"МЭ" Суббота" | 14.03.08 | Обратно

Ах, нынче женихи мечтают о богатстве…

Николай ХРУСТАЛЕВ,
Гатчина - Таллинн

В канун российских президентских выборов некая фирма, названная именем экзотической героини оперы Верди, с радостной настойчивостью приглашала жителей славного города Гатчины поучаствовать в розыгрыше сотни, а, может, и больше «ценных призов».

Недвусмысленная доброжелательность дарителей формально объяснялась предстоящими масленичными торжествами, а то, что вожделенные билеты, среди которых обещались и выигрышные, можно было получить на избирательном участке, понятное дело, только в день голосования, вероятно, следовало отнести к случайным совпадениям.

Призов для тех, кто придет в преобразившийся после недавнего - снизу доверху - ремонта гатчинский кинотеатр «Победа», главную площадку российского ХIV фестиваля «Литература и кино», организаторы праздника не обещали. Нередко им приходилось решать задачи иного порядка, но не меньшей сложности: как уместить всех, кто стремился попасть на многочисленные конкурсные, внеконкурсные, студенческие, специальные и ретроспективные показы. Что же до гала-концертов с участием звездных гостей фестиваля, то билеты на них, поступившие в продажу накануне открытия, были сметены интересующейся публикой за какие-то три часа.

«Какие прекрасные лица, и как это было давно…» - написал однажды поэт. Но почему же давно? Именно сейчас, в эту секунду, на сцену зала, переполненного зрителями, вставшими со своих мест, медленно поднимался человек, житель поселка Сиверский, прославленный Исаак Шварц. Вечер, посвященный Маэстро, назвали без затей - «Звезда пленительного Шварца», и в эти несколько летучих часов каждый чувствовал себя приобщенным к завораживающей вечности. Как только со всей справедливостью не величали сейчас Исаака Иосифовича, какие только слова ему не говорили, а он смотрел на сцену, вместе со всеми аплодировал очередному музыкальному номеру, но все равно выглядел каким-то отрешенным, погруженным в какую-то новую, не известную нам еще мелодию.

Любой кинофестиваль, вернее, его конкурс, на самом деле как раз и становится чередой новых мелодий. Ибо сюжеты про жизнь, смерть, любовь, нелюбовь, власть, деньги, по сути, вечны... А вот новая мелодия…

В 10 утра в день официальной церемонии открытия фестиваля я отправился на фильм Александра Кривоноса «А.С.Пушкин. «Евгений Онегин». Направлялся не один, еще и людей сагитировал, рискуя в случае их разочарования «ответить за все». Я и вправду не знал, что увижу, знал только, что должен это кино посмотреть, потому что его снял питерский человек Александр Кривонос, документалист от Бога и подвижник по группе крови. Свою Госпремию РФ он получил за образовательный проект «Русский музей – детям».

«Евгений Онегин» длился 130 минут. В нем звучала та самая мелодия. Сначала на экране появилась черно-белая анимационная заставка в духе Н.Кузьмина: Евгений в роще скучно менторствовал перед смешавшейся Татьяной, смешно валился в сугроб подстреленный Ленский. Потом очаровывали среднерусские пейзажи, то по-летнему веселые, то по-осеннему печальные. А вслед за ними на экране возник немолодой человек за письменным столом.

Его появление, казалось, ничего обнадеживающего не сулило. Но тут-то все и началось, потому что собеседником еще толком не проснувшегося утреннего кинозала в гатчинском кинотеатре «Победа» стал человек, который знал о склонном к хандре и скуке Евгении то, что и все мы, сидящие в темноте зрители, возможно, тоже знали, только не догадывались, что знаем это. Например, почему столь неправильно грамматически с точки зрения нынешних норм звучат первые строчки великого романа про дядю, который “самых честных правил”.

Или с чего это Александр Сергеевич столь подробно живописует будуар молодого Онегина, ресторанное разнообразие проклятого прошлого и поход в театр, датированный тем же временем. Мы научены Белинским, что роман в стихах Пушкина - это «энциклопедия русской жизни». Может, оно и так, но человек за письменным столом не разъяснял, не обновлял наших знаний, просто поделился личными соображениями, почему все же не только энциклопедия. И вот так все два с лишним часа писатель и всевозможно научный человек Валентин Непомнящий говорил об «Онегине», читал хрипловато «Письмо Татьяны» так, что комок к горлу, а если вдруг что запамятовал, то не стеснялся подглядеть в одну из многочисленных книжек, раскиданных по массивному столу.

Незабываемая мелодия этой картины звучит в памяти до сих пор, но она же сыграла и злую шутку. Теперь в ходе конкурсного показа я ждал других мелодий, ждал нового комка у горла и был капризен. Слишком высокой оказалась планка, установленная внеконкурсным, предъявленным в «Панораме», «Евгением Онегиным». И вдруг сюрприз! В череде конкурсных картин, сделанных с большей или меньшей степенью принадлежности к искусству, зазвучала мелодия, и ухо вновь насторожилось. Так случилось на картине уральского режиссера Владимира Макеранца «Золотой полоз», жанрово определенной к семейному просмотру, то есть адресованной детско-юношеской аудитории, но неожиданно показавшейся совсем неоднозначной.

Снятый по сказкам Павла Бажова фильм изначально должен был знаменовать собою предначертанную автором победу праведности над неправедностью, добра над злом, а оказался о бессилии добра перед злом, несмотря на предусмотренный первоисточником финал. Макеранец шел за автором, но не играл с ним и с нами в поддавки. Не выдавал желаемое за действительное. Он вместе с Бажовым и душегубов-кровопийц-лихоимцев, как и полагалось по тексту, покарал, но и людям добропорядочным благости с три короба не пообещал. Может, и не его это дело - обещать, а, может, честно констатировал: ребята, не хочу ничего загадывать, раз добро бессильно перед злом.

«Золотому полозу» достался один из призов возглавляемого Владимиром Хотиненко высокого жюри «Литературы и кино», которому на этот раз пришлось в некотором роде подкорректировать наградной регламент. Вместе с лучшим детским фильмом, каковым и признали картину Макеранца, жюри в ограниченном призовом пространстве справедливо искало возможность поощрить и лучший неигровой фильм. Выход был найден, может, и не самый лучший, но единственно возможный – на этот раз решили отказаться от присуждения призов за лучшее исполнение мужской и женской ролей второго плана. А такой наверняка вручили бы каннскому триумфатору Константину Лавроненко, потому что лучшей мужской ролью признали работу его партнера Александра Балуева в том же «Изгнании». Как было бы с женской ролью второго плана, впрочем, предположить не берусь, но то, что награда за лучшую женскую роль достанется Евгении Добровольской за «Артистку», было ясно. Получая ювелирный приз за исполнительницу, Станислав Говорухин счастливо проворчал: «Закидали прямо Женьку призами…» А степенно принимая за ту же «Артистку» Гран-при вместе с положенным к награде денежным вспомоществованием в конверте, тут же, не сходя с места, передал его на приобретение книг для сельских библиотек Гатчинского района. Помятуя, что подобное Говорухин сделал и в прошлом году, получая отличие за «Не хлебом единым», можно теперь говорить о своего рода новой традиции. В следующем году Станислав Сергеевич обещал привезти на фестиваль свою новую картину «Пассажирка»…

Если при наличии таких тяжеловесов, как Говорухин или Павел Чухрай с его «Русской игрой», вопрос о финише в игровом конкурсе особой интриги не обещал, то с неигровым дело обстояло поинтересней. Тут присутствовало сразу несколько лент, в равной мере и небезосновательно претендовавших на высшую ступеньку пьедестала почета. Не знаю, как проходило обсуждение в стане жюри, но подозреваю, что победителя определял «фотофиниш», уж больно равными казались возможности картин и про парижского жителя и российского писателя Сашу Соколова, и про сценариста Юрия Арабова, и про недавно ушедшего от нас Дмитрия Пригова, и про мудреца-современника, классика чистой воды Андрея Битова.

Удача улыбнулась фильму Сергея Головецкого «Андрей Битов. Писатель в полуписьменном мире». Я был рад за эту картину отдельно еще и потому, что одним из авторов ее сценария числится замечательная Анна Бердичевская, человек, по-моему, ренессансного толка. Она и писательница, и сценаристка, и высочайшего класса фотограф, и путешественница, и издательница (если при деньгах) не гламурного, а литературно-художественного и при этом чрезвычайно красивого журнала. Но, главное, что культура для нее не мечтательное созерцание, сопровождаемое благими пожеланиями, а действие, постоянная, интенсивная работа души. Про это как раз и «Андрей Битов…», в меру ироничный, раз уж выбрали такого героя, фильм, дистанцирующийся не от неизбежной обыденности жизни, но от душевной лени и серости, фильм, замешенный на той самой работе души.

Наверно, завершить эти заметки можно было бы, как и положено, оптимистично, с непреходящим и вечным убеждением, что, мол, то, чего не увидели сегодня, обязательно увидим завтра, потому что жизнь - вперед и время - вперед, стало быть, новые открытия, откровения и просветления не за горами. Что, вероятно, тоже резонно. Однако на этот раз обстоятельства распорядились иначе.

Принимая приз зрительского жюри за фильм «Анна Ахматова, или Луна в зените», Светлана Крючкова, сыгравшая вместе со Светланой Свирко в этой картине Дмитрия Томашпольского великую женщину ушедшего века, с горечью говорила о том, что больше всего Ахматова боялась уйти из жизни 5 марта, в один день со Сталиным. Но случилось именно так, Анна Андреевна будто сама накликала. В реестр помянутого траурного дня вписано между тем и имя великого композитора ХХ века Сергея Прокофьева, уход которого из жизни 5 марта 1953 года и вовсе остался незамеченным по известным причинам. Я, продолжала Крючкова, просмотрела программы на 5 марта на всех телеканалах, нашла сразу несколько передач, посвященных «товарищу Сталину», и ни одной (!) об Ахматовой, ни одной. В притихшем и оцепеневшем на мгновение приподнято-праздничном фестивальном зале внезапно прозвучала еще одна мелодия. Незапланированная и жутковатая.