"Молодежь Эстонии" | 06.05.08 | Обратно

Какие эстонцы правильней?

Райво ВЕТТИК

Общественные споры вокруг Бронзового солдата и памятника победе поставили на повестку дня вопрос, характерный для кризиса индентичности: какие же эстонцы правильней?

Ответ на него во многом зависит от того, в чем видится причина разногласий. К пример, Яак Аавиксоо в телепередаче Foorum утверждал, что проблема заключена в мировоззрении, а поскольку в условиях демократии все решает большинство, то и правда на его стороне. Марью Лауристин, напротив, считает, что дело не в конечных истинах, а в нашей внутренней свободе и культурной зрелости.

Предполагается также, что в основе противостояния мнений лежит представление о будущем эстонской государственности, которое можно разделить на тип закрытый и тип открытый. Первый предполагает сугубо национальную государственность, сторонящуюся всего чужеродного. Урмас Сутроп, например, верит, что самой большой угрозой эстонскому языку является интеграция, и рекомендует не обучать ему местных русских.

Сторонники открытой национальной ориентации, наоборот, не хотят изоляции и стерильности, а хотят контактов и мультикультурности. На последнем представлении построена идеология интеграции общества Эстонии.

Действия правительства страны как в период «бронзового кризиса», так и в период споров о памятнике победе взрыхлила почву для замкнутого в себе национализма и через это увеличили популярность власти. Но при всем том мы имеем дело с нежизнеспособной иллюзией. И общество и сами эстонцы неоднородны, а насильно утверждаемое единообразие в принципе обречено на неуспех.

Почему? Проанализируем это с помощью понятий «гипер» и «псевдо». «Гипер» означает искусственное преувеличение какого-либо свойства или признака. Одной из особенностей функционирования общества является то, что, как правило, гипертрофированные ценности у него превращаются в собственную противоположность. Переходя за естественные границы, все гипертрофированное подрывает собственные основы и в конечном итоге превращается в псевдоценность.

Бинарное мышление

Замкнутый национализм связан, если пользоваться определениями Юрия Лотмана, с бинарным мышлением. Бинарное мышление строится на примитивном противопоставлении типа черное-белое, восток-запад, тьма-свет, которое закрепляет однозначность: «мы — это добро», а «они – это зло». Бинарный тип мышления, политическим отражением которого служит радикализм, исторически характерен для российской политической культуры, отличающейся от западной ментальности реформизма.

Идеалом для бинарного типа мышления является стремление к новой, более совершенной реальности. Российская коммунистическая революция ставила, например, цель отдать власть в руки классов, которые считала истинными созидателями нового мира. Поскольку реальность воспринималась черно-белой, самоутверждение светлых сил предполагало уничтожение сил темных. Классы-паразиты, присваивающие плоды чужого труда, следовало выбросить на свалку истории. Характернейшим для коммунистической утопии стало провозглашение коллективизма высшей ценностью и объявление индивидуализма худшим из грехов. На самом деле сконструированный гиперколлективизм оказался собственной симуляцией. Социальные связи, объединявшие людей, были разорваны новой идеологией настолько, что уже брат не доверял брату, сын отцу. Судебные процессы 30-х годов против «врагов народа» обнажили механизм зарождения социального недоверия, именно в условиях гипертрофированного коллективизма возник культ личности, то есть произошло разрастание индивидуализма до его крайних форм.

Примером коммунистического радикализма является также противопоставление материализма идеализму и возведение материализма в абсолют. Результатом гиперматериализма в реальной жизни стало полное отвержение материальных ценностей, отразившееся в том числе и в произвольной переделке природы, подавлении материальных запросов людей, в управлении экономикой по абстрактным пятилетним планам. Гиперматериализм оказался воинственной симуляцией, разрушающей все материальное.

Короче: бинарный тип мышления в своем гипертрофированном виде подавляет одну сторону оппозиции в пользу другой, парадоксальным образом делая невозможным осуществление заявленного высокого идеала, он усиливает его противоположность.

Та сторона, которая в результате радикальных политических акций вначале одержала победу, впоследствии шаг за шагом подчиняется побежденной стороне – материализм становится враждебен всему материальному больше, чем любой схоластический идеализм; коллективизм становится благодатной почвой для культа личности больше, чем любой индивидуализм. Черно-белый тип мышления превращает тезис в антитезис тоже в гипертрофированном варианте.

На недавней конференции памяти Леннарта Мери прозвучала мысль о том, что самый эффективный способ обеспечить безопасность Эстонии — это вести себя в политике с Россией не иначе, как она. Но использование силовых методов в спорах, связанных с идентичностью, указывает на большевистскую ментальность в нашей политической культуре.

Решительность государства, проявленная при обуздании вандализма «бронзовой ночи», породила редкий по масштабу всплеск национализма, поскольку помогла смягчить в нашем подсознании воображаемый страх перед Россией. Но буйствующие подростки и словесная агрессивность России – только симптомы, но не суть проблемы. Можно радоваться силовым действиям полиции, но подавление симптомов не разрешает конфликтов, лежащих в их основе.

Предложенный правительством законопроект, именуемый «пакетом бронзовой ночи», указывает на его план продолжать подавление симптомов, но уже с помощью более мощного арсенала – кандалами, ведущими родословную из давно прошлого времени, и шокерами из новейших времен. Тут мы имеем дело с принципиальным для каждого из нас документом, указывающим на то, что в стране идет формирование общества нового типа. Так же, как гиперколлективизм 30-х годов в России закономерно породил культ личности, так и навязанная гиперзащита неизбежно приведет к усилению конфликтности внутри общества Эстонии. Исследования однозначно подтверждают прямую связь между ужесточением наказаний и ростом преступности.

Содержание и форма складывающегося общества отразились в памятнике, который планируется возвести на горке Харью, он вписывается в идеологию полицейского государства, как кулак в глазницу. Памятник призван воплотить победу в Освободительной войне, ставшей для идеологии эстонской нации важнейшим событием, но, лишенный чувства меры, он превращает изначальный замысел в его противоположность. Нет сомнения, что вид гипертрофированного германского креста будет рождать противоречивые чувства не только у эстонцев, но и у местных русских. Решение, продиктованное идеологией полицейского государства, предлагает для их подавления физическую силу. Отражением чего должен стать пуленепробиваемый стеклянный купол над памятником. То есть создатели памятника заранее допускают возможность стрельбы на горке Харью и загодя готовятся к этому.

В итоге красивая идея конкурса памятника реально превращается в симуляцию победы. Уже само словосочетание «пуленепробиваемый памятник победе» заключает в себе противоречие, указывая на то, что даже на самой главной площади собственного государства мы чувствуем себя неуверенно. Памятник, усиливающий противоречия, становится частью реальности нового типа, в которой пуленепробиваемым стеклом придется накрывать все новые и новые объекты. Возникает вопрос, действительно ли мы хотим двигаться к такому укладу жизни, где грубая сила будет постепенно выдвигаться на первые роли.

Сова Минервы

Суть кризиса идентичности Эстонии состоит в усилении иллюзии сугубого и единого национального государства, реализация которой силовыми методами угрожает нашим же собственным достижениям. Радикальные шаги, делающие ставку на риск и внешне скрепляющие единение, способны дать политике гиперподдержку. Но ненадолго. В условиях демократии поддержка, завоеванная путем устрашения, указывает, скорее, на заключительную фазу политической карьеры. Что касается общественного мнения, то сова Минервы тоже ведь вылетает перед рассветом.

В идее сугубо национальной государственности нет ничего противоестественного, стремление к идеалам часть человеческой натуры, все мечтают о великих историях, рождающих чувство сопричастности и счастливого единения. Но история взаимосвязи между «гипер» и «псевдо» утверждает, что радикальные акции при реализации утопий не работают. Для такой небольшой страны как Эстония воинствующий радикализм изначально чреват «псевдо» и сближает нас идеологически и политически с теми, от кого мы хотим отстраниться.

Перед нами выбор – или двигаться в том направлении, что и Россия, пытаясь оковами и водяными пушками утвердить в обществе «правильное» мировоззрение «единства», или двигаться к западному обществу, уважающему внутреннюю свободу и зрелую открытость нации всему культурному многообразию. Eesti Päevaleht