"МЭ Среда" | 23.05.07 | Обратно

И цветы с цветами говорят

С главным редактором еженедельника Maaleht Пеэтером ЭРНИТСОМ беседует Татьяна ОПЕКИНА

Фото Никиты ЧЕРНОВА

— Апрельские события, похоже, разделили историю современной Эстонии на два периода — до «бронзовой» ночи и после. А Бронзовый солдат на сегодняшний день — самый известный памятник в мире. Об этом уже написаны сотни статей, взяты десятки интервью, показаны многочисленные телепередачи. Отклики на события самые противоречивые, разброс мнений колоссальный. Какая из публикаций запомнилась вам более всего? Показалась необходимой всем нам, чтобы дать надежду на выход из тупика? Мне лично такой публикацией представляется статья Яана Каплинского в предпоследнем номере вашего еженедельника.

— Согласен с вами. Но у нас были и другие заслуживающие внимания публикации, причем не только после кризиса, но и задолго до него. К примеру, это были размышления Мати Хинта, мнения других авторов, которые чувствовали, что в воздухе пахнет грозой и прогнозировали развитие событий по мрачному сценарию. Правда, так считали далеко не все, мнения разных авторов не совсем совпадали или совсем не совпадали. А середина... Где ее взять?

— В последнее время часто цитируют Гете: «Между двумя крайностями лежит не истина, а проблема...» Замечено, что многие представители эстонской интеллигенции, не только уже названные Яан Каплинский и Мати Хинт, но и Рейн Руутсоо, Март Уммелас, Пеэтер Олеск идр., у которых душа болит, если в стране, в обществе что-то не так, предпочитают публиковаться именно в Maaleht. Чем вы их привечаете? Разве они не могут высказываться на страницах Postimees или Eesti Päevaleht?

— Мне трудно отвечать за этих авторов да и вообще считаю хорошим тоном не комментировать действия своих коллег из других изданий. Все свободны в своем выборе и своих предпочтениях. Но у нас в коллективе с годами сложилась традиция предоставлять газетную площадь для материалов аналитических, взвешенных, тщательно аргументированных, не обязательно коротких или сверхкоротких. И еще: мы не ставим себе целью двигаться непременно в общем потоке эстонской прессы, предпочитая свой маршрут, свою дорогу. Разумеется, это не означает, что если все говорят «да», то мы непременно скажем «нет», но у нас печаталось довольно много материалов по разным темам и проблемам общества, когда наша позиция отнюдь не совпадала с преобладающей позицией в эстонской прессе. Общество и его лидеры это знают и довольно часто называют Maaleht трибуной, открытой для самых разных точек зрения. К примеру, перед весенними парламентскими выборами мы были единственной крупной газетой, предоставившей свои страницы для маленьких партий, очень, кстати, этим обрадованных. Все должны иметь выход в медиапространство.

— Нынче все средства массовой информации — за исключением немногочисленных государственных — базируются на частном капитале. Кто владеет вашим еженедельником? Вы чьи?

— Наш владелец — эстонский капитал. И самое интересное заключается в том, что так было с самого начала.

— Обязывает ли название еженедельника адресоваться преимущественно к сельскому жителю? Печатать материалы именно на сельские темы?

— Осенью нашему изданию исполнится двадцать лет. Когда оно создавалось, на селе еще существовали колхозы-совхозы, и нашей читательской аудиторией в основном были сельские жители. Теперь, когда вне городов живет очень мало людей, такая крупная газета не может замыкаться только на фермерских проблемах, хотя сельское хозяйство — важный мотор нашей экономики, да и жизнь на земле горожанам небезразлична. Не будем забывать, что 75 процентов эстонского населения имеет сельские корни, горожане, особенно состоятельные, усиленно строят дома в окрестностях Таллинна, Тарту, Пярну. Границы города и села потихоньку размываются, так что сегодня слово maa в названии нашей газеты имеет непосредственное отношение к названию страны — Eestimaa. Народная газета, занимающаяся всеми проблемами государства, в том числе и региональными.

— Когда вы редактировали Luup (приложение к Postimees), концерн как раз перешел в руки норвежцев, так что у вас есть личный опыт работы как с иностранным, так и с отечественным капиталом. С кем работать легче? Или капитал действительно не имеет национальности, думает только о прибыли, а журналистам предоставляет полную свободу?

— И те, и другие инвесторы действительно заинтересованы в прибыли. При рыночных отношениях ведь неважно, чем ты владеешь, газетой или птицефабрикой, деньги должны работать и зарабатывать. К содержанию газеты владельцы, как иностранные, так и отечественные, индифферентны. Хотя, если возникают большие риски (надо идти в суд, возможны значительные судебные издержки), то просят быть к этому повнимательнее.

— Конкуренция в медийной сфере сейчас такая напряженная, что для поддержки тиража журналисты ведут своих читателей от одного скандала к другому. И если на факультетах журналистики учат, что новость — это не собака, кусающая человека, а человек, кусающий собаку, то нынче уже и этого мало. Теперь уже человек кусает человека. Как вам удается достойно выживать в такой агрессивно-конкурентной среде?

— Для начала заметим, что в читательской аудитории полным-полно нормальных людей, у которых своя голова на плечах, им совсем не нужно предлагать материалы, содержание которых ниже пояса или укладывается в два-три коротких предложения, потому, мол, что длиннее и сложнее читатель уже не выдерживает. Опыт показывает, что люди готовы читать аргументированные, уравновешенные материалы, готовы вместе с авторами анализировать проблемы с разных сторон. Такая газета вполне конкурентоспособна вопреки теоретикам, утверждающим, что это невозможно. При этом нет необходимости кусать ни человека, ни собаку.

— Свобода слова считается прекрасным спутником демократии, более того — — необходимым ее условием. Но, похоже, свобода слова — не абсолютное добро, ведь не все до единого журналисты, как и не все до единого политики, являются людьми совестливыми и ответственными. Травили же Арнольда Рюйтеля в ходе прошлогодней президентской кампании, травят сегодня Эдгара Сависаара за то, что в апреле не аплодировал премьеру. Впрочем, травля Сависаара — занятие для многих журналистов перманентное...

— В коллективе Maaleht трудятся люди опытные, стремящиеся занимать взвешенную позицию по любым вопросам, самым трудным в том числе. Мы хотим знать, что происходило или происходит на самом деле, каковы реальные факты, а не слухи, не их интерпретация. Быть может, мы не слишком оперативны, но эта неторопливость дала нам, к примеру, возможность провести собственное расследование так называемых «кадриоргий». И хотя мы не располагаем такими же возможностям, какие есть у полиции, конечные выводы совпали. И полиция, и наши журналисты выяснили: в Кадриорге в действительности происходили вечеринки молодежи, картина которых все-таки отличалась от той, что нарисовала манипулирующая общественным мнением пресса. К сожалению, многим опубликованным в эстонской прессе материалам я не могу верить, ибо слишком часто бывало так, что своими глазами я видел совсем не то, что было об этом написано. Это очень обидно, ведь сила слова велика, словом можно не только глубоко ранить, но и уничтожить какого-либо бизнесмена или политика. А потом, позже никого уже и не интересует, что же там в реальности произошло. Maaleht стремится избегать подобных ситуаций.

— Андрус Ансип для эстонских СМИ сейчас неприкасаем, как священная корова. Но, быть может, Ансип — это функция, а пуля невинна? Ее выпустили сложившиеся обстоятельства? Премьер лишь осуществил тайное и явное желание эстонцев...

— Сложный вопрос. Ансип — герой, Сависаар — пария, общество крайне поляризовано, и это самое нежелательное из того, что могло произойти и что произошло. Анализы спецслужб прогнозировали: ничего хорошего не выйдет, до 9 мая памятник трогать нельзя. В результате все оказались в тупике, и убытки от ночного вандализма могут показаться крошечными по сравнению с теми, что еще впереди. У каждого народа есть свои герои и свои символы. И свои провокаторы. При этом основная масса населения — уравновешенные, трезво мыслящие люди. Очень все некрасиво получилось. Совсем, как в Лихула. Ночью, по-воровски.

— Спикер парламента Эне Эргма, отвечая на вопрос тележурналиста, как быть дальше, заявила: «Когда русскоязычная община будет знать, понимать и разделять нашу историю, начнется процесс подлинной интеграции. Без этого нельзя. Это необходимое условие». Услышав такое, невольно вспоминаешь широко растиражированную реплику академика Энделя Липпмаа: «Эне Эргма так же далека от жизни общества, как ее наука астрофизика далека от Земли». И вправду, история — вещь сложная. До дистиллированного состояния ее довести невозможно. «Бронзовая» ночь — событие, конечно же, историческое, коему все мы стали свидетелями и очевидцами. Но каждый из нас запечатлел это событие по-своему. Для одних это — вандализм и разбитые витрины, для других — жестокость полиции, дубинки, ссадины и гематомы, для третьих — лживость премьера, обещавшего не трогать памятник до 9 мая, для четвертых — провокаторская роль России и т.д. и т.п. А потом Март Лаар напишет об этом учебник, в котором все будет вовсе по-лааровски...

— Конечно, ведь история всегда очень похожа на историка, ее изображающего. Поэтому история, которую напишут об одном и том же времени Март Лаар и Эдгар Сависаар, может не иметь совпадений. И в этом нет ничего удивительного. Память у людей очень избирательна. Я вот в последнее время много размышляю над тем, что же произошло 9 мая? Что это было?

— По-моему, это был стихийный, массовый, мирный, молчаливый протест. С цветами в руках.

— Вот и я подумал о войне цветов. Эстонское правительство на деньги налогоплательщиков украсило холм на Тынисмяги сине-желтыми анютиными глазками. По-эстонски получился каламбур — voorasemad Emadepäeva ees (мачеха накануне Дня матери. — Т.О.). А 9 мая тысячи и тысячи людей добровольно принесли на Фильтри теэ к памятнику огромное количество красных гвоздик. Я был там дважды. Сначала в половине седьмого, а потом половине девятого вечером. Люди все шли и шли. Поравнялся с одной пожилой женщиной, с трудом передвигавшей больные ноги. В руках у нее были две красные гвоздики. Я спросил, как вам туда идти, трудно? Она внимательно на меня посмотрела и сказала: «Ничего. Дошли до Берлина, дойдем и до Солдата». И пошла.

— Спасибо за беседу.