погода
Сегодня, как и всегда, хорошая погода.




Netinfo

interfax

SMI

TV+

Chas

фонд россияне

List100

| архив |

"МЭ" Суббота" | 09.06.07 | Обратно

Философ из стога сена

Николай ХРУСТАЛЕВ

На этой фотографии вы обязательно узнаете в немолодом человеке с пышной седой шевелюрой давнего мальчугана, когда-то, без преувеличения, знакомого всей стране. Да и как не узнать, если в послужном списке актера, впервые вышедшего на съемочную площадку первоклассником, позже числились десятки фильмов. Гость рубрики - Виктор ПЕРЕВАЛОВ.

- 60 ролей - не пустяк, не говоря уже о той поистине всесоюзной известности, которую они принесли. Наверняка, вы-то можете поблагодарить партию и правительство за свое счастливое детство? Разве в самом начале жизни кто-то увидел столько, сколько увидели вы, так поездил, набрался впечатлений, которых хватило бы на несколько жизней?

- Раньше окончанием детства считались 16 лет, когда вам выдавали паспорт, и к этому времени я действительно объездил половину СССР, снимался в Киргизии, Казахстане, про Крым вообще не говорю, бывал в Эстонии, Латвии, о Москве тоже не говорю, большинство моих детских фильмов снималось там.

Нормальному ребенку такое представить было, конечно, невозможно. Однажды я летел на съемки во Фрунзе, нынешний Бишкек, и уж не знаю почему, туда же летел и Николай Константинович Черкасов, мегазвезда советского кино. Увидев меня, он попросил пилотов показать мне кабину самолета, представляете состояние пацана, которому в 10 лет позволили войти в святая святых . Кино - это кино, но жизнь вокруг меня была совершенно не похожа на ту, которой жили другие дети: дом, двор, школа, драки, и все сначала - двор, дом…

- О существовании такой, другой для вас жизни вы подозревали?

- Не-а, не знал. Я начал сниматься в 7 лет, закончил за 30, так что сначала в футбол во дворе мне было играть еще рано, а потом уже поздно. В этом смысле детства у меня не было. Если назначалась утренняя съемка, я вообще не шел в школу, но, правда, мне в обязательном порядке нанимали педагога, который проходил со мной школьный материал. Обычно это была моя школьная учительница, и занимались мы вечером после съемки. Если же съемка была вечерней, утром я шел в школу, потом - на студию, где работа шла до ночи. Так что на двор, футбол и драки времени не было никогда.

- В 10 лет вы начали зарабатывать деньги, и деньги по тем временам немаленькие. Они попадали вам в руки?

- До 16 лет все мои заработки получала мама. На первом фильме еще до 61-го года я получал 680 рублей в месяц, столько же получали взрослые, занятые не требующим квалификации трудом. Но уже на следующей картине мне положили 900 рублей, а это было уже побольше того, что получал мой брат, который работал на заводе. Жили мы в коммуналке на 7 семей, самый первый КВН купили наши соседи, а вот второй телевизор в квартире появился уже в нашей семье, ведь нас было пятеро, и все пятеро работали, хотя тогда мне было только 8 лет.

- Какою ваша слава киноактера была в школе, во дворе?

- Конечно, и во дворе, и в школе все знали про то, что снимаюсь, но не было, чтобы пальцем вслед показывали. Как ко мне можно было относиться соседским пацанам, если вместе росли в одном дворе, на новые квартиры тогда никто не переезжал, поэтому только отмечался факт моих съемок в кино, но не более того. В третьем или четвертом классе в нашей школе на первом этаже повесили доску про историю школы, так там - да, было несколько моих фотографий, кадры из фильмов. А чтобы - ах, этого не было. Ничего такого не было, чтобы вдруг зазвездиться, ну, снимается в кино, снимается, и ладно, ажиотажем не сопровождалось.

- А внимание девочек к 13-14 годам?

- Знаете, всех моих светловолосых и голубоглазых персонажей всегда отличали такая чистота и наивность, при которой о посещении танцев как-то не думалось, разве что стихи на свиданиях читать. Так что всплеска внимания девочек я не знал, не было его. Мои же отношения с девочками строились по принципу: конечно, ты симпатичная, но, извини, мне на съемку надо. Так что было не до романов, потому и личной жизни не было никакой.

- Виктор, 60 ролей - это 60 разных характеров, судеб, хоть порой это и были иногда люди, что от горшка два вершка. Режиссеры всерьез обсуждали с вами, мальчишкой, характеры героев, напоминали о сквозном действии, зерне, сверхзадаче?

- Во всяком случае, пытались. Впервые от штампа голубоглазого и немного смешного мальчишки попытался отойти Александр Артурович Роу, когда снимал «Марью-искусницу». Тут была сказка, так что играть себя, современного школьника, было бы странно. От пританцовывающего мальчишки пришлось отойти в сторону сказочной героики, когда надо чего-то искать, с Водяным воевать. Вообще на ребенка на площадке нельзя давить, его подвести надо к тому, что надо режиссеру, объяснить, почему и как, хорошенько разжевать, чтобы, пропустив через себя, он, однако, делал то, что требуется режиссеру. Впервые такое было как раз в «Марье-искуснице».

- Вы вспомнили о классике отечественного кино - Александре Роу, и сразу подумалось, с какими замечательными людьми сводила вас судьба. Наверняка тогда вы и не представляли всей значительности подобных встреч?

- Впервые осознание актерской величины пришло, когда увидел на площадке Михаила Артемьевича Кузнецова, голубоглазого красавца, популярность которого после выхода советского вестерна «Чрезвычайное происшествие» трудно было с чем-то сравнить. О фильме везде писали, везде говорили, и вдруг вижу Кузнецова, с ним предстоит сниматься. Первая мысль - не может быть! Но мне везло с актерами, с которыми снимался. Никогда не чувствовал снисходительного отношения, не было никакого сюсюканья. Вышли из кадра - можно повозиться, повалять дурака, но они меня как-то сразу приучили, что за кадром можно делать что угодно, но на площадке, будь добр, работай, тут никаких поблажек, ты - актер, а ребенок - это потом, дома. И это их отношение к работе, когда все всерьез, по-настоящему, я видел. И моя школа - от разных партнеров, характеров, манер игры. Снимаясь рядом с ними, каждый раз проникался их отношением к кино.

- Неужели никогда не хотелось расплакаться, просто плюнуть на все от недетской постоянной и многолетней в сущности усталости?

- Не раз хотелось... На натуре полегче, а вот когда начинался павильон… Цветная пленка была жуткой, чтобы на ней потом что-то было видно, требовался нещадный свет, а светили такими приборами, что вокруг вода закипала и все просто накалялось. А мне еще почему-то много приходилось сниматься в парике, после чего уже дома у меня кровь из носа лилась в два ручья. Врачи выписывали лекарства, говорили, что мои неприятности от малокровия, чего никак не мог понять: какое малокровие, когда кровь из меня постоянно вытекает. Не малокровие, думал я по-детски, а многокровие. Конечно, иногда становилось невмоготу, спасибо режиссерам, они в такие моменты работать не заставляли, говорили: Витя, подожди, вот сейчас оператор снимет кадр, ты к нему на кран заберешься, посмотришь, как снимаем другую сцену. И я залезал на кран, меня поднимали вверх, поворачивали вправо, влево, я оглядывался, отдыхал, а потом - опять в кадр. Сняли - опять меня поднимают на какую-то верхотуру. Но все равно тяжело, все равно надоело. Но вот фильм окончен, а уже через месяц: ну ее, эту школу, опять охота сниматься. Просто невозможно, как все это затягивает.

- Потом прошло 30 лет, как прошло - отдельная тема, но спустя годы после последнего съемочного дня середины 70-х вы уже седым человеком снова вышли на площадку и снялись, на мой взгляд, замечательно, в картине Игоря Апасяна «Граффити», снова, как ни странно, сыграв ребенка, правда, уже большого. Что вы почувствовали, снова начиная будто с чистого листа?

- Пожалуй, страха не чувствовал, скорее, ответственность. Понимаете, так много всего изменилось, технология изменилась, теперь же все уже сразу видно, все на мониторе. Не надо месяцами ждать, пока материал будет готов, совсем другой свет, грим. Но главным было желание не разочаровать режиссера, не разочаровать продюсера Максима Хусаинова. Ведь проб у меня не было. Приехал в Москву, поговорил с Игорем, и через месяц пришла телеграмма, вызывали на съемку под Рязань в городок Спасск Великий. Я приезжаю, и сразу: давай в кадр. А в кадре не стоял 30 лет, вдруг, думаю, не справлюсь, это так зажало. Спасибо Игорю, он не начал с важных сцен, дал возможность включиться после прошедших десятилетий. Вроде бы ничего, вроде бы включился.

О другом думаю. Если бы не этот 30-летний перерыв, если бы не их трудный опыт, я бы, наверное, не сумел вытянуть роли сельского чудака и философа из стога сена. И если бы все шло, как оно шло до этого вынужденного перерыва, я бы, наверное, и представить себе не смог, как человек, занимаясь долго одним делом, вдруг пропадает по воле обстоятельств, начинает пить, терять себя. Это, вероятно, и называется сгинуть. Вот такой слом мне пришлось сыграть в «Граффити». И сам, пережив в жизни нечто подобное, когда после 30 лет съемок вдруг перестал сниматься, и не зная, каким способом выживать, не умея ничего, кроме как сниматься в кино, когда иди, куда хочешь, теперь я уже знал, что играть.

- Теперь Клизя сыгран, появились новые предложения, не опасаетесь, что они будут повторяться - этакий седовласый современный король Лир?

- Длинноволосого седого человека я уже и после «Граффити» успел сыграть, но совсем другого - проигравшегося помещика-приживала. В «Карамазовых», совсем другой человек, другой типаж. Снялся и в новогодней сказке в роли доброго колдуна.

- А злого могли бы сыграть?

- Злого - но себя. Злого не себя сыграть бы не смог. А моя злость, если и возникает, не от рождения.

- Вам есть за что кино любить, испытываете вы к нему, вероятно, иногда и противоположные чувства. Чего больше?

- К кино испытываю только большую благодарность. Когда-то я уходил из него сознательно, не держа зла. Ведь оно подарило мне такую часть жизни, какой не было ни у кого. А мне такой подарок был сделан. Потом я стал обычным человеком. Ну, что ж…