"Молодежь Эстонии" | 21.04.09 | Обратно

Лето Аркадия Ярцева

Ирина БУТЯЕВА

Фото Николая ШАРУБИНА

Аркадий Ярцев — художник-пейзажист из Кохтла-Ярве. Это удивительный человек и великолепный мастер пейзажа. Полотна, выполненные рукой этого мастера, оживают, когда рядом есть зритель.

— Довольно часто люди исключительно творческие на вопрос, в каком возрасте вы взяли в руки кисть или музыкальный инструмент, отвечают, что это случилось чуть ли не в момент их появления на свет. Аркадий, когда вы начали рисовать?

— В первом классе. И приобщил меня к рисованию отец, который считал, что каждый ребенок с младых ногтей должен знат немецкий язык, уметь рисовать, знать математику.

— Простите, с «младых ногтей» — это с какого же возраста?

— С пяти лет. Когда я был в этом возрасте, на Новый год ко мне пожаловал Дед Мороз. И вот тогда-то я опозорил семью — не сумел извлечь квадратный корень из шестнадцати! Ох, мой отец сильно расстроился и взялся за меня всерьез. Он был не просто строг, он был – математиком!

Что касается рисования, то одновременно с тем, как я пошел в первый класс, начал заниматься в тот же год и в изостудии, которая работала при школе. Это была очень хорошая студия, да и рисовал я с огромным удовольствием.

Преподаватель, увы, ныне покойный, серьезно готовил всех своих студийцев, занимавшихся у него на протяжении школьных лет, к поступлению в такие вузы, как Академия художеств, Серовское училище… Минимумом для него было – поступление его ученика на отделение графики тогда еще ленинградского института имени Герцена.

— И куда вы поступили?

— Я, в отличие от некоторых бывших студийцев, поступивших в высшие художественные школы, выбрал Таллиннский политехнический институт, который сегодня — университет. Но, как видите, от искусства не ушел.

— Ваш отец тоже рисовал?

— Он был не только отличным математиком, но и рисовал замечательно. Другое дело, что елочки на его работах оказывались не зелеными, а красно-коричневыми. Это происходило из-за его дальтонизма. Но ведь не в этом суть, верно?!

А вот немецким языком я так и не овладел, несмотря на все старания отца. Очень он мне не нравился. Признаюсь. Но отец на меня не обиделся, ведь математику же я освоил!

— Аркадий, могу предположить, исходя из названия выставки – «По тропинкам лета», — что вы больше всего любите именно это время года?

— Очень люблю, как и все остальные времена года. Летом могу рисовать осень или начало весны. Хотя все же лето мне как художнику очень нравится своими яркими красками и тем, что можно много времени рисовать с натуры. Не холодно.

Почему перед началом весны — о лете? Мы с Ольгой Любаскиной, хозяйкой галереи, думали и решили сделать не ретроспективную выставку, которую, как правило, делают к юбилею (моя и есть таковая) и которая бы напоминала «этапы жизненного пути», но выставку именно новых работ. Все работы, представленные на выставке, выполнены мною (или закончены!) за последние полгода.

Не все работы, которые сейчас имеет возможность увидеть зритель, выполнены с натуры. Некоторые написаны исключительно по воспоминаниям, впечатлениям. По памяти.

Нет ни одной работы, которая была бы написана с фотографии. Я никогда ими не пользуюсь!

Бывает так, что воспоминания есть, даже их чересчур много, но ничего не получается. Подобное происходит, когда эти воспоминания, как всполохи огня, накладываются одно на другое. А я за ними не успеваю... И порой даже выбрасываю картину. Причем, перед тем как выбросить, предпочитаю ее порвать, чтобы не возникло желания бесконечно ее исправлять.

Во мне отсутствует какая-либо конкретика. Я могу долго не писать, могу летом, когда природа сама просится на холст, писать осенние или зимние пейзажи… Работаю в соответствии со своими эмоциями, настроением.

— Аркадий, ваши пейзажи не просто солнечные и теплые, они уютны, вызывают желание сразу отправиться не куда-нибудь, а именно в ваше место. Подскажете направление?

— В основном это — Печорский край. Это те места, где прошло мое детство, где я бываю и сегодня. Так что направление я подсказал, но хочу предупредить: на некоторых картинах тропинки «протоптаны» именно мною, в реальности их нет. Или есть, но только ведут они в другую сторону.

В своих пейзажах, не во всех, я самостоятельно либо «сажаю» деревья, либо их «вырубаю». Где-то пускаю тропинки вместо направо — налево... Как я уже сказал, какие-то пейзажи пишу по памяти, самостоятельно обустраиваю действительность. Или же разворачиваю дом другой стороной, той, с какой мне удобно его видеть. Перекрашиваю его из настоящего синего в мой цвет – желтый... Я пытаюсь воскресить свое детство, в котором были и уютные палисадники, и пышные кусты сирени, и эти удивительные скамеечки.

К сожалению, подобных мест как у нас, так и в России, увы, остается все меньше. Некоторые удивительной красоты места сегодня изуродованы совершенно непонятными мне строениями, настоящими уродцами, лишающими место оригинальности и самобытности.

— Ваши пейзажи обладают еще одним удивительным свойством — они способны исправить самое плохое настроение. У вас бывает настроение плохим?

— А как же, бывает! Еще как бывает. В этом случае я принимаюсь за работу. Но если вдруг ничего не получается, настроение у меня становится еще хуже. Но я борюсь с этим коварным настроением изо всех сил. Правда, не всегда получается, зато стараюсь.

— Какие у вас пристрастия в музыке, литературе?

— Очень уважаю и люблю Петра Мамонова… Так что вкус у меня авангардистский. Я знаю произведения Рахманинова, очень нравится Моцарт… Что касается литературы, то это — Лев Толстой, Федор Достоевский… Я тот человек, который перечитывает, а не читает. За пределы русской классики далеко не выхожу. Когда-то нравились Герман Гессе и Томас Манн, но сегодня они ушли от меня навсегда. Сегодня считаю свое увлечение этими авторами подростковым. Пять лет назад мне был интересен Борхес. Но это было пять лет назад.

Считаю, что Андрей Платонов – великий человек, а вот Михаил Булгаков – нет. Если только его «Театральный роман», но никак не «Мастер и Маргарита»... Из современников меня никто не зацепил, да простят они меня…