"МЭ" Суббота" | 07.03.08 | Обратно

Что делать с русскими?

Что делать с русскими? Или что делать с Русским театром? Андрес Лаасик пишет в Eesti Päevaleht, что, по крайней мере, второй вопрос возникает после изучения статистических данных, приведенных в статье главного редактора газеты Sirp 8 февраля 2008 года. Таранд задает риторический вопрос: не многовато ли для Таллинна полутора русских театров (ведь в Таллинне есть еще и «Другой театр»).

Лаасик пишет, что в Финляндии проживает примерно столько же шведов, сколько русских в Эстонии. В Хельсинки работают четыре шведских театра (Svenska, Lilla, Virus, Unga), и есть еще два больших театра в провинции. Но в этом сравнении, считает Лаасик, есть одна загвоздка: шведские театры в Финляндии чертовски хороши. Например, Lilla Teatern считался какое-то время самым лучшим в Северных странах, яркой звездой на театральном небе Европы. Чего не скажешь о Русском театре или о «Другом театре». Оба эти театра отчасти дилетантские, причем совершенно по-особому. А плохой театр всегда лишний.

Но почему в Таллинне существует плохой Русский театр? «Плохой» - определение, конечно, не совсем точное, потому что исключает удачи, которые были в Русском театре, но усредненно его все же можно использовать. И статистический ряд, представленный Тарандом, уязвим именно в этом отношении. Русский театр нужен, но хороший театр. Что и доказывает статистика посещений гастролей театров Москвы и Петербурга. Если бы в Таллинне был русский театр уровня МХТ или БДТ, публика бы валом валила.

Именно эти театры и были примером для Ирины Осиновской, которая находилась какое-то время на должности директора Русского театра. Хотя от одного примера толку мало – где взять режиссера, труппу и, что самое важное, публику? Режиссера и несколько актеров можно пригласить за деньги, что не под силу сделать с публикой – даже самым могущественным магнатам. Размышляя о судьбе самого крупного русского культурного учреждения в Эстонии, мы неизбежно задаемся вопросом, кто и почему так себя ведет, и в какую сторону направляют ситуацию сверху.

Далее автор статьи сравнивает эстонскую и русскую театральные культуры. Как известно, в Эстонии театральные спектакли и музыка создавались через общества, которые были школой демократии. Если бы не было этих обществ, не было бы принято правильных решений, то не было бы сегодня театров Vanemuine и Estonia, не было бы Праздника песни. Возможно, не было бы и эстонского народа. В России все было иначе: просвещенный помещик нанимал знающих немцев или итальянцев, которые создавали театры с крепостными актерами. И хотя в конце XIX века и в начале XX в отношении большинства российских театров этот обычай уже не действовал (наоборот, то было время мощного развития русского театра), признаки крепостного театра можно найти и в советское время.

Теперь ведение дел по-русски настигло и наш Русский театр, пишет Лаасик. Просвещенный министр велит знающему Айвару Мяэ рулить театром. В какую сторону? Русские помещики, которые развивали театр и музыку, в основном были настроены прозападно, значит, и из здешнего Русского театра должен получиться хороший театр, соответствующий по своему уровню среднему театру ЕС. Если бы только для этого театра нашлась публика...

На самом деле, по мнению автора статьи, Русскому театру не помогут попытки разобраться в том, что же хотят видеть на его сцене здешние русские, потому что проблема шире. Один актер Русского театра с тревогой говорил об изменениях, которые происходят в русских школах, что из них вытесняется атмосфера русской культуры. Кстати, в этом единодушны как эстонские, так и русские националисты: язык и культуру они считают постоянной величиной, и что один язык можно развивать только за счет другого. Другими словами, если русский человек владеет эстонским, он уже не такой русский, как тот, который эстонского не знает.

На фоне кризиса русской культуры в Эстонии выделяется живая до сих пор культурная жизнь, которую создали бежавшие от большевиков эмигранты. Они бежали из России в основном без всякого имущества, но у них не было трудностей в приспособлении к местной жизни. Достаточно посмотреть на русскую литературную деятельность в Париже, Берлине и в других столицах Европы. Перед этими людьми надо снять шляпу. Русская философия, созданная в эмиграции, гораздо интереснее, чем созданная в СССР философия, основанная на произведениях Сталина.

Или же, к примеру, финские шведы, с которыми так любили сравнивать себя здешние русские политики в 1990-х годах. Кроме своих театров у них есть своя литература, музыка, искусство. Есть своя полноценная культурная жизнь, которая по объему и качеству отличается от культурной жизни здешних русских. Почему?

Кстати, здешняя русская культура и культура финских шведов имеют несколько важных различий. Финские шведы считают Стриндберга своим классиком, а метрополией – Стокгольм. Но если представить, что Швеция вместе со всем своим населением провалилась бы в Балтийское море, финские шведы все равно бы выжили и продолжали бы готовить своих актеров и писателей. И Муммитролли продолжали бы говорить по-шведски. А у русских, живущих в Эстонии, как будто нет долгосрочных планов на то, чтобы оставаться русскими. Они считают, что эту проблему должен решать кто-то другой.

В русской культуре вопрос эмиграции всегда был очень деликатным, пишет Лаасик. Эмиграция была политическим или привилегированным явлением. И вынужденная русская эмиграция, как это случилось в 1992 году, для русского человека была уникальной. Люди, которые приехали сюда с простым человеческим желанием найти работу на промышленном предприятии и получить квартиру в Ласнамяэ, вдруг оказались перед политическим выбором, к которому они не были готовы. Люди не виноваты, что так все получилось, но выбор им все равно придется делать, считает автор статьи.

Есть еще одна закономерность. Со времен Советского Союза культурные институты очень сильно изменились или сделали шаг назад. Большинство российских культурных институтов предпочли изменениям скатывание вниз. Русский театр также был советским институтом, учрежденным сверху. Были закрыты журналы. Несмотря на наличие талантливых авторов, качество культурных журналов становилось все хуже. Фонд культуры (Kultuurkapital) отказался оказывать финансовую поддержку журналам на русском языке, потому что их мало покупали. Но на старых развалинах не родилось ничего нового.

И здесь, пишет Лаасик, возникает вопрос о лидерах. Где русские лидеры (в том числе и в политике)? Ведь без хороших лидеров ничего не получится. Произойдет русский бунт, как случилось в “бронзовую” ночь. Проблема русских лидеров должна волновать все общество Эстонии.

Лаасик пишет, что в среде русских в Эстонии происходит очень мало событий, инициативы нет: относят цветы к памятнику на Фильтри теэ, помещают злые комментарии в Delfi. Никаких целей перед собой не ставят. Например, такую: будет ли в Таллинне через сто лет русский театр? Не говоря уже о развитии пространства русской культуры и языка. А ведь все это могло бы происходить в том же Русском театре, в журналах, в Интернете. Эстония - свободная страна, только нужно взяться и сделать. А если это не свободная страна, то это касается уже не только русских.

Ни один чиновник Эстонской Республики или Российской Федерации не в состоянии вдохнуть душу в русскую культуру Эстонии. Зато они могут многое испортить. Чтобы русская культура жила в Эстонии, нужны довольно большие перемены. Во-первых, необходимо начать деятельность на самом низшем уровне, нужен третий сектор (к чему русские не привыкли), нужны демократические лидеры, нужно умение вести дела. В Эстонии легче заниматься делами русских тому русскому, который знает эстонский язык. Кстати, случай с Ириной Осиновской говорит о том, что у русской общины проснулся интерес к своему театру, хотя это ни к чему и не привело.

В Эстонии есть много людей эстонского происхождения, которые знают театр и русскую культуру глубже, чем Айвар Мяэ и Яанус Кукк. Но они не считают себя достаточно компетентными, чтобы работать в русском театре. Нынешнюю культурную политику партии и правительства в отношении русских институтов можно определить так: главное, чтобы не было неприятностей. Многолетняя бездеятельность в Русском театре привела к неприятностям, которые эту политику как бы оправдывают. Этим руководствуется и русскоязычная программа государственного радио, приглашая в эфир нецензурно выражающегося Урмаса Отта, отказываясь даже от такой культурной ценности, как хорошее знание языка.

Эстонцы нервничают и не знают, как сделать своими здешних русских. То придумывают отключить русскоязычные телеканалы, то включить свой насос пропаганды. Это смешно и невозможно, потому что тот, кто видел «Время», знает, что на их «новости» невозможно ответить. Но на некоторых телеканалах можно было бы показать «мыло» на русском языке о людях, которые живут здесь, рядом с нами. Но делать это «мыло» должны захотеть сами русские. Написать сценарий и сыграть.

Случай с Британским Советом говорит о том, что любое гуманитарное сотрудничество в нынешней России сопряжено с риском. Потеря местными русскими всех культурных контактов с Россией маловероятна.

Не так давно распространялись слухи о том, что если Айвар Мяэ уволит художественного руководителя Русского театра Чумаченко, Союз режиссеров России объявит Эстонии бойкот. Этот слух, который должен был восприниматься как угроза, интересен потому, что для творческих людей в Москве Эстония – это провинция России. Но, может быть, бойкот сослужил бы хорошую службу – ведь когда-то здешним русским придется научиться быть русскими самостоятельно. Или же так и остаться провинцией. Последнее нельзя исключить, учитывая их нынешнюю пассивность.

Между финскими шведами и эстонскими русскими есть еще одно большое различие. У первых одни классики и много общей истории, трудности которой они разделили. У эстонских русских очень мало общего с культурой эстонцев. Но все хорошее, что делается эстонскими русскими, становится частью эстонской культуры...

Что же делать с русскими? Ничего. Важнее понять, что бы они сами хотели сделать. Самое важное – запастись терпением, потому что это только начало пути.