"Молодежь Эстонии" | 20.03.08 | Обратно

Герои, которых мы не знали…

Нелли КУЗНЕЦОВА

Фото Элины ПЯЗОК

Многие ли помнят, что то сооружение над шоссе в Пирита, которое привыкли называть мемориальным комплексом Маарьямяги, когда-то было создано здесь в память о Ледовом походе кораблей Балтийского флота? В эти дни как раз исполняется 90 лет этому полузабытому, но на самом деле очень значительному событию в нашей истории.

Говорят, что раньше здесь, на этом мемориальном комплексе, были памятные доски, рассказывающие об этом беспримерном походе, спасении кораблей Балтийского флота в 1918 году. Я их уже не видела или просто не помню, так давно, очевидно, они исчезли с этого места. И весь этот легендарный поход словно утонул в туманной дымке времени, в далеком нашем противоречивом и зачастую трагическом прошлом.

Но, слава Богу, есть люди, которые по крупицам восстанавливают историю, не ту историю, которая состоит из сухого перечисления дат, не ту историю, которая окрашена лишь в одну идеологическую краску, а ту, что составляет непосредственное ощущение исторической жизни народа, того, что есть дух народа, который надо сознательно наследовать.

В самом деле, ведь все в нашей жизни, в нашем прошлом, настоящем и будущем сплетено и связано. Если рвется что-то сейчас, то как, чем отзовется это лет через двадцать, тридцать или, скажем, даже через сто?

Сейчас уже нет в живых никого из тех, кто участвовал в Ледовом походе, в спасении кораблей. Но память все равно должна остаться. Странным образом история повторяется. Ведь и нынешние ветераны флота в Эстонии как бы забыты, ущемлены, на них словно брошена тень. И очень хочется надеяться, что эти времена пройдут. И снова здесь, в Эстонии, будут с уважением, с гордостью говорить о том, что они сделали для страны, в том числе и для республики, в которой мы живем.

Владимир Верзунов, бывший моряк, военный историк, действительный член Географического общества при Российской Академии наук, как раз из тех людей, которые восстанавливают историю, связывая воедино отдельные ее звенья, насильно отторгнутые, оторванные друг от друга.

Он уже не раз бывал гостем «Соотечественника», рассказывая на страницах нашей газеты о судьбах морских офицеров, участников Цусимского сражения, чья жизнь так или иначе была связана с Эстонией, о русских моряках, воевавших и погибавших в составе Северо-Западной армии. На этот раз он вспоминает Ледовый поход, рассказывая о судьбах некоторых его участников, и в первую очередь о человеке, возглавившем этот поход, о человеке, чья жизнь оборвалась так неожиданно и так трагически, о человеке, само имя которого было задвинуто, затолкано в самый темный угол истории, где увидеть его, узнать, понять было достаточно сложно, откуда вытащить его долгое время казалось непосильной задачей.

В годы перестройки стали широко известны секретные протоколы к пакту Молотова-Риббентропа. О них много пишут, много говорят, их используют как аргументы в спорах. Но многие ли знают, что есть серьезные основания, как говорит Верзунов, полагать, что были и секретные протоколы к печально известному Брестскому миру? Однако текста их никто никогда не видел. В некоторых материалах, по словам Верзунова, есть лишь глухие упоминания о них, кое-где вскользь брошенные кем-то, вырванные из текста фразы. Тем не менее, говорит Верзунов, можно с большой долей вероятности считать, что в соответствии с этими протоколами предполагалось отдать корабли Балтийского флота, сосредоточенные в Ревеле, наступавшим немцам. Известна, по словам Верзунова, и одна из директив Троцкого, бывшего тогда Главвоенмором, где предписывалось «флот уничтожить на местах стоянок».

Надо представить себе положение, которое сложилось в Ревеле в том далеком 1918 году. Героическая и трагическая оборона Моонзунда, о которой мы знаем, в основном, по книге Пикуля и знаменитому фильму «Моонзунд» и которую называли «лебединой песнью Российского флота», уже закончилась. В Ревеле, к которому подходили немцы, царили страшная неразбериха, паника, дезертирство, воровство. Поразительное дело, но, как говорит Верзунов, обстановка тех лет чем-то напоминала начало 90-х годов. Механизмы разного рода, точнейшие по тем временам корабельные приборы шли на металлолом, ими торговали ловкие людишки, поднимавшиеся как на дрожжах.

Но были люди, матросы и офицеры, понимавшие, что флот надо спасать. Спасать, несмотря ни на что, наперекор всему… Далеко не все из них понимали, воспринимали и разделяли идеи революции. Но они были преданны флоту, кораблям, они были убеждены, что Россия не может, не должна потерять флот.

Корабли уходили из Ревеля в Гельсингфорс в большой спешке. Не все смогли уйти вместе с флотом. Немцам остались, например, катера, поднятые на зиму на причал, катера охранные, сторожевые, патрульные. Немцы захватили канонерские лодки. Скажем, канонерку «Бобр», которую назвали, как говорит Верзунов, «Бибер». Потом эта лодка была отдана эстонцам и впоследствии стала знаменитой под названием «Лембит».

В тяжелых зимних условиях флот ушел из Ревеля в Гельсингфорс. Но немцы довольно скоро высадились и в Финляндии. К тому же активно начали действовать шюцкоровцы. Финляндия обретала независимость. Корабли снова надо было спасать. Они снова должны были уходить из Гельсингфорса в Кронштадт. Надо было выбираться из запаянных льдами гаваней Гельсингфорса. Казалось, как рассказывает Верзунов, флот был обречен, и требование германского правительства о сдаче кораблей придется выполнить. Но вот тут, по словам Верзунова, нашелся человек, оказавшийся единственным представителем старого командования, который был способен собрать вокруг себя людей, сплотить их для спасения некогда грозных линкоров, крейсеров, эсминцев, подлодок.

Это был Алексей Михайлович Щастный, бывший до того начальником штаба Гельсингфорсской флотилии. Общим голосованием матросы и офицеры находившихся в портах Финляндии кораблей, как рассказывает Верзунов, постановили передать руководство кораблями «военному моряку Щастному А.М. с предоставлением ему неограниченных полномочий». Троцкий, по словам Верзунова, прибравший к тому времени под свое начало Реввоенсовет республики, понимал, что всякая попытка отменить решение судовых комитетов и Совета флагманов Балтийского моря о назначении Щастного начальником Морских сил приведет к открытому неповиновению команд, не желавших сдавать свои корабли. Он был вынужден утвердить эти выборы.

Переход из Гельсингфорса в Кронштадт был необычайно трудным. Недаром позднее его назовут Ледовым походом. Верзунов рассказывает, что лед местами достигал толщины в 75 см, а ледяные торосы были высотой с двухэтажный дом. К тому же почти на всех кораблях был значительный, по словам Верзунова, некомплект команд. Скажем, на эсминце «Войсковой» из положенных по штату 99 человек оставалось всего восемь матросов и четыре офицера. На других кораблях положение было немногим лучше.

Но корабли шли все дальше. Сквозь льды и минные заграждения, под огнем финских береговых батарей, рискуя каждый день, напрягая все силы, они уходили в Кронштадт. Было спасено 236 кораблей, в том числе 4 дредноута, 2 линкора, 5 крейсеров, 59 миноносцев и 12 подводных лодок. Они пришли в Кронштадт израненные, потрепанные льдами, ветрами, огнем батарей. Но они пришли, их можно было восстановить. Большинство из них, говорит Верзунов, потом принимали участие в Великой Отечественной войне, спасали Ленинград в 1941-42-43 годах. Вот что значит Ледовый поход, вот что дало стране беспримерное мужество моряков. Были сохранены для страны основные силы флота. И это сделали наши предки, наши предшественники на земле, где мы сейчас живем.

А судьбы офицеров, бывших на этих кораблях, сложились по-разному. Многие из них еще в 17-м могли уйти, уехать за рубеж, как уезжали, с тоской, с горечью, но все-таки уезжали, не в силах понять, принять разбушевавшуюся, вздыбленную Россию многие русские люди. Но остался, например, Николай Александрович Транзе, командир эсминца «Молодецкий», известный исследователь, член полярной экспедиции Вилькицкого. Остались другие офицеры. Они не могли не откликнуться на призыв: «Корабли в опасности!». Но тот же Николай Транзе, рассказывает Верзунов, поняв, какова ситуация в Кронштадте, вынужден был бежать ночью с семьей на маленьком катере, спасаясь от матросской резни.

Верзунов, много занимавшийся историей семьи Транзе, семьи русских моряков и исследователей, знающий столько живых деталей и подробностей из жизни этой замечательной семьи, сколько не знает, очевидно, никто другой, кроме, быть может, его друга, писателя-мариниста Николая Черкашина, с которым они вместе проводили многие исследования, так вот Верзунов рассказывает, что после этой жуткой ночи у жены Николая Транзе на всю жизнь осталась седая прядь волос. А следы многих других офицерских судеб так и затерялись в пучине времени. Найти упоминания об их дальнейшем жизненном пути, по словам Верзунова, не удается.

Но трагичнее всех оказалась судьба самого Щастного. В Москве, куда он прибыл после Ледового похода, его арестовали. Троцкий, как говорит Верзунов, настоял на предании суду революционного трибунала командующего флотом Балтийского моря, бывшего капитана I ранга Щастного, обвинив его в контрреволюционной пропаганде, в том, что Щастный якобы «совершая героический подвиг, тем самым создавал себе популярность, намереваясь впоследствии использовать ее против Советской власти». Фактической же причиной, по словам Верзунова, было то, что он не выполнил приказ о подготовке к уничтожению кораблей Балтийского моря. Свою роль, как считает Верзунов, сыграл и найденный у Щастного портфель, где были опасные документы — переданное английской разведкой предупреждение о возможном уничтожении кораблей или сдаче их германскому командованию. Щастный, как думает Верзунов, вез их в Москву, чтобы выяснить, что именно стоит за этими документами.

Очевидно, не успел…

Алексей Михайлович Щастный, спасший Балтийский флот, человек, которого любили на флоте, называли его «красным адмиралом», был расстрелян в тот же день, когда было вынесено судебное решение. По странной иронии судьбы, следователем по делу Щастного, как говорит Верзунов, был Виктор Кингисепп.

Место для казни, по словам Верзунова, выбрали необычное — внутренний двор бывшего Александровского училища. Тогда в этом здании располагался Реввоенсовет. И получилось, как говорит Верзунов, — или так было задумано? — что убивали ненавистного Троцкому человека прямо перед окнами его кабинета.

А потом имя Щастного постарались забыть. Даже фотографий его, говорит Верзунов, найти не удается. Горькая, страшная, но гордая судьба…