"Молодежь Эстонии" | 29.11.07 | Обратно

Православные миссионеры

Портрет семьи на фоне истории

Нелли КУЗНЕЦОВА

Сергей Мянник. Фото Элины ПЯЗОК

Именно в эти дни — сегодня и завтра — Эстонская православная церковь Московского патриархата отмечает большой юбилей — 90 лет со времени образования в Эстонии отдельной епископской кафедры, а говоря проще, обывательским языком, — создание именно самостоятельной православной церкви в республике. И поразительно, сколь много событий, трагедий, боли, радостей вобрал в себя этот юбилей. За ним — судьбы многих сотен людей, так или иначе связанных с Церковью, отдавших ей свое сердце, душу, веру, священников и тех, кого называли мирянами, живущих ныне и уже ушедших.

И вот она, история одной из таких семей…

…Я и раньше встречала этого человека на каких-то мероприятиях, собирающих множество людей. И хотя он никогда не пытался быть впереди, привлечь к себе внимание, не заметить его было трудно. Чем-то всегда выделялся он из толпы. Спокойным ли достоинством? Или, быть может, особой энергетикой, не почувствовать которую было невозможно…

Я поразилась, узнав, что Сергей Мянник, так зовут этого человека, соединяет в себе не просто разные, но, казалось бы, даже противоположные сферы деятельности. Долгие годы после окончания Академии гражданской авиации он работал авиадиспетчером — а мы ведь знаем, насколько трудна эта профессия, каких особых качеств, умений она требует от человека — и сейчас, продолжая время от времени исполнять функции авиадиспетчера, является заместителем начальника отдела организации воздушного движения в Эстонии, обеспечения безопасности полетов. Но одновременно он — и член Синода Эстонской православной церкви Московского патриархата, иподиакон. Удивительно, не правда ли?

Но когда мы встретились с Сергеем Мянником, и я выслушала его рассказ, выслушала, не буду скрывать, с внутренним волнением и сочувствием, оказалось, что все подчинено логике в судьбе этого человека. Недаром кто-то из умных людей, а таких сейчас немало в Церкви, сказал, что «судьба — это то, что дано нам в качестве обстоятельств». Впрочем, сам Сергей, очевидно, с таким определением не согласился бы. Для него, как я поняла, важна прежде всего проблема личного выбора, личного решения.

Однако судите сами…

Его дед с материнской стороны, Георгий Михайлович Алексеев, родившись в Гатчине, — поразительно, между прочим, сколько интересных, известных людей вышло из этого небольшого городка в Ленинградской области — окончил знаменитый Санкт-Петербургский Технологический институт, потом Духовную академию. Преподавал в различных учебных заведениях. В революционном 18-м году вместе с молодой женой, будущей бабушкой Сергея Мянника, оказался в прифронтовой линии, между белыми и красными. Какое-то время линия фронта не была сплошной, и можно было с соответствующей «бумагой» перебираться через позиции воинских частей в Петербург и обратно. Но потом положение ужесточилось. Войска генерала Юденича, которые мы знаем как Северо-Западную армию, отступали от Петербурга, увлекая за собой и гражданских людей. Так дед Сергея с женой оказался в Эстонии…

Трагическую судьбу Северо-Западной армии мы знаем. В последнее время о ней написано и сказано много. А ведь как долго замалчивали эту драму разделенного народа, драму людей, попавших в горнило гражданской войны. Это судьбы сотен и тысяч людей, распыленных и разбросанных по странам и континентам, сгинувших, рухнувших в небытие. Это истории разрушенных семей…

Брат Георгия Михайловича оказался во Франции, два других брата — в России, а сам Георгий Алексеев уже не мог выбраться из Эстонии в Петербург. Добровольная эмиграция или вынужденная — кто теперь может об этом сказать? Шекспиру такие трагедии оказались бы, наверное, не под силу…

Между прочим, брат Георгия Михайловича, родной его брат, оставшийся в России, стал кремлевским курсантом, прошел фронтовыми дорогами Отечественной войны и закончил ее, войну, полковником со многими орденами и медалями. Но в послевоенное время, когда стало известно, что брат его — священник в Эстонии, вынужден был из армии уйти. Эта личная его драма обернулась для него тяжелым инфарктом, из которого он едва смог выкарабкаться. Быть на острие трагедии — кто мог бы это выдержать?

Ну, а Георгий Михайлович, дед Сергея, стал в Эстонии, в Таллинне одним из инициаторов, организаторов строительства храма Иоанна Предтечи в Нымме.

Сейчас уже как-то подзабылось, что долгое время, в 20-30-х годах этот маленький уютный деревянный храм считали церковью северозападников. Бывшие офицеры армии Юденича, пережившие горечь поражения, предательства, голода и болезней, люди, оставшиеся без родины, зачастую и без средств к существованию, по копейкам собирали деньги на строительство храма. Возглавлял инициативную группу, как говорит Сергей Мянник, помня рассказы деда и зная документы той поры, доктор Трузе, известный в Эстонии человек. Его, кстати, и сейчас вспоминают старые таллиннцы, тем более, что он отдал на строительство церкви значительную часть своих средств.

Вообще в эту маленькую церковь многие люди вложили душу. Поначалу ее строили как временную, собирая старые доски, какие-то дешевые материалы, и надеясь, что со временем смогут возвести настоящую, солидную. Но вот прошли десятилетия, инициаторов, участников строительства давно уже нет в живых, многие из них покоятся на кладбище в Хийу, в том числе и доктор Трузе, и адмирал Сарычев, первый, как говорит Сергей Мянник, староста этого прихода. А деревянный храм стоит. Теперь, после ремонта, с новыми фресками, созданными Андреем Лобановым, он стал еще уютнее, еще краше. И если бы на него могли взглянуть те старые северозападники, которые некогда начинали его возводить, наверное, порадовались бы от всей души…

Между прочим, в этом длинном нашем разговоре в канун большого церковного праздника Сергей Мянник, много общающийся с зарубежными гостями, с иностранцами, живущими в Эстонии, вспомнил англичанина, оказавшегося православным человеком. Не будем называть его фамилию, допустим, что имя его — Майкл. Так вот этот Майкл не раз говорил, что в наших православных церквях какая-то особая атмосфера, непохожая на то, что есть в католических и лютеранских храмах, быть может, это особая теплота, лиричность, нечто такое, что трудно выразить словами, но что не может не почувствовать чуткий человек. Впрочем, я и от других не раз слышала, что немцы, французы, пожив среди русских, нередко плакали, уезжая. Потому что оставляли здесь то, что не восстановят, не смогут восстановить у себя на родине. Все-таки, несмотря на многие наши трудности и недостатки, у нас есть что-то человеческое и человечное. Странно, быть может, но это так… И не об этом ли говорит, в частности, сам факт строительства этой церкви Иоанна Предтечи?

А дед Мянника в этом милом деревянном храме был регентом и псаломщиком. А в 1931 году, приняв сан, стал священником в соборе Александра Невского, потом настоятелем Никольской церкви. Он, кстати, много сделал для того, чтобы в людях сохранялась «русскость», чтобы жил, оставаясь чистым и правильным, русский язык. А ведь тогда, в полном отрыве от России, когда не было теле- и радиопередач, это было, очевидно, значительно труднее, чем сегодня. И все-таки… Кстати, вместе с Махони он написал учебник русского языка для учеников эстонских школ и назвал его замечательно — «Живая речь».

Может быть, именно Церковь в то нелегкое время, Русская Церковь и играла роль некоего центра, сплачивающего людей, сохраняющего культуру и язык, врачующего душу? Кстати, и в Германии, и в Болгарии, и во Франции православные храмы сыграли именно такую роль. И я, например, человек нецерковный, не слишком разбирающийся в тонкостях церковных терминов и обрядов, с волнением вспоминаю и всегда буду вспоминать рассказ о том, что многие годы, даже во времена фашистской оккупации в православном храме Парижа регулярно шли службы на русском языке. И разве только там? В германской Александровке, в этой русской деревне на чужой территории с незапамятных времен звучали и продолжали звучать и русские имена, и русский язык. И тоже — благодаря церкви…

Но вернусь к семье Сергея Мянника… В 1955 году деду Сергея предложили стать архиереем. Он согласился, тем более, что уже не было в живых его супруги. Архиерейская хиротония состоялась в Москве в Богоявленском соборе. В монашестве дед принял имя Иоанна. Сергей говорит, что это было сделано в честь Иоанна Крестителя, Алексей Михайлович не забыл, не мог забыть построенную северозападниками церковь в Нымме, возведенную именно в честь этого святого.

Словом, дед Сергея, владыка Иоанн был предшественником Алексия, нынешнего святейшего патриарха, на посту главы Эстонской православной церкви. К счастью, он не разделил горькую судьбу многих известных священников, скажем, протоиерея Кульбуша, священника знаменитого в Петербурге и за его пределами Исидоровского храма, известного и своими благотворительными программами, и воскресной школой, и т.д. Именно протоиерей Кульбуш стал первым архиереем самостоятельной кафедры в Таллинне, то есть главой Православной церкви в Эстонии, приняв в монашестве имя Платон.

Так вот епископ Платон был расстрелян в 1919 году в подвалах тартуской тюрьмы в те смутные времена, когда белые и красные наступали и отступали, сменяя друг друга. Уже позже он был причислен Церковью к лику святых.

Но в 20-30-е годы погибли, как мы знаем, и многие другие священники.

Родители Сергея Мянника тоже были глубоко верующими людьми. Отец долго исполнял обязанности иподиакона, помогая Владыке в богослужениях. Какими могли вырасти дети в такой семье?

Давние семейные традиции так или иначе должны были сказаться. Впрочем, Сергей Георгиевич со мной не согласился. Вера в Бога, тесная связь с церковью для него — сугубо личное дело, потребность души, собственный, по его словам, выбор. Он и в школьные годы не мог не ходить в церковь. И директор 30-й школы, где, как рассказывает Сергей, он учился, умный, деликатный и терпимый человек, даже вынужден был пригласить родителей: если уж дети ходят в церковь, то пусть делают это хотя бы не так явно.

Наверное, все-таки в те времена, не столь уж отдаленные от сегодняшнего дня, вот это посещение церкви было в определенной степени актом мужества, истинной потребности души, а не данью моде, каким-то общим настроениям, как это нередко сейчас бывает. Сыновья Сергея Георгиевича, молодые люди 22 и 24 лет, тоже не представляют, как говорит Мянник, своей жизни без Церкви. И для них, как и для их родителей, нынешний юбилей — большой праздник.

Кстати, у отца Андрея Кураева, известного в России человека, старшего научного сотрудника кафедры философии религии и религиоведения философского факультета МГУ, вычитала мысль: в начале второго тысячелетия христианской истории русского народа в миссионерстве нуждается сам русский народ. Поэтому миссионер — этот тот человек, который не боится обращаться к нецерковным людям, умеет с ними разговаривать. Мне кажется, семья, о которой мы вспоминаем в дни большого юбилея Церкви, как раз и обладает этим качеством — миссионерским измерением жизни. Быть может, это важно сейчас, когда Церковь, по мысли того же отца Кураева, призывается стать поистине народной, не по чьему-либо приказу, а по велению, по потребности именно самого народа.

Но почему об этом пишу я, человек совсем нецерковный, тем более на страницах светской газеты?

По этому поводу хотелось бы вспомнить «Записки военного летчика» Антуана де Сент-Экзюпери. Там удивительным образом рассказывается, что такое человек с христианской точки зрения, что такое свобода человека, братство человека и т.д. Этот поразительный писатель, любимый и уважаемый большинством из нас, никогда не был священником, и я даже не знаю, так ли уж он почитал именно церковные заветы. Но его размышления сегодня показались бы, очевидно, актуальными и священникам, и людям, далеким от церкви. Есть ценности, которые должны оставаться важными, вечными для людей. И об этом стоит сказать в юбилейные для Церкви дни. Тем более, что потребность в объединяющем центре, наверное, есть у многих…

P.S.Торжества по поводу 90-летия кафедры приурочены ко дню празднования Собора Святых земли Эстонской — 1 декабря. Праздничные богослужения будут проведены в Таллинне, в соборе св. Александра Невского (29 ноября Всенощное бдение и 30 ноября Литургия) и в Пюхтицком монастыре (1 декабря Всенощное бдение и 2 декабря Литургия).