькой» коллекцией ситцев, и «серость» можно было понять — краски невзрачные, глухие, невыразительные, много сажевых. Но приходили новые красители, технологии, приходили новые люди. А для нашего Иваново ситец это не только ткань, но и то, что определило судьбу города, его архитектуру, внешний вид жителей, этапы развития. Город поднимался и развивался вместе с ситцевым производством. Так что ситец — это и имидж нашего Иваново, и его образ жизни.

— Наверняка в коллекции ситцев музея есть экспонаты, которые кажутся вам особенно значительными?

— Самой потрясающей у нас мне кажется коллекция так называемых «агитационных» тканей. Впервые их начали создавать в 1922 году, когда появились платки с надписью «Власть Советам!», а потом в рисунках отразилась практически вся жизнь страны — ГОЭЛРО, коллективизация, новая колхозная деревня, тракторы, пионеры с горнами и барабанами, одним словом, эпоха, запечатленная на ткани.

— Вы бы сами надели что-нибудь с веселеньким «тракторным» рисуночком?

— Вообще ивановские агитационные ткани в отличие от других, московских, скажем, были все же несколько иными. У нас работали своеобразные художники текстильного рисунка с замечательной рисовальной школой, потому агитация в их тканях пряталась в разного рода розеточках, цветочках, лозунги вписывались тоненькими буквами, такие ткани можно было носить, хотя без откровенной плакатности и изображения вождей не обошлось.

— А даты, связанные с именем, к примеру, Александра Сергеевича Пушкина, находили отражение в рисунках на ситце?

— В ситцах не часто, а вот на наших шелках — много, на сувенирных платках. Зато наши ситцы напоминали о 100-летнем юбилее войны 1812 года, 300-летии дома Романовых, целые серии посвящались юбилеям Великой Победы, отдельные серии посвящались истории нашего города, в том числе и его 100-летию, которое отмечалось в 1971 году. Понятно, что все эти серии предназначались для сувениров, хотя в нашей экспозиции есть единственный в своем роде женский головной платок, а в его углах — портреты Маркса, Энгельса, Ленина. Четвертым был Троцкий, но даже для музейной экспозиции мы не сумели найти платка, на котором сохранилось бы изображение попавшего в опалу партийного вождя, цензура была беспощадна, и что-то пропадало бесследно и с исторических фотографий, и с платков..

— Ситец, как выяснилось, пришелец с Востока, но постоянно связывается с русской душой, русским менталитетом. Но и у «заграницы» ситца тоже не отнять. Насколько разнится отношение к ситцу там и здесь?

— Наш ситец все же очень самобытный. Все полученные ивановскими фабрикантами Гран-при — в Филадельфии или Чикаго, Варшаве или Париже, получались как раз за самобытность рисунка. Но уже в начале ХХ века, когда наши промышленники приступили к освоению рынка городов, рисунок стал меняться, становиться более унифицированным, и нередко ткань мелкоузорную, ее еще называли мелкотравчатой, можно встретить и на наших фабриках, и на европейских. Так что глобализация, получается, везде глобализация.

— Сколько в Музее ивановского ситца «единиц хранения»?

— 500 тысяч образцов тканей и тысяч 10 образцов одежды. В постоянной экспозиции — 3 тысячи, еще полторы тысячи образцов можно увидеть на нашем сайте, текстильную коллекцию мы поместили и на нескольких дисках, ну, и конечно, свои раритеты мы демонстрируем на специальных выставках. Но, увы, показать все 500 тысяч, к сожалению, не в состоянии.

— Как хранить ситец?

— Хранится он замечательно, это не шерсть, так что моли ситец не очень интересен, он хорошо гладится, консервируется, хорошо держит красители. Мы храним его в рулонах, в обложках, папках.

— А чем знаменита у вас коллекция вещей?

— Здесь есть потрясающе сшитая икона XVII века. Есть и замечательное собрание народного костюма, в том числе платки и душегреи конца XVIII — начала XIX века с жемчугом и стразами. Есть коллекция церковного облачения из турецких и итальянских бархатов, из золоченой парчи. Но интересны и ткани в стиле модерн, и это уже другое — обилие декора, струящиеся потоки ткани.

Разумеется, я говорю сейчас не только о ситцах, но о нашей текстильной коллекции в целом. В ней есть, кстати, женские портреты, где почтенные купчихи изображены с дорогими кашемировыми шалями на плечах, такие пришли в Европу после египетских походов Наполеона. А в России мода на них утвердилась в 40-х годах XIX века. Это, конечно, не ситец, но именно кашемировым шалям мы во многом обязаны тем, что в России однажды появились платки. Потому что появились они как раз в подражание кашемировым шалям. Так что головной платок пришел именно благодаря моде, стал частью костюма благодаря ей. Что же касается кашемировых шалей, то тогда они были столь дороги, что могли стоить до 12 тысяч рублей серебром за одну. Столько в наших краях могла стоить целая фабрика.

— Вы в своем гардеробе держите что-нибудь из ситца?

— Обязательно, и из ситца, и из штапеля.

— Что ж мы о штапеле-то не поговорили?

— Ну, это отдельная история…