"Молодежь Эстонии" | 08.05.08 | Обратно

Уходящее прошлое уходит в будущее…

Фото Николая ШАРУБИНА

Белоруссия, как известно, первой приняла на себя страшный удар войны, сполна испытав всю ее тяжесть. И естественно, что в канун Дня Победы хотелось поговорить о пережитом, об уроках прошлого с генеральным консулом Республики Беларусь в Эстонии Александром ОСТРОВСКИМ. С ним беседует наш корреспондент Нелли КУЗНЕЦОВА.

— Один из английских историков как-то весьма остроумно, хотя и скептически сказал, что Бог, возможно, потому и терпит историков, что они делают то, чего он сделать не в состоянии: изменяют историю. Но как можно изменить прошлое, как можно сделать его другим, если живы тысячи и тысячи людей, которые пережили его, видели и на собственном опыте знают, каким оно было, это прошлое? Скажите, Александр Петрович, в вашей семье кто-нибудь воевал?

— Знаете, готовясь к нашему с вами разговору, хотел максимально отойти от привычных штампов, казенных фраз, устоявшихся, быть может, формальностей. Но вот сейчас, отвечая на ваш вопрос, все-таки не могу не повторить часто встречающуюся в печати фразу. Потому что это правда. Фактически в каждой белорусской семье война оставила свой тяжелый след.

Если же говорить о моей собственной семье, то я могу долго рассказывать о тяжелых испытаниях, которые выпали на долю моих родных.

Мой дед по материнской линии Василий Андреевич Самцевич был до войны заведующим гороно в Борисове. Уже на третий день войны немцы выбросили в районе Жодино, в 16 км от Борисова, десант. И все-таки при всей той сумятице, страшной неразберихе, которая царила в первые дни войны, в Борисове успели собрать тех, кто подлежал мобилизации. Я, кстати, уже значительно позже, в 70-х годах служил в той самой дивизии, которая в июне 41-го, неся тяжелейшие потери, сдерживала на подступах к Борисову наступающие части врага.

Мой дед в то время был уже не годен к строевой, ему было 52 года. И все-таки он пошел на призывной пункт. Был направлен, правда, не в действующую армию, а в военный госпиталь, где и прослужил все 4 военных года.

А моя бабушка Нина Николаевна и трое ее детей, старшей из которых была моя будущая мама, остались в оккупированном фашистами городе. Сразу же начались аресты, облавы, расстрелы. Нина Николаевна с детьми вместе с соседской семьей ушли в партизанский отряд. Это была Борисовско-Бегомльская партизанская зона. В Белоруссии таких зон было около 20. В них действовала советская власть, работали школы, худо-бедно, но распахивались земли под урожай.

Бабушка с детьми осталась в семейном лагере.

— В лесу? В землянках? Зимой и летом?

— Да, это была бригада «дяди Коли», так ее и называли. Ею командовал Николай Лопатин, ставший потом Героем Советского Союза и почетным гражданином города Борисова.

Брату моей матери Владимиру было в ту пору 15 лет. Но он уже был членом боевой группы. Участвовал в партизанских операциях. Тогда ведь шла активная рельсовая война, подрывы, нападения на немецкие автомашины, бои за освобождение людей, которых угоняли в Германию. В одной из таких операций в феврале 44-го года он и погиб. Я, когда езжу из Таллинна в Минск, всегда стараюсь побывать на партизанском кладбище в Бегомле, где он и похоронен, положить на могилу цветы.

— Партизанское кладбище? А когда оно возникло? Неужели еще в годы войны, оккупации? И не забыто? Не заброшено, не повреждено?

— Да, хоронить погибших партизан там начали в 43-44-м годах. Но и в послевоенные времена оно бережно сохранялось. За ним ухаживают и сейчас.

— Помнится, Константин Симонов, встретивший войну в те первые, драматические дни как раз в тех же местах, под Борисовом, потом под Могилевом, писал, что оборванность человеческих судеб — одна из самых трагических черт войны. И добавлял, что все больше испытывает обостренное чувство неоплатного долга перед людьми, ниточки судеб которых прервались, затерялись в сложных переплетах войны. Очевидно, в Белоруссии у многих людей такое же чувство. Но скажите, что же дальше было с вашими родными?

— Бабушка Нина Николаевна умерла от тифа в семейном партизанском лагере. А мама…

Вы, очевидно, знаете по книгам и кинофильмам об операции «Багратион», проводимой силами четырех фронтов по освобождению Белоруссии. Так вот партизанские отряды в тылу врага тоже участвовали в подготовке этой операции. Подрывы эшелонов, перекрытие автомобильных рокад и многое другое так сильно беспокоили немецкое командование, что им, в свою очередь, была развернута большая операция по блокированию и уничтожению партизанских отрядов.

Боевые партизанские группы с боями прорывались через немецкое кольцо, сужавшееся все больше и больше. Те, кто смог вырваться, остались в живых. Но многие, конечно, погибли. На глазах у Виктора, брата моей матери, был убит партизанский врач, которому он обычно помогал. Сам он успел вырваться. А мама, тогда еще совсем молоденькая девушка, вместе с другими людьми из семейного лагеря оказалась в руках у немцев. И была угнана вместе с другими заключенными на принудительные работы в Германию. Больше года о судьбе ее никто из родных ничего не знал. Вернулась она только в 45-м…

А мои дед и бабушка по отцовской линии были расстреляны немцами в Слуцке. Под Слуцком тоже действовал партизанский отряд, хотя леса там были не такие, как под Борисовом. Немцы хватали всех, кто, по их сведениям, был связан с партизанами. В партизанском отряде был брат моего отца Михаил. Его, студента Минского медицинского института, война застала в деревне у родителей, куда он приехал на каникулы. А мой отец после ареста был отправлен в концлагерь в Германию. Как он выжил там — трудно сказать. Но вернулся он оттуда в 45-м с подорванным здоровьем.

— Трагическая история семьи…

— Я думаю, она не более трагична, чем истории многих белорусских семей. Мы помним пограничников, их семьи, на которых война обрушилась в первые же часы. Мы помним Брестскую крепость и ее защитников, месяц, даже больше, державшихся в тылу врага, когда фронт ушел уже далеко вперед. Они даже не представляли себе, что, собственно, происходит вокруг, но они сражались до последнего. Столько, сколько могли, и даже тогда, когда уже не могли. Для них слова «присяга», «верность», «достоинство» были важными. Многие погибли, а для многих война обернулась чудовищной и бесчеловечной своей стороной — пленом.

— Есть воспоминания сына Сергея Смирнова, того самого писателя, который первым начал писать о защитниках Брестской крепости, разыскивая тех, кто остался жив, восстанавливая справедливость, вытаскивая их имена из небытия, забвения, возвращая этим людям ордена, а вместе с этим гордость, человеческое достоинство.

— Сергея Смирнова и сейчас помнят и чтят в Белоруссии, высоко оценивая то, что он сделал.

Кстати, раз уж мы заговорили о Константине Симонове, то давайте вспомним, что он завещал развеять его прах после смерти над полем близ Могилева. Потому что именно там он впервые в сумятице первых дней и недель войны увидел хорошо организованное сопротивление, продуманную оборонительную войну, людей, знающих, что они должны выстоять.

Очевидно, не многие знают, что первый партизанский отряд появился в Белоруссии на 5-й день войны. Вдумайтесь — на 5-й… И возник он в Западной Белоруссии, которая только в 39-м году была возвращена в состав СССР. Как будто совсем иная ментальность у людей, они еще совсем недавно жили иной жизнью. И тем не менее именно там начал действовать против фашистов первый партизанский отряд. Это не выдумка, не пропагандистское преувеличение. Это неоспоримый факт. Командовал этим отрядом Василий Захарович Корж, известный впоследствии государственный деятель.

К концу 41-го года в Белоруссии было уже 430 партизанских отрядов, а в 43-м — уже 1250.

— Мощное движение сопротивления…

— С 42-го года уже начал действовать Центральный штаб партизанского движения в Москве, который возглавлял Пантелеймон Кондратьевич Пономаренко.

Мне хочется назвать имена людей, которых сегодня уже нет, к сожалению, в живых, но которых хорошо помнят и чтят в Белоруссии. В годы войны они руководили партизанским движением, а в послевоенное время много сделали для восстановления и развития Белоруссии. Это, кроме Пономаренко, Петр Миронович Машеров и Кирилл Трофимович Мазуров.

— Да, эти имена звучали очень громко и часто повторялись в печати.

— Они этого заслуживали. Должен сказать, что 87 партизан в Белоруссии стали Героями Советского Союза. А вообще орденами и медалями награждены более 300 тысяч белорусов, уроженцев нашей республики.

Я не касаюсь здесь подполья. Это отдельная, сложная и во многом трагичная тема. Скажу лишь, что во всех крупнейших городах Белоруссии, в том числе, конечно, и в Минске, действовали подпольные организации.

Начало войны было очень тяжелым, это известно, части Красной армии отступали, попадали в окружение, с боями прорывались, обливаясь кровью, теряя почти полностью роты, батальоны, даже целые полки. Но люди в оккупированных немцами районах внутренне были готовы к тому, чтобы продолжать сопротивление. В Минске действовал подпольный горком партии, выходила газета «Звязда». Она и сейчас выходит в Минске под тем же названием. И хотя в белорусском языке нет слова «Звязда», мы говорим «зорка», но газета по традиции продолжает называться «Звяздой».

— Поразительно…

— В свое время была известна тщательно разработанная партизанская операция по уничтожению гауляйтера Белоруссии фон Куббе. Он был взорван в собственной спальне. Две женщины, которые потом стали Героями Советского Союза, сделали все, чтобы пронести бомбу в дом, спрятать ее, подготовить к взрыву.

— Официальная статистика, так больно произносить эти казенные слова, когда речь идет о погибших людях, тем не менее нельзя не сказать, что, по официальным данным, в Белоруссии погиб каждый четвертый житель. Страшные цифры…

— Никто не может с арифметической точностью подсчитать цифры и теперь. Тем не менее это правда, по официальным данным, в Белоруссии погибли 2 миллиона 200 тысяч человек. Это фактически каждый четвертый…

Наверное, многим известно название белорусской деревни, сожженной дотла вместе со всеми ее жителями, взрослыми и детьми…

— Да, Хатынь, слово, бьющее прямо в сердце…

— Но многие ли знают, что в Белоруссии было сожжено 628 деревень вместе со всеми живущими там людьми? 186 из них не восстановлены. Как зияющие раны войны… Урны с землей сожженных деревень хранятся в Хатыни. Там единственное в мире кладбище погибших деревень. Мемориальный комплекс…

— И звонят колокола?

— Да. Мне приходилось бывать там с разными делегациями и экскурсионными группами, и каждый раз, слушая этот тоскливый звон колоколов, глядя на остовы когда-то бывших здесь печей, чувствуешь, как ком встает в горле. Там особенно ясно ощущаешь, к чему мы были близки.

Есть замечательная книга. Не знаю, известна ли она здесь. «Я из огненной деревни»… Ее создали знаменитые наши писатели Алесь Адамович, Янка Брыль и Владимир Колесник. Они опросили оставшихся в живых жителей сожженных деревень. И книга — это их воспоминания. Это страшный документ эпохи…

Тему войны продолжила и другая наша писательница — Светлана Алексиевич.

— «У войны не женское лицо» — «Последние свидетели». Насколько я знаю, семь долгих, мучительных лет она жила горькими исповедями, которые легли в основу ее документалистики, чужой болью, которая становилась ее собственной.

— И когда читаешь эти книги, понимаешь, мне кажется, до конца, почему нам так дорог, так свят для нас, белорусов, День Победы.

В той же Хатыни есть Стена Памяти, где помещены таблички с наименованиями лагерей смерти, бывших на территории Белоруссии. Их было 66, и среди них — один из самых больших, быть может, в Европе концлагерь Тростенец. Белорусский народ, по планам Гитлера, уничтожался последовательно и жестоко.

А я еще ничего не сказал о трагедии евреев Белоруссии. В этом году в нашей республике отмечаются две горькие даты: 65-летие гибели Хатыни в марте и 65 лет в октябре — с момента уничтожения еврейского гетто в Минске. Это трагическое событие в Белоруссии будет отмечаться повсеместно. Потому что не забыта, не может быть забыта не только история белорусской нации, но и всех тех, кто пострадал в годы войны на территории Белоруссии.

— Это общая наша история, общая беда, оставившая такой глубокий след…

— Быть может, не все знают, что День независимости в Белоруссии — 3 июля — связан не с принятием Декларации независимости, как это сделано в других бывших республиках Союза, а именно с днем освобождения Минска от немецко-фашистских захватчиков. Решение об этом было принято на общенародном референдуме и никогда не подвергалось сомнению. Это общенародное мнение. Потому что победа в этой войне означала спасение белорусской нации от уничтожения, от прямого геноцида, который несла война и разработанный гитлеровским руководством план «Ост».

— Между прочим, план «Ост», как известно из документов, не предусматривал ничего хорошего и для эстонского народа. Тем не менее война как бы не существует в сознании многих эстонцев, а существует нечто совсем иное. Скажите, сотрудники генконсульства бывают на Военном кладбище, где лежат и русские, и белорусы, и украинцы, и эстонцы, ценой своей жизни спасавшие Эстонию от фашистов?

— Конечно, мы обязательно бываем на Военном кладбище и 9 мая, и 23 февраля, и в обычные дни, когда там надо что-то подправить. Я думаю, дань уважения, преклонения перед теми, кто погиб, сражаясь с фашизмом, не имеет ни географических, ни национальных границ. И переоценки смысла этой войны, значимости победы быть не может. Не только потому, что оценка этому была дана человечеством в послевоенные годы, но и потому, что оценка эта остается объективной, значимой во все времена. Для белорусского народа это именно так. Победе мы обязаны спасением нации, спасением государства.

— Один умный человек, известный актер, между прочим, недавно сказал, что человек состоит из времени, пространства, памяти и любви. И горечи, наверное… В разговорах о войне эти понятия как-то перемешиваются. Скажите, много ли участников Великой Отечественной войны, людей, видевших эту войну собственными глазами, живет сегодня в Белоруссии? Каково к ним отношение?

— Их не так много, как хотелось бы. Время, старые раны, возраст делают свое дело. Люди уходят… Но и сегодня ветеранская организация насчитывает 42 тысячи человек. А что касается отношения, то оно понятно. Ветераны пользуются существенными льготами при проезде в общественном транспорте, приобретении лекарств, оздоровительном лечении, оплате коммунальных услуг. Иначе и не может быть.

— Известно, что Минск был разрушен во время войны почти до основания. И после восстановления стал одним из красивейших городов, уникальным в архитектурном плане.

— Да, он был сметен фактически с лица земли. Хотя это был город с 1000-летней историей, с богатейшими традициями. Он восстановился, как и другие города республики, силами всего Союза, одной Белоруссии это было бы не под силу. В числе других осталось здание правительства. Дом был заминирован, но взорвать его не успели. В нем и сейчас по традиции размещаются члены правительства, хотя весь город, по существу, построен заново.

Мимо этого дома в 44-м торжественным маршем прошли колонны партизан, в которых были представители всех партизанских отрядов. Это был знаменитый партизанский парад. Наш народ помнит об этом, как вообще помнит войну. Такой, какой она была.