"Молодежь Эстонии" | 24.04.08 | Обратно

Люди, годы, жизнь

Нелли КУЗНЕЦОВА

2 х фото Элины ПЯЗОК

Мы не раз уже рассказывали на страницах нашей газеты о цикле встреч «Мультикультурный Таллинн», которые проходят в Институте экономики и управления. Здесь даже придумали для этих встреч элегантное название ECOMEN-салон. Хотя, думается, сами встречи намного серьезнее, содержательнее, зачастую даже острее, чем это несколько легкомысленное, отличающееся, пожалуй, излишней красивостью название. Но как бы то ни было, Институт экономики и управления все больше становится неким культурным центром, куда на эти вечера собираются, съезжаются люди со всех концов Таллинна.

Рассказывая об этих вечерах, об этих встречах с интереснейшими людьми республики, я каждый раз говорю, что этот вечер не похож на все остальные. И это действительно так. Все эти вечера, все эти встречи отличаются друг от друга, и каждая из них интересна по-своему.

Но вечер, когда в Институте экономики и управления выступал Арне Микк, блистательный Микк, великолепный Микк, действительно был замечательным. И начиная свой рассказ, на минутку задумавшись и глядя в переполненный зал, он вдруг сказал, словно удивившись самому себе: театр «Эстония» два года назад отметил свое 100-летие, и 50 лет из них в театре проработал сам Микк.

Жизнь его, многолетняя театральная деятельность так полны разных впечатлений, поездок в разные страны, где он ставил оперы на сценах национальных театров, так насыщена встречами, дружескими отношениями с деятелями культуры разных стран, художниками, певцами, драматическими актерами, что сам он, улыбнувшись, сказал, что мог бы позаимствовать для рассказа о своей жизни название известной книги Ильи Эренбурга «Люди, годы, жизнь». Честно признаюсь, так захотелось подробно описать эту жизнь, прямо-таки засосало под ложечкой, как бывает у журналистов, когда ты до конца захвачен какой-то идеей. Издатель Валентина Кашина, правда, всех опередила. Со свойственным ей чутьем на читательский интерес, читательский спрос она поняла, что рассказы Арне Микка — это просто кладезь неизвестных, но ярких подробностей, удивительных впечатлений. И он сам, именно он сам должен написать книгу о себе и о людях, с которыми встречался. И написать ее так, как только он один умеет рассказывать, — с тонкой иронией по отношению к себе самому, что совершенно снимает всякий флер величия, с живописными деталями, с редкой наблюдательностью, с поразительным умением ставить рядом великое и смешное, что оттеняет, делает более емким, ярким и то, и другое.

Вот он рассказывает, как Борис Покровский, который к тому времени был уже очень знаменит, увидел «Маленького трубочиста», одну из первых опер, поставленных молодым еще тогда Арне Микклм. Увидел — и пригласил Микка на работу в свой Камерный театр. И это, как сказал Микк, было, быть может, важнейшим периодом в его жизни.

Мы увидели на большом экране здесь же, в зале института, и самого Покровского. Своим характерным, хрипловатым голосом он говорил, что Арне Микк никогда не был спекулянтом в искусстве и быть им не может... Природа просто не дала ему, его характеру, его душе такого свойства — безобразничать, как выразился Покровский, в искусстве. Он может поставить спектакль лучше или хуже, но всегда это от души, в нем ничего нет от конъюнктурщика. И это правда. Мы и сами не раз убеждались в этом, смотря поставленные им спектакли, слушая его рассказы, впитывая в себя его оценки. Искусства, людей, работающих в нем...

Вот он вспоминает замечательного певца Евгения Нестеренко, совместную работу с ним. Нестеренко пел партию Бориса в опере «Борис Годунов», поставленной на сцене театра «Эстония».

Кто-то в Париже, как выразился Микк, придумал показать зрителям разные редакции «Бориса Годунова». Их было много, спектаклей, привезенных в Париж театрами разных стран. И первое место и критики, и зрители отдали именно таллиннскому спектаклю с Нестеренко в роли Бориса.

А после спектакля все артисты во главе с Микком решили отвезти все эти огромные охапки цветов, которыми их засыпали зрители, к дому, где жил и умер великий Шаляпин. Парижане и сами, очевидно, забыли, чем знаменит этот такой обычный с виду дом, и удивлялись, видя тротуар у подъезда, засыпанный цветами. Микк не сказал, конечно, что это была его мысль — отдать таким образом дань уважения, памяти, любви великому русскому певцу. Но придумать такой жест, такой поступок мог только Микк, такой, какой он есть, каким мы его знаем.

А когда на экране возникла фотография, где, обнявшись, стояли три человека — Михаил Ульянов, Кирилл Лавров и Арне Микк, — зал замер в молчаливом ожидании. А Микк, молча постояв возле экрана, негромко сказал, что это очень дорогая для него фотография. Многие годы он поддерживал с ними отношения, бывал на юбилеях, встречался так или иначе. Теперь уже, горько сказал он, этих замечательных людей нет в живых, но помнить их он будет всегда. Как, впрочем, и все мы... Кстати, в прошлом году, сказал Микк, он побывал в Греции, на том самом месте, где была когда-то сделана эта фотография с тремя смеющимися лицами, смерть еще была далека, о ней не думалось и не говорилось. А теперь он, Микк, поставил там, в Греции, на этом самом месте, где когда-то стояли они втроем, горящую свечу. В память о них, этих замечательных людях, в память о друзьях...

А на экране мелькали кадры — сцены из опер, поставленных в разные годы и на разных сценах Микком. Вот это сцена из «Риголетто», а это — «Набукко», а это — «Аттила»... И так хорошо было слышать голос Нестеренко. И так замечательно было следить за Германном, мечущимся по сцене в «Пиковой даме»... Микк сказал, кстати, что старую графиню в «Пиковой даме» они сделали лысой, такой, какой ее описывал Пушкин. И мы увидели на экране лысоватый череп и огромные пугающие глаза...

Много рассказывал Арне Микк и о Хворостовском, о встречах с ним. Сказал, что это певец, который знает, о чем петь, как петь... Так говорить о другом артисте может только профессионал, каким всегда был и остается Арне Микк. Он, кстати, хочет, чтобы Хворостовский, этот мастер мировой сцены, приехал в Таллинн с концертом. Зал вспыхнул возгласами одобрения, когда Микк сказал об этом. В самом деле, как бы мы хотели этого. Но увы... Скорей всего цены для большинства из нас будут неподъемны.

Очень смешно, с массой живописных деталей, с неподражаемым юмором Микк рассказывал, как ставил спектакли на разных сценах. В Буэнос-Айресе, например, где местные артисты однажды забастовали, не желая петь, потому что платили им слишком мало, они вышли на сцену в конце концов только из уважения к Арне Микку.

Особое место на вечере было отведено Георгу Отсу. И под звуки арии из оперетты «Мистер Икс», прекрасной, любимой всеми нами арии, на экране одна за другой появлялись фотографии Георга Отса в разных ролях, в разные периоды его жизни. И это были минуты, когда комок стоял в горле. Было так жаль, что эти времена ушли. И хотя техника сохранила звук его голоса, изображение лица, все же живого, пленительного, необыкновенного человека нет с нами в сегодняшней нашей жизни.

Кстати, как выяснилось, Арне Микк сидел в свое время в одной гримуборной с Карлом Отсом, отцом гениального артиста. Вот как все переплетается в жизни, в прошлом и настоящем.

Между прочим, кто-то из присутствующих спросил у Арне Микка после его рассказов, кем он, собственно, себя ощущает. Не знаю, что имел в виду спрашивающий. Быть может, этому гостю показалось, что Микк слишком много рассказывает о русских своих друзьях, о многих других людях, деятелях культуры, с которыми судьба сводила его в разные моменты жизни. Хотя и об эстонских актерах он говорил очень много и интересно. Вспомнил, например, что с Тийтом Куузиком они всегда обращались друг к другу на «вы». И только после «Аттилы», спектакля, который Микк ставил и в котором пел Куузик, они, выйдя вместе «на поклон», впервые сказали друг другу «ты». «Мы это «ты» теперь заслужили», — сказал Куузик на ухо Микку, глядя, как из зала несут и несут им цветы.

И хотя Микку пришлось работать во многих городах мира, все же, сказал он, лучше всего работалось и работается дома.

А на вопрос, кем он себя ощущает, ответил столь неожиданно, что зал сначала даже растерялся, издав нечто вроде недоуменных смешков. И только потом многие догадались, насколько мудрым был его ответ. Он сказал, что чувствует себя крестьянским сыном. Он, талантливейший человек, он, рафинированный интеллигент, он, мастер мирового класса, и вдруг... крестьянский сын. Что бы это значило? Он не стал объяснять. Но подумалось, что, возможно, он имел в виду ту солидность, нравственную твердость, умение не отрываться от земли, подпитываясь ее соками, умение крепко стоять на ногах, не поддаваясь ни на какие сиюминутные политические страсти.

Опера, говорил он не раз, самое интернациональное искусство в мире. В одном спектакле нередко поют артисты из разных стран, независимо от национальности, гражданства, вероисповедания и т.д. И, может быть, именно оперные спектакли оставались у нас на такой высоте, потому что все эти годы в театре был, жил, работал Арне Микк. Блистательный Микк...

P.S.Микк, кстати, пригласил всех нас, будущих зрителей, на премьеру в будущем году оперы «Бал-Маскарад». ЕБЖ — сказал он. «Если будем живы», — так любил говорить кто-то из великих...